Паломничество жонглера - Аренев Владимир (лучшие книги .TXT) 📗
— Прямых нет, но косвенных сколько угодно, — возразил Жокруа. Он не должен был ввязываться в этот спор, нет, не должен, но… слишком уж ты растерялся, а, капитан? — Вспомните хотя бы о кабарге-фистамьенне. Почему Сатьякал так заинтересован в судьбе какого-то жонглеришки?
— Если бы я знал это наверняка, я был бы величайшим из прозверевших, господин К'Дунель. Но вы и сам, думаю, понимаете: причин такой заинтересованности может быть несколько, причем противоположных. Вдруг, например, Рыжий Гвоздь — один из людей-фистамьеннов?
(Что с твоими руками, капитан? Они вспотели? А шея и щеки — они, кажется, покраснели? О да, здесь, в конюшне, очень жарко.)
— Значит, вы наотрез отказываетесь выполнить мой приказ? — спросил он, расстегивая верхнюю пуговицу рубахи и делая вид, что ничего особенного не происходит.
— Отказываемся, — подтвердил Клин. — Простите, господин К'Дунель, но мы в первую голову выполняем приказ господина Фейсала, и этот приказ недвусмысленен и четок. И, увы, он идет вразрез с вашим. Добавлю сразу, во избежание недоговоренностей и ошибок: когда-то давно я был знаком с человеком, которого мы преследуем. Господин Фейсал знал об этом, отправляя меня с вами. Рыжий Гвоздь спас мне однажды жизнь, случайно, мы не виделись с ним ни до, ни после того раза. Разумеется, я благодарен ему за свое спасение, но поверьте, если выяснится, что Гвоздь — Носитель, я первым проголосую за его смерть. Однако пока таких доказательств нет.
— Потом может быть поздно, Клин.
— Если мы убьем невинного человека, потом тоже будет поздно извиняться перед ним, господин К'Дунель.
— Сюда идут, — сказал, поднявшись на чердак, Ясскен. — Паломники, которые здесь ночуют, вернулись из города.
«Да, — подумал Жокруа, глядя на него. — Да. Вот и ответ, вот и разгадка».
Он ничего не знал о методе равновесного треугольника господина Фейсала, но очень хорошо понимал: из трех свидетелей глава шептунов поверит двум, утверждающим одно и то же. Ну а если свидетель будет единственным…
Всё ведь так просто, капитан!..
Только когда жонглер и старый врачеватель вечером не вернулись из Клыка, К'Дунель всерьез засомневался, а так ли уж просто будет осуществить задуманное им.
Вообще — возможно ли?
Домик Аньели-Строптивицы, казалось, пребывал в этаком вневременье, на особом островке, куда минуты и часы не имели хода. «А вот тот, кто покидает его пределы…» — Фриний заставил себя не думать дальше, но в последний момент перед его мысленным взором промелькнула картинка: северное хайвуррское кладбище, пестрящее свежими могилами (после Цевировой Резни их было много…), одна — с букетиком ландышей у изголовья и молчаливой Аньелью подле. Тогда Строптивица вышла за пределы оградки своего подворья — и постарела сразу лет на десять. Хотя, конечно, не в этом дело…
Насколько он знал, на могилу дочери Аньель наведывалась редко. Годы брали свое, идти через полгорода к кладбищу ей было все тяжелее. А похоронить Омитту ближе не удалось, в городе царили беспорядки, покойников же, особенно безродных, часто без особых изысков укладывали в общую яму, и дело с концом. Если бы не хлопоты Тойры и Фриния…
«Если бы не я, может, она бы сейчас жила».
Это была старая боль и старая рана, но никогда не утихающая, не заживающая до конца. Он и поехал-то к Аньели во многом вопреки собственному желанию — и уж подавно вопреки желанию Тойры. Последний, услышав о том, что Фриний хочет попрощаться со Строптивицей, не изменился в лице, кивнул: «Разумеется», но тот знал: учитель и приемный отец от этой идеи не в восторге. Их размолвка со Строптивицей случилась давно, тем летом, когда Фриний проходил посвящение. И хотя Тойра неизменно навещал Аньель и помогал ей по хозяйству, от Омитты (а после… — и по собственным наблюдениям) он знал, что в отношениях между Строптивицей и Мудрым пролегла трещина. И с каждым годом эта трещина становилась всё шире и глубже.
Фриний не давал себе труда искать причин; считал, что его это не касается.
(Или, как понимает он сейчас в своем сне, подозревал, что как раз касается, — и поэтому не хотел вникать в неприятные подробности.)
— Я вас ждала, — сказала Аньель. — Мне бы с мальчиком поговорить. Позволишь?
Тойра лишь пожал плечами, мол, с чего бы я запрещал? Фриний спешился и прошел во двор, прихватив с собой посох. Впрочем, чародей редко теперь с ним расставался.
— Пойдем.
Она протянула было руку, потом передумала и просто кивнула в сторону дома. Там усадила на лавку за столом, сама села напротив, не зажигая свечей. Но он всё равно успел разглядеть коричневые крапинки в уголках ее глаз, пока еще малочисленные. Тойра наверняка тоже их видел. И, как и Фриний, знал, что они означают.
— Ты ходила лечить угольную лихорадку, — сказал он, укладывая посох себе на колени. — Хотя я говорил тебе: она не лечится.
— Я целительница, мальчик. — С тех пор, как ему дали новое имя, она перестала звать его Найдёнышем, но и Фринием не называла никогда, — только «мальчик» или «сынок». — Я целительница, а это означает, что я, насколько хватает моих сил, помогаю людям жить без болезней. Или безболезненно умирать.
Она замолчала и с силой потерла глаза. «Не больше двух недель», — подумал Фриний, подумал почти спокойно. Вместо жалости, которую он, казалось бы, должен был испытывать, Фриний ощущал нечто вроде брезгливости и легкого, зудящего чувства облегчения. Женщина, сидящая перед ним, не имела почти ничего общего с той Аньелью, которую он помнил.
— Тойре не рассказывай, — велела Строптивица. — Скорей всего, он сам углядел, а нет — так и не нужно. — Она провела рукой по столу, словно сметая всё, произнесенное до этого, и тем самым закрывая тему. — Ну, — спросила, — так куда ты теперь, после обучения своего? В Хайвурре решил не оставаться, а?
Фриний рассказал, что едет с Тойрой, потому что тот его нанял.
Строптивица покивала, словно именно это и ожидала услышать.
— Ну да, «нанял». Для чего же, разреши узнать.
— Я не уверен, что могу об этом говорить.
— А ты уверен, что сам-то знаешь правду? А-а, ладно, ты небось думаешь, я наговариваю на него, потому что мы в ссоре. И зазвала тебя сюда, чтобы против него настроить.
— А это не так? — Она усмехнулась.
— Мальчик-мальчик, ты хочешь быть сильным, но это не сила. Когда-нибудь ты поймешь… Сегодня тебе не до этого. Но однажды подумай, чего же от тебя хочет твой приемный отец.
— А ты знаешь это?
Строптивица качнула головой. Сейчас она выглядела старой, очень старой и казалась почти безумной, вопреки спокойному тону.
— Конечно нет, мальчик. Он никогда и никого полностью не посвящает в свои планы. Разве только если уверен, что от этого будет какой-нибудь прок.
Фриний ничего не ответил. Разговор начал вызывать у него досаду и небольшое раздражение. Да и затронутая Строптивицей тема ему не нравилась.
— Я могу что-нибудь для тебя сделать?
— Можешь. — Она заглянула ему в глаза, хотя в домике по-прежнему царил полумрак. — Каждый год вспоминай о нашем разговоре, в день ее смерти. Всего один раз в год спрашивай себя, что ты делаешь и зачем. Особенно — зачем. Обещаешь, сынок?
— Обещаю.
Со двора донеслось лошадиное ржание, было слышно, как нетерпеливо бьют о землю копыта. Тойра вполголоса что-то проговорил, видимо, успокаивая животных.
— Намекает, — усмехнулась Аньель. — Пора тебе. Ну, ступай, чародей.
Досадуя на себя (и отчасти — на Строптивицу за то, что заставляет чувствовать эту досаду), Фриний попрощался и вышел из домика. Она не стала провожать и, почему-то он был уверен, даже не посмотрела им вслед из окна.
В молчании Тойра и Фриний проехали всю деревушку, и только когда оказались на Северном Ургуньском тракте, Мудрый спросил:
— Ты хоть защитный кокон держал, когда с ней разговаривал? Угольная лихорадка, знаешь ли…
— Держал, — отрезал Фриний, в душе дивясь собственной дерзости.
