Еретики Дюны - Герберт Фрэнк Патрик (книги без сокращений TXT) 📗
Боль понемногу уменьшилась и растаяла, оставив только трепещущее воспоминание.
И опять!
Он внезапно подумал, что, должно быть, похожие муки вызывает Спайсовая Агония у Преподобной Матери. Наверняка более великой боли быть не может. Он боролся, чтобы сохранить молчание, но слышал, как хрипит и стонет. Все способности, которым он когда-либо учился как ментат и Бене Джессерит, были запущены в действие, удерживая его от слов о пощаде, обещания рассказать все, что угодно, если они только прекратят.
И опять мука сначала уменьшилась, а затем вернулась.
— Достаточно! — это женщина.
Тег шарил в памяти, вспоминая ее имя. Инокесса!
Яр брюзгливо проговорил:
— Он напичкан шиэром, которого ему хватит, по меньшей мере, на год, — он указал на экран дисплея. — Пусто.
Тег дышал мелкими судорожными вздохами. Ну и мука! Она продолжала нарастать, несмотря на требование Инокессы.
— Я сказала — довольно! — обрубила Инокесса.
«Какая же искренность», — подумал Тег. Он почувствовал, как боль уменьшалась, покидая его, словно каждый нерв удаляли из тела, вытаскивали прочь, словно нити вспоминаемой муки.
— То, что мы делаем — неправильно, — сказала Инокесса.
— Этот человек…
— Он такой же, как и любой другой, — возразил Яр. — Не следует ли мне установить особый контакт к его пенису?
— Нет, пока я здесь! — сказала Инокесса.
Тег почувствовал, что почти купился на ее искренность. Последние нити агонии покинули его тело, и он лежал с таким ощущением, словно растекся по поверхности, его поддерживавшей. Чувство нереальности происходившего оставалось. Он был сейчас и здесь, и не здесь. Он и раньше бывал здесь, и не бывал.
— Им не понравится, если мы потерпим неудачу, — сказал Яр. — Ты готова предстать перед ними, потерпев еще одну неудачу?
Инокесса резко встряхнула головой. Она наклонилась так, чтобы ее лицо оказалось в поле зрения Тега между медузообразными переплетениями контактов Пробы.
— Башар, я сожалею о том, что мы делаем. Поверь мне. Это не моя затея. Умоляю тебя. Я полна отвращения. Скажи нам теперь то, что знаешь, и позволь мне утешить тебя.
Тег улыбнулся ей. Она хороша! Он поднял взгляд на наблюдавшего чиновника.
— Передай от меня своим хозяевам: она отлично справляется.
Лицо чиновника потемнело от прихлынувшей крови. Он угрюмо насупился.
— Задай ему максимум, Яр, — проговорил он обрывистым тенорком, не знавшим голосовой тренировки, столь явной у Инокессы.
— Пожалуйста! — сказала Инокесса. Она выпрямилась, но продолжала смотреть в глаза Тега.
Учителя Бене Джессерит учили Тега этому:
«Наблюдай за глазами! Наблюдай, как изменяется их фокус. Когда фокус устремляется наружу, сознание уходит внутрь».
Он умышленно сосредоточился на ее носе. У нее не безобразное лицо. Весьма приметное. Он погадал, что за фигура может скрываться за такими бесформенными одеждами.
— Яр! — это голос чиновника.
Яр отрегулировал что-то на своем пульте управления и нажал кнопку. Агония, хлынувшая в тело Тега, показала, что предыдущий уровень, конечно, был меньше. С этой новой болью пришла странная ясность. Тег обнаружил, что почти способен отстранить свое сознание от этого вторжения. Вся эта боль причинялась кому-то еще. Он нашел спокойную гавань, где мало что его трогало. Вот есть боль. Даже мука.
Он принимал отчеты об этих ощущениях. Это, конечно, частично воздействие шиэра. Он понимал это и был благодарен.
Вмешался голос Инокессы:
— По-моему, мы его теряем. Лучше облегчить.
Ответил другой голос, но звук растаял в тишине до того, как Тег смог разобрать слова. Он обнаружил внезапно, что у него нет якоря, чтобы зацепить свое сознание. Безмолвие! Ему подумалось, что он слышит, как бешено колотится от страха его сердце, но не был уверен. Все вокруг было безмолвным и неподвижным, полное спокойствие, позади которого ничего нет.
«Жив ли я еще?»
Затем он различил стук сердца, но не был уверен, что это его собственное сердце. Бум-бум! Бум-бум! Было ощущение движения, но никакого звука. Он не мог определить источник.
«Что со мной происходит?»
Сквозь тьму, на оболочке его глаз заиграли великолепием белого сияния слова: «Я очнулся на одну треть».
— Оставь на том. Посмотрим, не сможем ли мы считать его через физические реакции.
— Может ли он еще нас слышать?
— Не сознательно.
Ни в одном из руководств Тега не говорилось, что Проба может совершать свою дьявольскую работу в присутствии шиэра. Но они называют это Т-Пробой. Возможно ли, чтобы телесные реакции давали ключ к подавленным мыслям? Существует ли такое, что можно выведать через снятие физиологических данных?
И опять в уме перед глазами Тега заплясали слова: «Он до сих пор в отключке?»
— В полной.
— Убедись в этом. Погрузи его немного глубже.
Тег постарался возвысить свое сознание над страхами.
«Я должен сохранять контроль над собой!»
Что может открыть его тело, если нет контакта с ним? Он не мог представить, что они делают, и его мозг зарегистрировал панику, но плоть этого не ощущала.
«Изолировать подопытного. Погрузить в никуда, чтобы зарегистрировать его личность».
Кто сказал это? Кто-то. Ощущение «это было» вернулось с полной силой.
«Я — ментат, — напомнил он себе. — Мой центр — это мой мозг и его работа». Он обладал опытом и воспоминаниями, на которые центр способен надежно опереться.
Боль вернулась. Звуки. Громкие! Слишком громкие!
— Он опять слышит, — это голос Яра.
— Как такое может быть? — тенорок чиновника.
— Может быть, вы погрузили его слишком низко, — это голос Инокессы.
Тег постарался открыть глаза. Веки не повиновались. Тогда он припомнил. Они называли это Т-Пробой. Это не икшианское изобретение. Это что-то из Рассеяния. Он мог определить, где оно проникло в его мускулы и чувства. Похоже на то, словно посторонний человек внедряется в его плоть, завладевая преимущественным правом на его собственные реакции. Он позволил себе проследить за работой этого машинного вторжения. Дьявольское устройство! Оно могло приказать ему моргнуть, пукнуть, поперхнуться, облегчиться, помочиться — все, что угодно. Оно могло командовать его телом, словно его мышление в управлении им ничего не значило. Ему была отведена роль наблюдателя.
Его преследовали запахи — отвратительные запахи. Он не мог приказать себе нахмуриться, но думал о том, чтобы нахмуриться. Этого было достаточно. Эти запахи источались Пробой. Они играли на его чувствах, изучали их.
— Ты достаточно получил, чтобы считать его? — тенорок чиновника.
— Он все еще нас слышит! — это Яр.
— Черт подери всех ментатов! — это голос Инокессы.
— Дит, Дет и Дот, — сказал Тег, припоминая марионеток из зимнего шоу его детства на давнем-предавнем Лернаусе.
— Он разговаривает! — голос чиновника.
Яр возился с чем-то за пультом. Тег почувствовал, что его собственно сознание заблокировано машиной. Но неподвластная машине логика ментата сообщила ему существенно важное: эти трое всего лишь марионетки. Только кукловоды важны. Движение кукол — дело рук кукловодов!
Проба продолжала вторжение в него. Но, несмотря на всю силу, задействованную в этом вторжении, Тег почувствовал, что его сознание на равных борется с ней. Она его изучала, но и он тоже ее изучал.
Теперь он понял. Весь спектр его чувств мог быть скопирован в эту Т-Пробу и идентифицирован, разобран по косточкам, чтобы быть вызванным, когда необходимо. Машина могла проследить органическую цепочку реакций, которая существовала внутри Тега, словно бы создавая его дубликат. Шиэр и его сопротивление ментата препятствовали проникновению в область воспоминаний, все остальное могло быть скопировано.
«Это не будет думать, как я», — успокоил он себя.
Машина не будет тем же самым, что его нервы и плоть. У нее не будет воспоминаний Тега и жизненного опыта Тега. Она не будет рождена женщиной. Она никогда не совершала путешествия по каналу рождения и не вторгалась в изумляющий космос.
