Охотники за Костями (ЛП) - Эриксон Стивен (читать полные книги онлайн бесплатно txt) 📗
Рядом показалась какая-то фигура: поднят длинный каменный меч, сухое мертвое лицо повернуто к ней… лезвие дернулось, вонзилось, как пламя, в грудь Сциллары, зазубренный край пересчитал ребра и прошел под ключицей, вырвавшись наружу у лопатки.
Сциллара опустилась на землю, на спину, почувствовав, как тело соскользнуло с меча.
Привидение снова пропало в облаке мух.
Она слышала лишь жужжание, видела лишь хаотический рой, сгустившийся над раной в груди, из которой брызгала кровь — как будто мухи стали кулаком, и он рвался внутрь нее. Проник…
Резак не успел среагировать. Налет пыли и песка, и голова коня вдруг пропала; кровь струями рванулась из артерий, словно надеясь догнать отсеченную голову. Передние ноги подогнулись, обезглавленное животное упало.
Резаку удалось высвободиться, вскочить на ноги в мальстриме мух.
Рядом появился кто-то — он отскочил, выхватив нож и резанув, блокировав удар изогнутого кремневого меча — скимитара. Лезвия столкнулись, и меч врага просто прошел сквозь нож Резака — сила удара казалась необоримой…
Он смотрел, как лезвие входит в живот, смотрел, как оно выходит… и за ним выпадают кишки.
Схватив их обеими руками, Резак упал — жизнь покинула его ноги. Он неверующе взирал на массу в ладонях… повалился на левый бок, свернулся клубком вокруг непоправимой раны…
Пропал слух. Только собственное дыхание, и мушиный зуд… Мухи сомкнулись, как будто заранее знали, что тут случится…
Нападающие возникли из пыли справа от Серожаба. Дикая боль — громадный халцедоновый клинок прорезал переднюю лапу демона, отделив ее и вызвав поток зеленой крови. Второй удар оторвал заднюю лапу, и демон упал оземь, беспомощно дергая оставшимися конечностями.
В тускнеющих глазах мелькнула последняя сцена, зернистая от страдания и мух. В пяти шагах широкоплечая звероподобная тварь, едва ли не одни кожа и кости, переступает через левую лапу Серожаба, а она дергается сама по себе. Входит в мушиный рой.
— Неудовольствие. Не могу больше прыгать.
Едва он соскочил со спины лошади, как два каменных меча дотянулись — один вонзился в плоть, отрубив руку, второй прошел сквозь грудь. Горло Геборика заполнил звериный рев. Он отчаянно изогнулся, пытаясь освободиться от пронзившего тело лезвия. Оно следовало за ним, нанося раны, перерубая ребра, протыкая легкие, печень — и наконец выйдя из бока в сопровождении осколков, брызг крови и мяса.
Дестриант упал и покатился по земле; рот наполнился горячим, кровь брызнула на песок.
Два Т'лан Имасса поспешили туда, куда он упал. Их мечи были покрыты ошметками плоти.
Геборик смотрел в их безжизненные, пустые глазницы, созерцал, как немертвые снова и снова рубят его тело. Созерцал, как клинок движется к лицу, вонзается в шею…
Голоса — мольбы, далекий хор отчаяния и страха — он больше не может слышать их, все эти души из поглощенного нефритом водоворота, всё более и более отдаляющиеся — "говорил же я, не ждите меня, несчастные создания. Видите наконец, как легко меня сломить?
Я слышал мертвых, но я не смог служить им. Я жил, ничего не создавая".
Сейчас он ясно вспоминал — один ужасный нескончаемый миг — вечность — тысячи образов — как много бесполезных поступков, пустых деяний — как много лиц — это те, для кого он ничего не сделал. Боден, Кульп, Паран, Л'орик, Сциллара… Блуждания в чужих странах, в садах, ставших усталой пылью на жестоком, сожженном солнцем ветру — лучше бы он умер в рудниках Черепной Чаши. Не было бы всех измен. Фенер сидел бы на троне. Отчаяние душ в нефритовых тюрьмах, свободно летящих сквозь Бездну, о, это устрашающее отчаяние — оно могло бы оставаться не услышанным, не замеченным — и тогда не было бы фальшивых обещаний спасения.
Боден не медлил бы в попытках освобождения Фелисин — "о, я не сделал ничего, достойного уважения, за всю долгую жизнь. Призраки рук, вы создали лишь иллюзию контакта — ни благословения, ни спасения тем, кого вы осмелились касаться. Возрожденные глаза с кошачьим зрением — вы тускнеете, в вас видно лишь то, что каждый охотник видит в очах убитой жертвы".
Так много воинов, великих героев — хотя бы в своих собственных глазах — так много людей бросалось за Тричем, превратившимся в тигра — гиганта… они ничего не знали об этом звере. Они желали победить его, встать над трупом, заглянуть в тусклые очи, надеясь схватить нечто… хоть что-то… величие, восторг… и вобрать это в себя.
Но истину не найти, если взыскующий слаб духовно и морально. Благородство и славу нельзя украсть, нельзя стяжать, насильственно отнимая жизнь. "Боги, что за жалкое, разящее, зверски жестокое заблуждение… как хорошо, что Трич убил всех таких идиотов. Без жалости. Ах, какое ясное послание".
Но он знал: убившие его Имассы ничего не сознают. Они действуют, исходя из необходимости. Может быть, там, глубоко в памяти о временах, когда они были живыми — есть воспоминание о попытках присвоить не принадлежащее им. Но все это уже не важно.
Геборик не будет ценным трофеем.
И это хорошо.
Это последнее его падение, и хорошо, что не остается свидетелей. Ему это подходит. Пусть мысли о славе останутся здесь.
"Ну разве не показательно? Последняя мысль — о том, как я оказался недостоин сам себя".
Он понял, что тянется к… чему-то. Тянется, но не достает. Нет ничего. Совсем ничего.
КНИГА ТРЕТЬЯ
ТЕНИ КОРОЛЯ
Кто сможет сказать, где разница между истиной и сонмом желаний, совместно придающих форму памяти? Каждая легенда многослойна, и внешний ее рисунок фальшиво сочетает форму и намерение. Мы искажаем сознательно; мы подгоняем глубокий смысл под лекала воображаемой нужды. Ложь приносит одновременно и неудачу, и дар; ибо, отрицая истину, мы вольно или невольно признаем некое универсальное значение. Частное отдает дань общему; детали служат величию целого, и в сказках мы превосходим наши мирские "я". Свивая слова, мы поистине привязываем себя к идее человечества…
Глава 12
Он говорил о тех, кому суждено пасть, и в холодных очах его виделась истина: те, о ком он говорит — это мы. Слова его — о сломанном тростнике, о заговоре отчаяния, о сдаче как даре и об уничтожении во имя спасения. Он говорил о расплескивании войн, он советовал нам бежать в дикие земли, где мы сможем избежать напрасной траты жизней…
Только что прогалина между древесными стволами была пуста; миг спустя Семар Дев случайно глянула — и задохнулась, заметив людей. Со всех сторон на солнечных местах, окруженных черными елями, папоротниками и колючими кустами, стояли дикари. — Карса Орлонг, — шепнула она. — У нас гости…
Теблор — руки его были покрыты запекшейся кровью — отодрал еще один кусок мяса от бычьего бедра и только потом поднял голову. Хмыкнул — и вернулся к мясницкой работе.
Они осторожно приближались, выходя из лесного сумрака. Низенькие, жилистые, в крашеных шкурах, руки обвиты кусками меха. Кожа их была цвета болотной воды, грудь и плечи покрывали ритуальные рубцы. Вокруг рта у каждого была нанесена краска из пепла, отчего дикари казались бородатыми; темные глаза обведены кольцами серого и голубоватого цветов. Они несли топоры, копья, на кожаных поясах висели различные ножи. На многих были украшения из холоднокованой меди, имитирующие разные фазы луны; один из воинов имел ожерелье из костей какой-то крупной рыбы, внизу которого поблескивал золотым ободком диск из черненой меди — вероятно, он представлял полное затмение. Этот человек — очевидно, вождь — вышел вперед на три шага и, освещенный ярким солнцем, медленно склонился перед равнодушным Карсой.
