Маша Орлова. Тетралогия (СИ) - Чурсина Мария Александровна (лучшие бесплатные книги TXT, FB2) 📗
Они вскрыли задания и начали: кто расписывал ручку на черновике, кто листал задачи, шаря по ним почти обезумевшим взглядом, кто отрешённо смотрел в окно, настраиваясь на работу. Дети. Её восьмиклассники тоже были всего лишь – детьми.
Вета прошла к кафедре и села. Четыре часа, и это кончится. Письменный тур олимпиады длится всего‑то четыре часа. Ничего страшного. Нужно просто переждать.
Как всё‑таки хорошо, что она больше не работает в школе. Только иногда ей почему‑то снится Рония – она сидела вон там, за третьей партой у стены – а потом шагнула с парапета в серую воду. Иногда приходит Игорь – его нашли в парке. Без признаков насильственной смерти.
«Без признаков насильственной смерти», – какая гадкая фраза, протокольный язык, синими чернилами по белой бумаге.
– Можно выйти? – девочка на третьей парте у стены по‑школьному тянет руку. Девочка бледная и рука у неё дрожит. Ещё бы, городская олимпиада, и главный приз – поступление в университет без экзаменов. Есть, за что поволноваться.
Вета кивнула. Выйти и позвать сопровождающего, чтобы проследил.
Девочка ушла, а Вета осталась в классе. В этот раз ей не хотелось бродить между рядами, чтобы вылавливать списывающих. Это полезно со студентами, а со школьниками можно просто заглядывать в глаза каждому – по очереди – и делать вид, что всё‑всё про него знаешь.
Вета смотрела на них и вертела в руках карандаш. Всего четыре часа. А этой ночью ей снились все сразу – все двенадцать человек, – как будто они встречали её после каникул и бросились обниматься, спрашивать, не разлюбила ли она их. Во сне Вета знала, что любит их. Что умрёт без них.
А когда проснулась, не могла понять, с чего вдруг так извернулось её подсознание. Они ведь ненавидели её и даже не скрывали этого. Не считали нужным скрывать.
«Проваливайте лучше отсюда, – вот как они говорили. Майский Арт, он сидел за второй партой среднего ряда. – Вам тут не рады, разве не видно».
Ей было видно.
Мальчик со второй парты уронил на пол фирменную чёрную ручку – в тишине испуганного класса она прозвучала, как грозовой раскат. Вета вздрогнула и посмотрела на парня – тот сжался в комок под её взглядом. Вета долго училась холодному взгляду и холодному голосу, чтобы не быть такой, как раньше.
Вот только сны – слишком часто они возвращались к ней. Рония брала за руку и говорила: «Вы нас полюбите? Правда? Полюбите?». Игорь сидел за партой рядом с Артом, и они почти всегда молчали, но за детской обидой Вета снова видела отчаянную просьбу о помощь. Им была так важна её любовь.
Больше они никогда не увиделись. Только во сне.
– Я думала, раз она увлекалась биологией и химией, есть вероятность, что Алиса сталкивалась с этой вашей Елизаветой Николаевной, на олимпиадах, скажем. Так что…
Телефон Антонио не отвечал. Маша наговорила всё, что думала, на автоответчик, тут же пожалела об этом и отключилась. Ей до смерти не нравились все версии, но хотелось поговорить хоть с кем‑то.
У Антонио наверняка нашлись дела поважнее, и Маша, прикинув, что до встречи с экспертом осталась ещё уйма времени, решила повторить свой ночной маршрут.
Хоть день был не выходной, народу на набережной собралось достаточно. О том, чтобы почувствовать фантом и речи не шло, любая не‑жизнь оказалась бы просто погребена под наплывом живой энергетики.
Распластав гранитные крылья по ветру, Мать‑птица парила над пляжем и широкой лестницей к нему. Маша остановилась в тени стелы, отыскивая на карте парк, в котором нашли Алису. Доехать до него было бы проще, но ей хотелось дойти пешком – повторить путь фантома, если таковой был, конечно.
Маша подняла голову от карты и увидела их. По асфальтовым дорожкам набережной сновали велосипедисты и роллеры, а ещё неспешно прогуливались отдыхающие. Но этих двоих Маша заметила сразу же. Они выделялись.
Маша отступила дальше за стелу, хотя и сомневалась, что на неё обратят внимание. Женщина была в светлом платье. Распущенные волосы спускались до талии. Ещё она улыбалась, но куда‑то вдаль, как будто разглядела там невыносимо прекрасную картину. Антонио, который шёл рядом с ней, Маша узнала бы просто по звуку шагов. И он так по‑особому держал спутницу под руку, что раздумывать тут было не над чем – всё становилось ясно с первого взгляда.
Маша кое‑как сложила карту и спрятала её в сумку. Ясно теперь, почему Антонио свалил это дело на неё. Ещё бы, самому не с руки, тем более, тут и дураку ясно: преподавательница биологии – единственная подозреваемая. Даже если с треском натянуть теорию о том, что девочка покончила с собой, всё равно не докажешь, как она это сделала.
Подождав, пока они уйдут на достаточное расстояние, Маша зашагала в обратном направлении. Если она правильно прочитала карту, здесь было не так уж далеко: до самого конца бетонного парапета, потом перейти через железнодорожные пути по высокому мосту и ещё немного – плутать в переплетениях улиц.
Пока Маша добиралась до парка, она трижды убедила себя в том, что детей убивает фантом города. С этим всё было ясно, неясно, что делать теперь. Антонио ей здесь не помощник, а фантом, пожирающий детей сотнями, явно не такой уж слабый противник.
Парк был прекрасен: в ветвях деревьев гулял свежий ветерок, шумел фонтан в центре. Дальний конец дорожек терялся во влажной тени и запахах прелых листьев. Там редко ходили, никогда не стригли деревьев и не сажали цветов.
Маше повезло – парк оказался безлюден, только у входа бродила девочка с щенком на красном поводке. Маша быстро миновала открытые дорожки, а там, где аллеи сходились в небе куполом, замедлила шаг.
Тоненько гудела мошкара, прохлада хватала за голые коленки, но было здесь что‑то ещё, то, от чего кожа покрывалась мурашками. Маша прошла ещё с десяток шагов и остановилась. Она с самого института не занималась ловлей сущностей, и уж точно прошли те времена, когда она безрассудно резала руки в кровь, чтобы призвать какую‑нибудь не‑жизнь. Тогда, после нескольких неудачных попыток, которые чуть было не закончились трагедией, она запретила себе ввязываться в подобное.
С тех пор её способностей никто не развивал. Теперь она могла разве что учуять, ощутить кончиками пальцев потусторонний холод, всё равно как птицы ощущают смутную тревогу перед бурей.
Ей стало жарко – даже в майке на тонких бретельках, – жар поднялся по спине и ударил в затылок. И тут же по позвоночнику на тонких лапках пробежал холод. Маша стояла в тени раскидистых лип и бездумно потирала покрытые мурашками предплечья.
– Иди сюда, – приказала Маша. Тот голос, который слышат сущности, после долгого перерыва не желал ей подчиняться. Горло обдало холодом. – Выходи.
Маша закашлялась. Она зашагала по едва заметной тропинке, примятая трава расправлялась, стоило ей поднять ногу. В глубине липовой рощи не нашлось беседок и фонарей. Старый памятник – местами обнажилась ржавая арматура. Маша обошла его со всех сторон и спряталась за широким плащом памятника.
– Иди сюда, – повторила она. На этот раз голос поддался лучше. Во рту появился привкус дорожной пыли и степной полыни. – Иди.
Протухшим ветром дохнуло ей в лицо. Маша постояла с закрытыми глазами, прислушиваясь. Отголоски дара пробуждались в ней, как обнажается земля из‑под снега ранней весной. Она вспомнила тяжелое ощущение чужого присутствия – теперь такого не было.
Здесь было пусто. Маша подпрыгнула и села на засыпанный сухими листьями постамент. В парке остались только его следы – того, кто убил Алису. Следы, которые всё ещё пахли степной полынью, от которых ещё бежали мурашки по коже.
Колени дрожали. Ей бы прилечь, но до дома ещё добираться – минут сорок с пересадкой. Маша склонила голову на подставленные руки, и далёкое гудение машин сделалось эфемерным.
Была бы она талантливым медиумом – она бы взяла его след и пошла по нему. Она бы нашла и – возможно – спасла бы ребёнка, которого он собирался убить следующим. Но следы были такими слабыми, что пока она добьётся привлечения к работе штатного медиума, они простынут совсем.
