Остров Серых Волков (ЛП) - Нейткотт Трейси (книга регистрации .TXT) 📗

Дорис гладит его по голове.

— И кто из вас, мальчики, знает, как управлять лодкой?

— Я, — говорит Чарли.

Тонкие губы Дорис кажутся полоской коралла на фоне коричневой кожи.

— Следующая попытка.

Я качаю головой. Сэйди боялась открытого океана, поэтому мы так никогда не научились плавать на лодке. Гейб кажется подходящим для этой роли, но он говорит Дорис, что не отличит левый борт лодки от правого. Кажется, её мнение о нём из-за этого стало ниже, потому что далее она целые две минуты объясняет, что у лодок есть портовый и вёсельный борты, но не левый и правый.

— Я знаю, как управлять быстроходным катером, — говорит Эллиот, — и я быстро учусь.

— О, нет, — Дорис качает головой, а затем для дополнительного эффекта закатывает глаза. — У Бишопа был бы сердечный приступ, если бы он только подумал о том, что вы отправите «Золотого жука» на этот проклятый остров, не зная ничего о мореплавании.

Одним движением пальца очки Эллиота соскальзывают с его головы на переносицу.

— Что вам нужно, — говорит Дорис, — это кто-то вроде моей правнучки.

Я уверена, что Дорис предложила бы свою кандидатуру, если бы она всё же умела управлять лодкой, но она получила в наследство «Золотого жука» намного позже того, как старость приковала её к земле. И, оставляя лодку Дорис после смерти, Бишоп Роллинс на самом деле оставил её Анне Ленсинг. В отличие от дочери и внучки Дорис, у Анны было и время, и терпение, чтобы научиться.

Тёмная бровь поднялась над вишнёво-красными очками.

— Вы доверяете ей больше, чем мне и Чарли?

— Полагаю, мы знаем, как я умру, — говорит Чарли.

Дорис пожимает плечами. Она и все остальные в Уайлдвелле давным-давно перестали гадать, как умрёт Чарли.

— Полагаю, тебе просто стоит сдаться.

Я застонала. С таким успехом весь город может переехать на Остров Серых Волков для охоты за сокровищем.

— В любом случае, спасибо, Дорис, но думаю, что мы забудем о сокровищах, — Эллиот смотрит на меня поверх своих солнечных очков, — наш командир не очень любит общество.

Меня не должно волновать, что он прав. Мне не следует хотеть быть такой, как эти парни, которые перестанут существовать друг без друга. Это опасно — распахнуть грудь и умолять другого человека забраться внутрь и ничего там не сломать.

После Сейди я должна хотеть быть одной. Но в этом то и загвоздка, в одну секунду «одна» превращается в «одиночество». Может быть, я ждала, чтобы кто-то подтолкнул меня. Думаю, это то и делают эти парни. Они пробивают себе путь в мою душу.

Я опускаю глаза.

— Нет, — говорю я, — мы пойдём туда.

ГЛАВА 7: МАЛЬЧИК

Я кое-что узнаю о себе в промежуток времени между отправлением на лодке Бишопа и тем, что я узнаю, что никому не принадлежу.

Всё начинается с перекатывающихся волн, игриво подталкивающих лодку. Мы качаемся, кренимся, опускаемся и поднимаемся.

У меня нет морской болезни.

Из всех бесполезных фактов, которые я узнаю о своём неизвестном «Я», этот, наконец-то, работает в мою пользу.

Я спрашиваю у Бишопа о себе, пока мы плывём к нему домой. Стараюсь впитать как можно больше деталей. Надеюсь, что что-то напряжёт мою память.

— А это, — говорю я, вытягивая прядь волос, — как они выглядят?

Бишоп управляет лодкой, поэтому он бросил едва заметный взгляд.

— Коричневые.

— Существует миллион оттенков коричневого, — говорю я.

— Думал, ты вообще ничего не знаешь.

— Я ничего не знаю о себе. Но знаю многое о других вещах. Да и вообще, даже если бы мой мозг был совершенно пустым, я бы знал, что коричневый цвет не тот коричневый и не этот коричневый. Ваше лицо тоже коричневое, но оно темнее цвета грязи на этом чёртовом острове.

— Не бранись, — говорит он. — Хорошо, твои волосы цвета индийского лавра.

— Это цветок такой?

Я вытягиваю вперёд волосы, но не могу разглядеть кончики, которые задевают мои брови.

— Я из тех парней, что красят волосы в цвет цветка?

— Это вид твёрдой древесины. У меня есть письменный стол из такой — красивый, богатый коричневый цвет.

Я очень широко открываю глаза.

— А что скажете про глаза?

— О, у тебя глаза Острова Серых Волков.

Я моргаю, стоя лицом навстречу осушающему ветру.

— Я не знаю, что это значит.

— Зелёные, как трава в долине.

— Гм! — отвечаю я, всё ещё с мучением глядя на зелень из-за её бесполезности.

На расстоянии возвышается земля, мелкие дома и холмы. Когда мы приближаемся к берегу, я вижу небольшую пристань для яхт, группу зданий, покрашенных дюжиной разных цветов, высокий утёс и огромный дом, построенный на его краю.

— Кто здесь живёт?

Бишоп смотрит на особняк.

— Один старый человек, занятый ещё более старыми поисками.

В центре Уайлдвелла стоит гостиница с завтраками, похожая на пряничный домик. Она тёмно-коричневого цвета. Возможно, цвета индийского лавра. Отделка бирюзового цвета. С крыши свисает какие-то украшения из белой древесины, напоминающие кружево.

Внутри здание похоже на взрыв в магазине сладостей. Мебель — радуга цветов жвачки. Деревянная лестница покрашена в розовый. Картина за стойкой регистрации — спираль леденца. Я разглядываю банку с мармеладками на прилавке.

— Давай, угощайся.

Женщина-портье моложе Бишопа, но уже в том возрасте, когда появляются седые волосы. У неё добрые глаза. Это заставляет меня полагать, что ко мне в прошлом проявляли доброту, если я могу узнать в ней доброту.

Я отправляю в рот целую горсть.

— Может быть, ты частично животное, — говорит Бишоп, кладя в рот мармеладки одну за другой. — Ты ешь, как животное.

— Я не могу вспомнить, когда я последний раз ел, — говорю я, набив рот конфетами.

— Ты ничего не можешь вспомнить.

— Совсем ничего? — спрашивает работница гостиницы.

Я качаю головой.

— Вы меня знаете?

Я провёл весь последний час, задавая этот вопрос. Бишоп кажется менее оптимистичным, чем тогда, когда мы ступили на землю. Обезнадёженным, как и мои чувства.

— Не могу знать, — отвечает она, указывая на свои глаза. Зрачки стали туманно-серыми. — Утренний туман попал мне в глаза, и я никак не могу проморгаться, чтобы убрать его.

— Но вы можете знать меня.

— Может быть, — она качает головой. — Но пока что, ты такая же великая тайна, как этот остров.

На крыльце никого, кроме ребенка, надевшего шлем, смотрящего в пустоту.

— Странно, — бормочу я.

Бишоп похлопал меня по голове.

— Ну что, Безымянный Парень. Пора идти в полицию.

Я останавливаю его около синего коттеджа, на стене которого висит миллиард буйков. Прошло несколько часов с тех пор, как я проснулся около той ямы. Часов на поиски того, кто же я. Как я туда попал. Почему я такой же тупой, как в день своего появления на свет.

Меня раздражает быть неизвестным.

— Я не хочу быть Безымянным Парнем.

— Может, Барт? Тебе подходит.

— Я похож на Барта?

Я тихо выдыхаю. Я забыл поискать зеркало, пока мы искали кого-то, кто мог знать меня. Мне хочется поискать своё отражение в окне автомобиля, но день становится всё хуже и хуже, это значит, что я видимо узнаю, что выгляжу как Барт.

Бишоп закатывает глаза. Что странно для его возраста.

— Твоё поведение. В тебе есть некое Бартство.

— Что, чёрт побери, это вообще значит?

— Не бранись, — говорит он, — это значит, что у меня был отличный пёс по имени Барт, и ты мне его напоминаешь.

— Я бы предпочел не быть названным в честь собаки.

— Он был хорошим псом.

— Вам понравится, если я буду называть вас Ровером, а не Бишопом?

— У тебя есть пёс по кличке Ровер?

Я наталкиваюсь на окно магазина. Листовка о 158-м ежегодном Фестивале Душ царапает шею.

— Очевидно же, что я не знаю этого. Я ничего не знаю. Но я мог бы.