Молодые волки старого королевства - Иващенко Валерий В. (книги онлайн полные версии бесплатно txt) 📗

Валерий Иващенко

Молодые волки старого королевства

ПРОЛОГ. ВЬЮЖИНКА

В усыпляющем завывании метели порою можно услышать всё, что угодно. Тут главное что — не прислушиваться. Сам не заметит человек, как вползут в душу непонятная тоска и тревога. Потихоньку, исподволь входит в сердце ледяная заноза и начинает ныть, тянуть в неведомое. Потом он начнёт метаться, рваться куда-то беспричинно. И уходит, таких не держат. Вроде и вот он, человек. Да только, то уже всё видимость одна и есть. Оболочка пустая…

Проснулся он внезапно, резко, словно снизу кто ударил в занемевший от неудобной позы бок. Миг-другой Лаен ещё щурился в тонкий лучик света, пытаясь сообразить — зачем так холодно, неудобно, и почему свет снаружи такой чисто-белый. И только сейчас он проснулся окончательно.

Ещё вчера опушка леса зияла нетронутой сыростью поздней осени. И сбившаяся в кучу группа беглецов недоуменно топталась тут, боязливо косясь в глубину чащи. Позади осталось всё. Уход из уже горящего Дартхольме, выматывающее душу плавание в бурном море. И даже долгий переход в продуваемых стылым ветром дюнах, стоивший людям ещё двух стариков и одной девчушки — всё это было позади. И эта горсточка выживших, испросивших и получивших защиту перворождённых, под начавшимся к вечеру снегопадом принялась обустраиваться на ночь.

Лаен быстро высмотрел неподалёку от края леса выворотень и вполне приличную (по медвежьим, наверное, меркам) берлогу. Всё выглядывал — не мелькнёт ли в толпе испуганных лиц белая, словно седая шевелюра Вьюжинки, не придёт ли она. Но молодая вдова в праздник Урожая с крепко поджатыми губами обошла парня, нарочито опустив глаза долу, когда Лаен в хороводе холодеющими от волнения руками именно ей отдал свой собственноручно сплетённый венок… а, что теперь!

Заворочавшись, парень кое-как принялся отгребать снег. Надо же — ещё чуть продлись эта внезапно налетевшая ночная вьюга, и могло бы засыпать совсем. Лаен закусил губу, стараясь отогнать от себя мысль, скольких же нынче унесла белая хозяйка.

С вечера прискакавшие под его защиту близняшки Славка и Реченка, одинаково до полупрозрачности худые и тонкие, тоже завозились под тёплым боком. Старшая всхлипнула спросонья, поморщилась грязной мордашкой, и засовалась в поисках ускользнувшего куда-то тепла. А там и старая ведьма Вольча встрепенулась, словно и не спала, заохала.

– Что?

– Утро, — хмуро отозвался Лаен, наконец-то расширив проход и осторожно выглядывая наружу.

Белые одежды идут только мертвецам, — некстати вспомнил он, всё же признавая новую красоту ещё вчера серой и грязной земли. Изменилось всё вокруг просто до неузнаваемости. Даже разлапистая ель по соседству, под широким укрытием которой с вечера ухоронились несколько семей, нынче выглядела кряжистым богатырём с литыми снегом плечами.

– Ага, где-то тутась, — Славка шумно засопела под рукой, выдохнула в стылый воздух струйку пара.

– Не тутась, а туточки — сколько раз тебе повторять? — Лаен беззлобно, больше для порядку, врезал по спутанной зелёной шевелюре девчонки. Вот же, ещё одна зима, и войдёт девка в хоровод. Глядишь, и парень какой обязательно подарит ей свой венок — Славка даром что худая, не хуже как твоя кошка по весне, но справная, ловкая — а там всё у них пойдёт своим, освящённым веками и бессмертными чередом. Но до сих пор у её, что на уме, то и на языке…

Под другую руку проворной лаской вплелась старшая, Реченка — и её вспыхнувшие на солнце огнисто-рыжие лохмы соперничали яркостью со светилом. Впрочем, какая там старшая, всего-то на пяток минут… но даже такая маленькая фора давала девчонке право иногда задирать носопырку и командовать младшей.

– Ну-ка, подсобили, свиристёлки, — Лаен как мог стряхнул с самой большой еловой лапы снег. И как только она чуть покачнулась вверх, освободившись от тяжести, он поднатужился и подставил плечо.

Рядом запыхтели близняшки, усердно толкая туда же, вверх. И постепенно, медленно, тяжёлая как людские грехи еловая лапа поднялась.

Из узкой норы в сугробе пахнуло теплом, людским духом и вонью давно не мытых тел. Подоспевшая Вольча сунулась туда, проворно отгребая снег сухими старушечьими руками.

– Агов, есть тута хто живой-то? А ну, ступайте сюдой, да хутчее!

Первыми полезли наружу сияющие яркими разноцветными волосёнками дети, кашляя и перхая от сразу перехватившего дыхание студёного воздуха. Потом несколько старших, а следом уж и старики. Так заведено исстари — себе ништо, дитятам всё.

Лаен стоял под стремительно наливающейся тяжестью еловой лапой, словно тот Чарута-богатырь, что хрустальный свод подпирает, пока Весёнка-мастерица заново рисует на окоёме погрызенную небесным драконом луну. И едва из-под ели задком выползла Вольча да живенько закивала — все, мол — парень неловко скинул с подрагивающего плеча уже непомерную тяжесть. Неловко загребая непослушными губами воздух, с темнеющим от натуги взором он повалился в сугроб.

И каким же счастьем оказалось увидеть до щемящей радости в сердце родную белобрысую шевелюру Вьюжинки, которая проворно натирала ему щёки холодной колючестью снега.

– Вставай, — снисходительно проронила молодуха, которая словно дразнясь уселась на молодого ведуна и приводила того в чувство. — Там есть упокойники, глянь — может, кто просто задохлись?

Что ж тут не понять-то? Ежели кто не слишком ушёл ещё по тропе предков, того при некоторой изворотливости можно и вернуть. Это если пополам в сече не разрубили, или не истёк ещё отмеренный небожителями предел. А кому ж в такие дела лезть-то? Кроме ученика волхва, боле и некому, не попу же… Лаен кое-как встал, отряхнул от снега чуть ноющее после непомерной тяжести тело, и побрёл за Вьюжинкой, незаметно ловя носом остающееся за тою тепло. До чего ж сладко на сердце иной порою…

Под кривой осиной на изрытом и слегка утоптанном снегу рядком лежали три недвижных тела, над которыми ещё можно попробовать, а чуть поодаль ещё пятеро совсем уж безнадёг. Молодой ведун покривился, сплюнул украдкой в сторонку — нашли же место!

– Переклодьте вон тудой, да головой о полуночь, — хрипло распорядился он, достав из-за пазухи оберегаемый пуще глаза мешочек с травками да кореньями, и разминаючи-разогреваючи ладони.

Возле охотника Тима, который укоризненно глядел в небеса распахнутыми в удивлении блекло-голубыми глазами, Лаен долго не задержался. Хоть и справный мужичонка был — да ничего тут уже не поделаешь. Зато за обладание душой старой Ладунки пришлось поднапрячься. Старушенция хоть и ворчливая погань, однако токмо на неё да на ведьму Вольчу в случае чего и вся надёжа, опчеству без чародеек никак. Словно в сомнениях, топталась душа травницы на незримой тропочке, всё никак не спешила туда. А и впрямь, неча там делать, работы и тут по самое некуда…

– Огнём жги! — судорожно выкрикнул Лаен, тяжело ворочаясь в обнимку с грузным и бестелесным для других демоном. Спасибо Мечеславу, что бою неоружному тот год обучил…

Близняшки, которым ведун дозволял по доброте душевной иногда присутствовать при камланьях да обрядах, уже знали своё дело. Проворно напрыгнули с боков, сыпанули щепотками трухи перетерень-гриба и тут же ткнули чадящими смолоскипами из сосновых веток.

Знатно полыхнуло — ей-же-ей! Не хужее как на ярмарке, когда пришлые купцы заморские чорный порох нахваливали. А всё же, старый учитель Колин, что потом полёг в сече под стенами Дартхольме, тогда посрамил удумавших немецкое умников — так ударил моланьей в гранит-камень, что токмо обломки чадные и разлетелись.

Травница содрогнулась, зашлась надтреснутым кашлем, но тут уже к той подоспела Вольча, такая же старая и с виду квелая. Лаен отвернулся — там уже и без него справятся — и кое-как смахнул с бровей смешанный с копотью пот.

– Хто дозвол дал в моих оберегах копаться? — для виду грозно шумнул он в сторону близняшек, светящихся в тумане расплывчатыми яркими пятнами.