Маша Орлова. Тетралогия (СИ) - Чурсина Мария Александровна (лучшие бесплатные книги TXT, FB2) 📗
– В‑третьих? – напомнила Маша.
– Фантом города – не призрак в заброшенной бане. Он очень опасен. Постарайся не приближаться к нему. Не хочу найти тебя в ближайшем парке… безо всяких признаков насильственной смерти, понимаешь?
Маша не была уверенна в том, насколько хорошо она всё поняла, но на всякий случай кивнула.
Легко пообещать – сложно усидеть на месте. Она искусала ногти, но всё‑таки не удержалась, и как только город укутался в ночь, вышла из дома, полагаясь только на собственное чутьё.
Маша искала фантом города под ночным небом, в силуэтах теней и отблесках сырно‑жёлтых фонарей. На пустых улицах звук её шагов эхом отскакивал от спящих домов. Деревья молчали вслед. О бетонные парапеты шептали волны Совы. Мать‑птица парила над городом, раскинув широкие крылья. Набережная тянула Машу сильнее, но даже здесь было пусто – призрачное ощущение и только.
Под утро Маша вернулась домой, усталая, мокрая от ночного дождя. Она приняла душ и рухнула в кровать – к полудню ей нужно было предстать перед Антонио с каким‑нибудь более или менее вменяемым планом следственных действий. И ночные прогулки в него, конечно, входить не будут.
Выспаться всё равно не получилось: солнце жарило сквозь шторы, но за несколько часов дремы Маше привиделся город, каким он был двадцать лет назад, как старый чёрно‑белый фильм. Чёрное – небо и дома, белое – редкие фонари.
Бродили военные патрули. Ни огонька в окнах домов, и даже фонари светили через один. Комендантский час – и ни одного прохожего на улицах. Только мать‑птица парила, и шептала Сова, и всё. В этом городе жила молодая учительница – с волосами до самой поясницы, и однажды тихой ночью учительница встретилась с фантомом города.
Он был похож на человека, но только издали. У него не было лица – вместо лица серое ничто, вроде старой мешковине. Когда он пытался говорить по‑человечески, ничто мялось и шло складками. Звуки выходили отрывистыми, сипящими. Ему легче было говорить гудением ветра в переулках и скрипом тяжёлых механизмов.
– Ты скучал по мне? – спросила учительница.
Он принёс и бросил ей под ноги букет из жёлтых листьев.
– Я тоже скучала, – произнесла она, охрипнув от волнения. – Веришь? Конечно, ты веришь.
…Маша поднялась с тяжёлой головой. За окном вовсю кричали птицы.
– Будешь салат? – поинтересовалась Сабрина с кухни.
– Почему я его не чувствую? – Вместо ответа Маша шлёпнулась на табуретку. Потянула носом запах свежезаваренного чая, но даже не прикоснулась к нему. – Почему? Это очень сильная сущность, я ведь должна была её почувствовать, ну хоть немного, хоть приблизительно. Каких демонов я ничего не ощущаю? Или я уже потеряла нюх?
– Спокойнее. – Сабрина едва спасла чашку от её неловкого взмаха рукой.
– Послушай, мне всю жизнь твердили, какая замечательная у меня чувствительность, и что? Я только вчера узнала, что у города есть некий фантом, который убивает, как нечего делать!
Сабрина поставила миску с салатом на стол, в задумчивости перемешала его ещё раз.
– Если он убивает, как нечего делать, то и от тебя может спрятаться, как нечего делать. Ну, исходя из человеческой логики.
Такое случалось и раньше – сущности убивали людей. Поэтому она легко могла предположить, что одна из них двадцать пять лет назад убила троих детей, а бедная учительница ничего не смогла с этим поделать. Может быть, теперь эта сущность вернулась и продолжила убивать.
Всё это хорошо складывалось в логическую цепочку, но интуиция упиралась. А Маша привыкла доверять своей интуиции.
На работе её ждал подарок – ответ на запрос о подростковых самоубийствах за год. Маша пролистала его по дороге до кабинета и ужаснулась: сто сорок пять тринадцатилетних девочек и мальчиков, которые решили уйти из жизни – это много или мало? Стоит ли подозревать хоть в половине из них жуткий фантом города, или эта грустная статистика целиком и полностью на вине недосмотревших взрослых?
Печальная цифра отправилась в кучу других бумаг, и Маша некоторое время безучастно смотрела на выключенный монитор. Если Антонио связал смерть Алисы со смертями двадцатипятилетней давности, выходит, он был уверен в том, что виноват фантом. Но чего же тогда он хочет от неё, не признательных же показаний от бестелесного призрака! Если он уверен, почему не высылает бригаду на уничтожение сущности?
Если же нет, зачем тогда весь этот спектакль с архивными делами? «Я хотел рассказать тебе сам». Так почему же сразу не рассказал? Дождался, когда она влезет в это дело по уши.
Бесполезные размышления. Если Алису убил не фантом города, то у Маши есть только один способ доказать это – выяснить, кто её убил.
– Видите ли, я понятия не имею, из‑за чего она могла покончить с собой. Выпускные экзамены на носу, а она весь год к ним готовилась, курсы, репетиторы. Правда, уставала очень сильно. Не высыпалась. И тут… я понятия не имею.
С фото на полке на Машу смотрела та самая Алиса – обычная девочка‑подросток, она улыбалась и делала какие‑то пасы руками на фоне старинного, явно западного города. Ещё были привявшие цветы, весь дом утонул в цветах. От их сладкого запаха делалось тошно.
Мама Алисы – её звали Русланой – была очень моложавой – и очень поблекшей, словно картина, которая долго висела под солнечным светом. Кроме неё в квартире никого не осталось. Даже делалось странно, обычно в таких случаях приезжают родственники.
– Вы говорили, она уже пыталась покончить с собой?
– Пугала, только пугала меня. Один раз мы с ней сильно поругались. Было поздно, я кричала, чтобы она выключила компьютер и шла спать, а она тогда обернулась на меня и так зло послала куда подальше. Никогда раньше так не говорила. Я выскочила, хлопнула дверью. А потом вернулась – а она сидит на окошке, ногами в воздухе болтает. Говорит: «Хочешь посмотреть, как птички летают». А я стою на пороге и не могу шевельнуться.
Маша бросила взгляд в окно – восьмой этаж, новенькая высотка. Напротив – ещё одна такая же, и стёкла в ней блестят, как драгоценные камни в жиле.
– Вы после этого с ней говорили? Ходили к психологу?
– Вы что, я даже заикаться боялась об этом! Мы никогда не касались этой темы.
Маше было жаль её – не хотелось долго мучить расспросами. Ещё больше ей сделалось жаль тринадцатилетнюю девчонку, замученную уроками и репетиторами и не понятую даже тогда, когда она напрямую заявила о своих намерениях.
– Вы сказали, что Алиса хотела поступать в медицинский?
– Да, она же выиграла районную олимпиаду по биологии. Её даже преподаватели университета очень хвалили. Предлагали к ним поступать.
У неё в руках был альбом – газетные вырезки и яркие грамоты в прозрачных файлах. Она принялась показывать Маше какие‑то статьи из местной газеты, где имя подчёркнутое синей ручной было сплошь Алиса, Алиса, Алиса. На чёрно‑белой фотографии Маша разглядела здание государственного университета.
На полках в её комнате теснились учебники и девчачьи романы. Яркие открытки, пришпиленные иглами к доске для заметок, картинки с котятами, записки на цветных стикерах.
Вета не терпела школьных олимпиад. Отговаривалась, как могла, но в этот раз не вышло: в этот раз её послали сидеть с восьмыми классами. Как будто нарочно.
В коридоре они развесили цветные плакаты: предполагалась стендовая конференция. Открывая дверь, Вета почувствовала тот самый трепет – даже похолодели коленки. Она вошла, и на неё уставились двенадцать пар глаз. Нет. Она моргнула, прогоняя наваждение. Не двенадцать – участков олимпиады было гораздо больше. Всё, что оставалось – выйти к доске и заговорить.
– На титульном листе напишите… Вскрываем пакет с заданиями по жёлтой линии. В каждом есть чёрная ручка – пишем только ею.
Вета говорила спокойно и холодно, как обычно со студентами. Она научилась говорить так, но иногда – по ночам – с содроганием вспоминала, как выходила к доске перед двенадцатью взглядами, и голос её против воли вздрагивал и скатывался на высокие ноты.
