Великий Эллипс - Вольски Пола (первая книга txt) 📗
Ее экипаж остановился. Лизелл высадилась и расплатилась с возницей. Экипаж уехал. Секунду она провожала его взглядом, затем склонила голову в благочестивой печали, опустила плечи и направилась к почтовой станции.
Констебли у входа едва взглянули на нее, когда она проскользнула внутрь небольшого зала ожидания, где на неудобных скамейках, как куры на насесте, восседали трое путешественников. На грифельной доске, прибитой к стене, мелом было написано расписание. Дилижанс отправлялся в Дасанвиль через десять минут. На сегодня это — последний дилижанс.
Она успела как раз вовремя. Задержись она на какие-нибудь пятнадцать минут в поисках Кольца, и она застряла бы в Юмо Тауне еще на сутки. Усевшись на край свободной скамейки, она сцепила руки и с угрюмой сосредоточенностью стала ждать.
Прошло четверть часа, и она начала нетерпеливо притоптывать ногой под своей длинной хламидой. Южные территории Ягаро контролируют грейслендцы, и скоро они сделают так, чтобы все дилижансы отправлялись вовремя, но пока у них до этого не дошли руки. Отправление дасанвильского дилижанса может задержаться на несколько часов, а может, его и вовсе отменят…
Как раз в тот момент, когда внутри у нее все стало сжиматься от отчаяния, дилижанс, запряженный четверкой лошадей местной породы с крепкими ногами, въехал в боковые ворота. Пассажиры поднялись со своих мест и начали покидать зал ожидания под скучающим взглядом стоявшего на выходе констебля. Лизелл, полная отваги, проходя мимо него, чинно склонила закрытую вуалью голову, и он ответил ей достаточно любезным кивком.
Гору сумок и коробок погрузили на крышу дилижанса и надежно привязали. Трудно было не заметить якторскую матрону в трауре, да еще и без багажа, но никто даже слова не сказал. Пассажиры платили за проезд прямо вознице, и новые вонарские рекко были приняты от якторки без возражений. Пассажиры расселись, дверь за ними закрылась, возница забрался на козлы, свистнул хлыст, и дилижанс тронулся в путь.
Лизелл напряглась, она ждала, что вот-вот раздастся непременный свисток констебля. Но ничего не происходило, и она начала расслабляться по мере того, как дилижанс, обогнув Кольцо, выезжал в направлении Юмо-Дасунского тракта. Дорога под колесами была чистой и гладкой. Стук колес и дрожь дилижанса прекратились, когда крепконогие лошади выровняли шаг.
Лизелл, упираясь спиной в бугорчатую обивку сиденья, украдкой изучала троих своих попутчиков. Это были мужчины, белые, с запада. Двое — бледные, малокровные юноши с каштановыми, зализанными назад волосами, одетые в дешевые костюмы из льняной ткани в полоску; на ногах — хорошо начищенные недорогие туфли. Ничем не примечательные, стремящиеся к респектабельности. Наверное, начинающие торговцы. Третий мужчина старше их — бедно одетый, с большими натруженными руками, с угрюмым лицом. Торговец или ремесленник, которому фортуна не благоволит, предположила Лизелл. Она не нашла в своих попутчиках ничего достаточно примечательного или интересного, чтобы задерживать на них свое внимание. Их лица выскользнули за пределы ее сознания, и она сконцентрировалась на другом лице, смуглом и немного измученном.
Гирайз. Свободен и в безопасности? Или его вновь изловили и заключили в городскую тюрьму? Он почти задушил того ночного караульного, и все из-за нее. Если он снова попадет в их лапы, они могут просто убить его. А она его покинула.
Дилижанс катил вперед. Юмо Таун остался позади, но Лизелл даже не заметила, когда. Она неотрывно смотрела в окно и ничего не видела.
Еще совсем недавно путешественники, направляющиеся из Юмо Тауна в Дасанвиль — порт на восточном побережье, проделывали довольно длинный окружной путь: вдоль Обилаки, притока Яги, к самой Яге, вдоль нее до реки Мунако, а там разворачивались и ехали до Королевской пристани, где можно было нанять мулов, чтобы преодолеть оставшийся сухопутный отрезок пути.
Появление Юмо-Дасунского тракта изменило этот маршрут. Каких-нибудь двадцать лет назад воля энорвийского монарха, желающего обеспечить самый короткий путь доставки алмазов с копей Южных территорий Ягаро на столы ювелиров во Фьонне, претворилась в строительство прямой дороги, прорезающей семьдесят миль непроходимых джунглей, отделяющих Юмо Таун от побережья. Повеление — исполненное три года назад и сопряженное с невероятными трудностями — стоило жизни нескольким сотням туземцев, трудившихся на строительстве, но все же огромная работа была завершена и колесное сообщение между Юмо Тауном и Дасанвилем наладилось.
Но спустя некоторое время после завершения строительства стало очевидно, что определенные сложности остались. Джунгли, невидимо для глаз, продолжали жить своей напряженной жизнью — там нужно осушать болота, тушить пожары, обрубать сучья и ветки, делать просеки и мостить камнем дороги. Растительность, срезанная чуть ли не под корень, стоило побрызгать теплому дождику, вновь начинала буйно разрастаться. Юмо-Дасунский тракт требовал к себе постоянного внимания, вложения труда и денег, и в итоге колониальные власти узаконили образование дорожных артелей, состоящих из осужденных уголовных преступников, которых приговаривали к тяжелому труду по поддержанию Юмо-Дасунского тракта в рабочем состоянии.
Здесь никогда не затихала человеческая деятельность. Повсюду — тьма-тьмущая набедренных ягарских повязок — преступники, по закону лишенные гражданских прав. Эти легионы, умирающие от недоедания, жары, болезней, истощения и побоев, легко и быстро заменялись новыми. Работники дорожных артелей как рабы трудились от зари до зари каждый божий день, и алмазы текли в Аэннорве непрерывным потоком.
А сейчас — в Грейсленд. Алмазный поток сменил направление совсем недавно. Дилижанс следовал мимо закованной в цепи артели, которая вырывала пробивающуюся сквозь трещины дороги буйную тропическую растительность, Лизелл ясно видела кандалы на руках, покрытые шрамами спины и безучастные, неопределенного возраста лица. Почти мгновенно рабочие исчезли из виду, но увиденная картина отпечаталась и осталась в сознании, как безмолвный укор.
Она вздохнула. Откинув назад голову, закрыла глаза. И тут поняла, насколько она устала — и неудивительно, поскольку за последние сутки она не знала отдыха и покоя. А сейчас она могла себе это позволить, и она провалилась в сон в считанные секунды.
Проснулась она к полудню, когда дилижанс остановился у обочины дороги. Пока лошади отдыхали, пассажиры ненадолго исчезли в кустах, а вернувшись, начали широкими шагами прохаживаться туда-сюда, разминая затекшие мышцы.
Через двадцать минут дилижанс снова двинулись в путь, и спутники достали сумки и свертки с провизией — наступило время обеда. Стол был скромным — хлеб, сыр, сухофрукты, сладкое печенье, — но желудок у Лизелл сжался. После вчерашнего тюремного ужина у нее во рту не было и маковой росинки, и с собой она ничего не взяла.
Ничего, кроме денег. Опустив незаметно руку в боковую прорезь платья, она извлекла из кошелька пару монет. Протянув серебро ближайшему соседу, прилизанному юноше, на ломаном грейслендском она попросила:
— Продайте мало хлеба. — Парень тупо уставился на нее, и для пущей убедительности она добавила: — Я голодна.
Парень взял деньги и протянул ей порядочный кусок хлеба, а потом прибавил пригоршню сухофруктов. Увидев это, бедно одетый мужчина с угрюмым лицом протянул ей пару яиц, сваренных вкрутую, и сахарное печенье. Когда она попыталась дать ему денег, он грубовато замотал головой.
— Спасибо, — пробормотала она, смущенно опустила глаза и спрятала деньги.
Благочестиво склонившись к коленям, она приподняла траурную вуаль и приступила к обеденной трапезе. Не поднимая глаз, она знала, что ее спутники пытаются разглядеть ее лицо, но им это не удавалось. Покачивающиеся складки головного убора скрывали ее профиль, затеняли белый цвет лица, свежие синяки, рассеченную губу и все прочие особые приметы. Разделавшись с обедом, она, прежде чем поднять голову, опустила вуаль. Праздное любопытство тут же рассеялось.
