Страшные сказки о Шгаре. Рассказ пятый: «о том, как брат не забыл о своем брате в самый страшный ча - Ниязов Рустам Асанович
И так происходило каждую ночь в течение шести дней. Все эти ночи Зуйда ворочался в постели, а засыпал только под утро. В седьмую ночь, измученный от странных звуков, Зуйда вышел за порог и постелил постель прямо на землю.
Надеясь, что свежий воздух облегчит его страдания, он обернул голову чалмой и крепко зажмурился. Но сон не шел, а журчание невидимого и несуществующего ручья сводило его с ума.
И вот, в тот час, когда полный диск луны затерялся и исчез в листве старого ореха, росшего во дворе, кто-то крепко схватил его за плечо. Зуйда вскрикнул и открыл глаза. Он с ужасом обнаружил перед собой маленького старичка. Старичок был одет в черный непроницаемый халат, а на его темном лице сверкали лунные зайчики.
— Что вам нужно, почтенный?! — спросил его Зуйда, чувствуя гулкое биение своего сердца.
Старичок убрал свою маленькую руку с плеча Зуйды и медленно присел рядом с ним. Бедный Зуйда забыл обо всех законах учтивости перед старшими, и бросился в жилище. Но как только он ступил за порог, то увидел, что маленький черный пришелец уже ждет его там.
Луна вычертила его глубокие морщины на лице, вместо глаз видны только черные впадины. Старик остановился на пороге и жестом показал на землю. И в тот же миг какая-то сила усадила Зуйду на пол. Он пытался подняться, но словно сам воздух обрел руки и крепко сжал его со всех сторон. А пришелец, тем временем, подошел к нему совсем близко и от него пахнуло сырым тоскливым запахом, какой обычно царит в старых подземных кладовых, опустошенных и забытых навсегда.
Он протянул руки к юноше, обхватил его за шею и стал душить, молча и яростно, пока жертва не забилась, не затрепетала в его руках. Бедный Зуйда закричал от обуявшего его ужаса.
Когда открыл глаза, было утро. Юноша лежал под густыми ветвями ореха. На его крики и стоны отозвались соседи. Они проверили дом и не нашли никаких следов ночного пришельца. Расспросив измученного Зуйду о том, что случилось, один из соседей предложил перенести его в себе в дом. И люди немедля послали мальчишку за его братом.
Когда старший брат обратился к соседям за советом и помощью, самый старый из них, почтенный Умчи-ака, тот самый, который приютил у себя умирающего, произнес горестно:
— Мы послали за жрецом в ближайший храм, чтобы он очистил жилище от злых духов и любой скверны. Но там ответили отказом. Они считают все это россказнями пугливого и глупого люда.
— Что же делать, почтенный Умчи-Ака? — спросил Хармаш.
Старый дряхлый Умчи покачал головой:
— Жрец не поможет! Вера во всемогущество Ишнар пошатнулась даже в стенах храмов.
И замолчал надолго, то ли обдумывая свои слова, то ли заснув. Хармаш терпеливо ждал, пока старик не поднимет голову. Кто-то из внуков привычно поддел локтем его чалму, чтобы облегчить старческую шею от тяжести. Умчи очнулся, зашамкал беззубым ртом и произнес:
— Хармаш, сынок! Я знаю, как излечить твоего брата. Но для этого понадобиться твоя помощь.
— Говори, почтенный старик, и я выполню всё, что ты скажешь!
— А сделать нужно вот что: будь в этом доме всю ночь, и как увидишь этого черного ночного пришельца, облей его водой из плошки!
Хармаш послушно опустил голову, соглашаясь с почтенным собеседником. В сумерках он лег на постель своего младшего брата. Соседи закрыли все окна, оставив рядом с ним глиняную плошку с водой. Умчи-ака предупредил, чтобы никто не заходил в дом, даже не ступал за ворота, потому что дом заколдован. Зная старика, как человека не любящего попусту разбрасываться словами, люди спешно покинули двор, читая про себя молитвы во славу всезнающей Ишнар.
— Не опрокинь в темноте плошку с водой, досточтимый Хармаш, иначе твоему младшему брату не сдобровать! — предупредил его старик.
Вскоре Хармаш лег и заснул.
Когда в ближайшем дворе смолкли беспокойные овцы, и воцарилась душная южная ночь, Хармаш вдруг почувствовал, что сон ушел. Лунный свет потерялся в густой листве ореха, и в доме раздался удивительно ясный звук льющейся воды. Он был легок, почти невесом, истекая из самых стен дома.
Хармаш закрыл уши, но журчание проникло в голову, сводя его с ума. Не думая больше ни о чем, гонимый страхом, он попытался убежать, да совсем не почувствовал ног. Ему удалось доползти до угла комнаты, где он затих в полном отчаянии и страхе. И в этот миг, что-то тяжелое и округлое вывалилось из его халата.
...Когда-то, наблюдая за детьми, он увидел соседского мальчика, игравшего во дворе с собакой. В порыве нежности, мальчик затолкал щенка за пазуху. Пес долго и отчаянно копошился в его одежде, пока не вырвался на свободу. Вот так и сейчас, что-то копошилось рядом с ним, выползая из его одежды. Когда Хармаш открыл глаза, то увидел перед собой старичка, маленького и черного. Хармаш вскрикнул и закрылся руками, а старик медленно пошел куда-то. Тогда Хармаш схватил плошку с водой и побежал за ним.
Черный человечек не спеша плыл над землей, не касаясь ее ногами. Его просторный халат едва доставал до земли, под рукавами чернели длинные кривые пальцы. Хармаш шел за ним. Вот они пересекли весь двор, скрипнула калитка. Вышли на улицу, отбрасывая на землю лунные тени. Черный человечек махнул рукой, и ворота соседнего дома беззвучно отворились. Там лежал умирающий Зуйда.
Огибая какие-то кувшины, брошенные на землю колёса от арбы и тяжелое воловье ярмо, черный человечек вошел, а точнее влетел в соседский дом. Хармаш почти догнал его, но вдруг оказался в полной темноте. В доме все спали, кругом не было ни единого огонька, чтобы осветить себе путь. И тут чьи-то руки подтолкнули Хармаша, помогая ему выбрать направление.
— Не оглядывайся! — зашептал некто за спиной.
Медленно пробираясь через спящих людей, Хармаш, наконец, настиг ночного старика. Тот склонился над постелью, и протянул руки к младшему брату. И бедный Зуйда задрожал всем телом, засучил ногами, над комнатой раздался его болезненный стон. Стон утончался, затем сменился на визг, полный ужаса. Хармаш чуть не уронил сосуд — это был голос младшего брата!
— Ну давай же! — подтолкнули его невидимые руки.
Хармаш зажмурился от страха и плеснул на черного человечка воду. И тут же все стихло. Лишь в груди почему-то заныло и зачесалось. Хармаш качнулся телом и стал шарить рукой, в поисках стены, потому что стоять не было сил. Он разорвал на своей груди ночную рубашку, пытаясь унять зуд. Черный старик куда-то исчез, вместе с ним исчезла и тревога. Из узких оконцев повеяло свежим утренним ветерком. Сминая свою грудь рукой, пытаясь унять разбухающий под сердцем холод, Хармаш повалился на циновку. Он увидел, как Зуйда очнулся и поднялся на ноги.
— Хармаш-ака! — позвал его младший брат, оглядываясь. — Ака, ты где?!
Хармаш понял, что опасность миновала. Зуйда стоял перед ним живой и здоровый. От этой мысли ему стало приятно, он улыбнулся и махнул рукой.
— Посмотри вниз, Зуйда, я здесь, внизу! — проговорил он.
— Ака! — не переставал его звать Зуйда, оглядываясь в темноте, в поисках брата.
— Все хорошо, увкам! — пытался успокоить его Хармаш. — Посмотри под ноги, я здесь!
Он пытался подняться, но холодная ледяная остамелость разлилась по всему телу. Младший брат постоял еще с минуту, оглядываясь, затем лег и заснул. Он спал тихим спокойным сном, и никто больше не потревожил его до утра.
На следующий день Зуйда проснулся совершенно здоровый. Когда люди привели его в родительский дом, то увидели старшего брата, лежавшего на постели мертвым. Рядом стояла пустая глиняная плошка.
...Закончив свой рассказ, музыкант немного посидел в тишине, затем стал собираться в дорогу.
— Погоди! — сказал чайханщик, поднимаясь со своей подстилки. Он вынул из-за пояса медную монетку и вручил музыканту.
— Благодарствую! — музыкант приложил монету ко лбу, к губам, затем бережно спрятал в дорожную суму.
Проводив его до ворот, чайханщик всё ждал, что музыкант что-нибудь скажет. Но Шармо молчал. Тогда, потеряв терпение, Авкат спросил сам:
