Кровь и туман (СИ) - "nastiel" (книги онлайн полные .txt) 📗
– Ещё раз скажешь такое, я тебе язык вырву, – резко отвечает Ваня.
– Ладно, – признаю я. – Над формулировкой мы ещё поработаем. Но смысл-то я уловил?
– Угу.
Очевидного не избежать – мы оба становимся под цвет малиновых пиджаков: по Ване я это вижу, по себе – чувствую. Да ещё и это неловкое молчание, сопровождающее каждую следующую фразу.
– Я матчасть хорошо знаю, – продолжает Ваня. – Проблема в том, что как ко всему этому подойти, и это всё, ну, то, что идёт перед самим… чёрт.
Я вздыхаю и сообщаю Ване первое, что приходит в голову:
– А я, дурак, рассчитывал, что это разговор ждёт меня как минимум лет через пятнадцать с сыном или дочерью.
Ваня поднимает на меня глаза. Горько усмехается.
– Да я тоже думал, что о таком лучше с родителями говорить, но… – Делает паузу. Ерошит волосы на макушке. – Маме сейчас не до этого, а папа… что-то как-то то ли я опоздал, то ли он слишком рано ушёл.
Столько тревоги и боли в голосе, что мне становится не по себе. Каждая буква – могильный холод. Каждое слово – совокупность всего того траура, который Ваня должен был пропустить через себя, но не мог, потому что каждую секунду мог погибнуть кто-то ещё.
А сейчас, кажется, уже поздно реветь в подушку в обнимку с семейным фото. Ваня именно так, должно быть, думает.
И я пока не буду убеждать его в обратном. Пусть до всего дойдёт сам. Рано или поздно всё равно поймёт, что на самом-то деле был в трауре каждую секунду после смерти отца.
– Прости, – извиняюсь я.
– Так ты поможешь или нет?
Вот за что я люблю Ваню, так это за то, что он не драматизирует.
– Помогу. Только сразу предупреждаю, разговор будет взрослый.
– Мне уже есть восемнадцать, – напоминает Ваня.
Я ухмыляюсь. Слежу за тем, как Ваня достаёт из лежащего на столе халата свой ежедневник. Качаю головой, не переставая улыбаться. Он записывать собраться? Что за чудик.
– Ладно, профессор, – со вздохом произносит Ваня. – Просвещай меня. Я готов. Только учти – если кому проболтаешься, что я спрашивал, я тебя убью.
– Да я сам себя убью! – заверяю я.
Оглядываю Ваню. Думаю о нём и Лене, но не о том, к чему подводит Ваня, а о несправедливости. Эти двое так подходят друг другу. Они открыто и не беспокоясь о том, что их посчитают сумасшедшими, наплевали на правило сближения противоположностей.
Впервые за всю историю два атома с одинаковыми зарядами притянулись друг к другу, словно сильнейшие магниты, и вот, чем им отплатила Вселенная – один из них умирает, а второй вынужден следить за этим со стороны.
– Как она вообще? – спрашиваю я. – Лена.
Ваня хмурится, обдумывая смысл моего вопроса. Я поясняю, пока неловкие ситуации между нами не увеличились в геометрической прогрессии:
– Как её здоровье?
– О, – Ваня кусает губы. – Нормально… – Его голос так странно срывается. – Правда, нормально. Иногда болит сильнее, иногда совсем не болит. Лена ведь очень сильная…
– И что вы будете делать потом? – наседаю я.
Рано или поздно, – а когда дело касается рака, так и вовсе в любую минуту, – поздно сменится на прямо сейчас, а совсем не болит – на болит постоянно. Что они оба будут делать, когда время перестанет измеряться новыми днями и начнётся отсчёт дней, которые Лена смогла пережить?
– Вариантов есть несколько, но ни один из них нам не нравится, – признаётся Ваня.
– Например?
– Лена предложила оставить всё как есть. Брехня, согласись? – (Я киваю, мол, ещё какая). – Я думал о том, чтобы обратить и её в оборотня.
Брехня похлеще предыдущей.
– Ты же понимаешь, что она может этого не пережить? – уточняю я. – Зачем же сразу с места – в карьер. Клятва…
– Она делает всё, что может. Как и всегда. – Ваня откладывает в сторону ежедневник, упирается локтями в столешницу и складывает подбородок на кулаки. – Как и в случае с Даней и Славой. – Вздыхает. – Стражи столько лет считали себя неуязвимыми, и, по сути, были таковыми, но реальность такова, что с каждым поколением сила эхно в нас ослабевает. Мы больше исцеляемся не так хорошо, как раньше. Лена… она даже завтра умереть может.
– Ну, завтра уж не сможет…
– Я утрирую! – на секунду вспыхивает Ваня. – Не завтра, так через неделю. Не через неделю, так через две. Не через…
– Я понял, понял! – восклицаю я, пока эта траурная процессия не растянулась на года. – Нужно решение.
– Очень нужно. Я не могу её потерять.
– Нормально всё будет, – говорю я. Максимум моей поддержки при диком желании сказать что-нибудь подбадривающее. Я никогда не был хорошим оратором. Всё, что я чувствую, привык выражать действиями. А тут… что мне сделать? – Ты только не молчи больше. Делись. Со мной, с другими ребятами. Мы же друзья. Поможем, чем сможем. Две головы лучше одной.
– Спасибо.
Глаза на мокром месте. Вот этого только не хватает. Он расплачется – и меня следом долго ждать не придётся.
– Так, возвращаемся к сексу, – я отбиваю по столу барабанную дробь. – А то ещё минута подобных разговоров – и тебе придётся оплачивать мне психотерапевта.
Ваня качает головой. А я сразу начинаю свою лекцию с самых пошлых подробностей, чтобы окончательно оставить в прошлом неприятный осадок после разговора о смерти.
Ваня снова краснеет и прячет лицо в ладонях.
Значит, помогло.
***
– Я не самых худший внук на земле, – говорю я.
Но деда не перекричать. Он брюзжит так, что я несколько раз отодвигаю телефон от уха и проверяю, не запачкал ли он меня своими слюнями.
– Ты помнишь Гитлера? У него ведь тоже был дедушка!
– И я могу поспорить, что между захватом Чехословакии и принятием ванны он находил время на то, чтобы позвонить деду и сказать, что сегодня дома его ждать не стоит!
– Деда…
– Не “дедкай” мне тут! – Слышу мамин голос на заднем плане. Наверное, пытается объяснить этой седой голове, что кричать на меня бесполезно. – Я сам разберусь, как мне внука растить, спасибо. Дочь вон вырастил, и с этим балбесом разберусь. – Уже нормальным тоном. Отходит быстро. Понятно, в кого у меня самого такие скачки настроения. – Значит, сегодня в штабе?
– Угу.
– Там спокойно всё сейчас?
– Относительно.
– Это хорошо. Чем планируешь заниматься остаток вечера?
– Пока не знаю.
Спускаюсь по ступенькам на первый этаж. Нужно перегнать машину в гараж. То, как я оставил её перед штабом, нельзя назвать правильной парковкой. Одна радость – полиция нас не штрафует. И если в том мире это происходило благодаря Татьяне и её друзьям в форме, то в этом такое – лишь очередная привилегия. Как и медицинская справка без очереди, или лучшая техника за полцены, или вторая кружка пива в баре – бесплатно.
– Ясно, – дед окончательно расслабился. – Ну смотри, аккуратней там.
– Как обычно.
– Нет, Андрей, я сказал аккуратно, потому что как обычно в твоём понимании далеко не такое же, как у других людей.
Ещё несколько взаимных перебросов – и дед вешает трубку под звуки маминого голоса, просящего сделать телевизор погромче. Вот, блин, семейка! Рад, конечно, что в Дуброве один жив, а второй на меня не параллельно, но иногда такая излишняя забота пугает и парализует.
Я привык сам о себе заботится, а тут столько народу, разве что только очередь по талонам ещё не организовали.
Уже у самой двери, ведущей на задний дворик, меня окликают:
– Эй, Бен! Бен, погоди!
Даже если бы не этот чёртов стук трости по деревянному паркету, я бы всё равно узнал её. Беном меня зовут только двое. Если раньше прозвище было моим вторым именем, которое я выбрал себе сам, то теперь оно служит чем-то сакральным только между нами тремя.
Связь, о которой говорил Эдзе, исчезла, но появилось это . И оно продолжает держать нас поблизости друг к другу.
– Лия сказала, ты докинул её до штаба, – говорит Слава, нагоняя меня. – Спасибо.
Трость вязнет в толстом слое снега. Славу легко пошатывает, но она стоически держится.
– А у неё у самой язык отвалится поблагодарить? – интересуюсь я.
