Магистериум морум (ЛП) - Бэд Кристиан (читать полную версию книги TXT) 📗
Анчутус от презрения Сатаны задымился и рассыпался пеплом.
Тиллит уставилась на Борна, прикидывая, ей-то что делать? Инкуб вроде бы уцелел? Но бунтовать и становиться владыкой мира он почему-то не хочет… А как же она?
Сатана обещал ей, что человечек струсит и обвинит Борна, а Борн взбунтуется! Как же так? А ей? А она?!
Сатана сделал текучий шаг, маня за собою Фабиуса.
— Стой! — прошептал инкуб.
Сатана неспешно обернулся, и вдруг пламя его угасло, и он закричал, что-то прочтя на лице инкуба:
— Молчи!
— Я вижу ветер и говорю с ним, — произнёс Борн.
Чёрный ветер изогнулся и тряпкой лёг к его ногам.
— Не делай этого! Ты же мой сын! — Сатана полыхнул языками пламени, но они снова опали, и он остался стоять пародией на демона, на своё неудачливое дитя.
— Я — изгой, — сказал Борн. — Ты изгнал меня, и я принял изгнание.
Он нагнулся и поднял с земли камень:
— Я вижу землю и говорю с нею!
Сатана вспыхнул радугой, и небо заиграло раскалёнными сполохами.
Фабиус ощутил, что задыхается в волне горячего воздуха, но инкуб лишь хмыкнул:
— Огня мне и не хватало! Я вижу огонь и говорю с ним!
Сатана опал весь и замер недвижной статуей. Потом в теле его открылся огромный рот:
— У ТЕБЯ ВСЁ РАВНО! ВСЁ РАВНО НЕ БУДЕТ ВОДЫ! ЕЁ НЕТ ЗДЕСЬ! НЕТ!
Фабиус шагнул к Борну:
— Бери мою кровь, демон! Я делал опыты: воды в ней — с избытком.
Борн улыбнулся и положил ему на плечо обжигающую руку:
— Я вижу воду и говорю с ней!
Фабиус ощутил, как кровь закипает у него в жилах.
— ЭТОГО МАЛО! МАЛО! — взвыл Сатана. — ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ, ЧТО ДАЛЬШЕ!
— Я же не идиот, — покачал головою Борн. — Кроме стихий — есть ещё свет и тьма.
Сатана задрожал от ярости, и мир тоже пошёл мелкой дрожью, будто отражение в воде. Солнце забилось и заметалось в пыльном мешке, в который превратилось небо.
— Не успеешь, — отрезал Борн. — Да и Фабиус — есть подобие света, а я и ты — тьмы. Ингредиенты все здесь, у меня!
Борн воздел руки к Изменчивому и провозгласил:
— Я вижу тебя, отец мой, Сатана! Я вижу тьму! И говорю с ней!
Тут уже всё загрохотало и затряслось вокруг. Земля заходила ходуном. Тьма заметалась над ней.
— ТЫ РАЗРУШАЕШЬ НАШ МИР! — взвыл Сатана. — Я ОБМАНУЛ ВАС! ДОГОВОР О МАГИСТЕРИУМ МОРУМ РАЗОРВАТЬ НЕВОЗМОЖНО! ВЫ БУДЕТЕ ПОВЕРЖЕНЫ ВМЕСТЕ С НИМ!
— Почему бы вдруг так, отец Лжи? Смотри же! Твой Договор был нарушен, но я заключаю свой — поверх твоего. Он тяжелее, и ты чувствуешь это.
— ЗЕМЛЯ ДРОЖИТ!
— Это рушатся твои церкви, они из единой тьмы, а земля станет союзом шести. Твои церкви не выдерживают равновесия, отец. Мне жаль. Уйди же прочь!
— Я ПРОКЛИНАЮ! ПРОКЛИНАЮ ТЕБЯ!
Борн пожал плечами: он много тысячелетий был проклят.
А потом из пылевого мешка вышло солнце и ослепило людей. Изменчивый же не вынес устремившихся к нему лучей и сгинул. А, может, ему просто нечего было больше сказать.
— Я вижу свет, — прошептал Борн, не отводя глаз от обжигающего после тьмы сияния. — И говорю с ним.
Фабиус лишь слышал всё это. Свет ударил его по глазам, он не устоял, со стоном опустившись на… песок.
Кругом был просто песок. И былинки сухой полыни под дрожащими пальцами…
А если бы Фабиус сумел открыть глаза, он бы увидел холмы. И дорогу, убегающую в Лимс.
Глава 37. Аро или Дамиен?
И чувства добрые я дрыном пробуждал.
Народная мудрость
На земле, день 1-й.
Алисса крепко сжимала палку, но чудовище возвышалось над ней на локоть, и кожа его была толстой, как камень. Алисса не боялась за себя — тварь была неповоротлива — только за лошадь. Если этот урод сожрёт лошадь, куда им потом деваться?
Алисса закричала изо всех сил и врезала по кривозубой морде. Тщетно! Монстр продолжал надвигаться на бедного мерина.
Лошадь, не имея возможности видеть чудовище, а, тем более, убежать от него, глухо стонала и пыталась переступать спутанными ногами.
Вдруг словно бы из-под земли выскочила чёрная тень и вцепилась адской твари прямо в круглый немигающий глаз!
Алисса вскрикнула и отшатнулась. А после разглядела, что это не тень, а худая облезлая кошка.
«Надо же! — удивилась Алисса. — Маленькая, а какая бесстрашная! И уж больно похожа на бедную фурию — такая же чёрная и несчастная на вид».
Тварь на кошку отреагировала не по тварски — закричала жалобно и неожиданно тонко для такой огромной туши, попятилась, села на задницу. Лапы её были слишком коротки, чтобы достать до глаза, а кошка разбушевалась не на шутку.
— Пошла прочь! Прочь! — заорала Алисса и начала с удвоенной силой молотить зверюгу по другому глазу, видно, это было её единственное уязвимое место.
Тварь долго пятилась, вспахивая землю тяжёлой филейной частью. Но как только она насмелилась встать и броситься в контратаку, в небе посветлело, и земля закачалась, не выдыхая, как раньше, а, словно бы, делая вдохи, чтобы закрыть распахнутые кругом жадные рты провалов.
Твари вдохи земли не понравились. Она неуклюже развернулась и, позабыв про людей и вкусную лошадь, изо всех сил заковыляла к разлому.
Тщетно. Толстые ноги твари были слишком коротки, чтобы развить хоть какую-то скорость. Яма, из которой она вылезла, вздохнула и, выбросив струйку пепла, закрылась.
Тварь закричала, от неё стали отваливаться куски плоти, тут же застывающие, словно обломки гигантской скульптуры из глины и песка.
Алиссе стало жалко её, ведь тварь была поначалу живой, пусть уродливой, страшной, но живой. Да и не успела она наделать вреда.
Кошка же ощущала себя победительницей. Она подбежала к повозке, гордо задрав хвост, скрипуче замяукала, почуяв съестное.
— Сейчас, сейчас, — отмахнулась Алисса, и, прикрыв локтем лицо, стала смотреть на небо.
Солнце разгоралось всё ярче. Стало понятно, что уже далеко за полдень.
Алисса и сама ощутила голод и такую усталость, что ноги её задрожали. Кошка опять замяукала, и женщина побрела к повозке.
— Ох ты, бедняга, — бормотала Алисса. — Сейчас, глупая, не кричи. В повозке есть хлеб и сыр.
Она с трудом прошла два десятка шагов, привалилась к колесу.
— Эй! — закричала она, чувствуя, что сил больше нет совсем, и что её бьёт озноб от запоздалого страха и не даёт больше сделать ни шагу. — Вылезай ты, никчёмный дурак! Поехали!
Возчик, однако, больше напоминал кучу ветоши под повозкой, чем затаившегося там человека. Только Белка смотрела на Алиссу из-под сена красными от слёз глазами. Она ещё не верила, что всё закончилось.
Не дождавшись от возчика даже мычания, женщина собралась-таки с силами, полезла внутрь повозки, цепляясь за колесо. Кошка прыгнула следом.
Алисса нашарила в узелке сыр и отломила кошке. Потом она обняла зарёванную Белку, полежала немного с прикрытыми глазами, давая себе ощутить, как солнце поглаживает по щеке, поднялась, палкой выгнала из-под повозки трясущегося от страха мужика, распутала коня, пришёптывая: «Да стой же ты, стой…»
Она сама села править, не надеясь уже на возчика, и полуочумевший мерин, всхрапывая и косясь, потащил возок по изорванной шрамами дороге. Возчик ехал в сене вместе с ребёнком и кошкой.
***
Тиллит застыла на песке в окружении трёх десятков чертей и бесов. Четыре людских магистра распростёрлись в пыли, лишившись от ужаса сознания, но не жизни. Крещёные тоже уцелели, но не решались покинуть высокий холм у реки. Оттуда доносился их жалобный вой.
Борн огляделся. Взгляд его коснулся демоницы.
— Я… Я пришла к тебе, потому что любила тебя, Борн, — пролепетала она.
— Прочь, дура.
Борн, отвернулся от Тиллит, помог Фабиусу подняться.
— Тебе нужно попить воды, маг. Пей, как следует. Я много взял от тебя.
Фабиус поплёлся к реке. С трудом спустился по тропинке к воде. Склонился: из реки на него смотрел старик с красным от жара лицом и абсолютно седой бородой.