Дань псам (ЛП) - Эриксон Стивен (библиотека электронных книг txt) 📗
Утомившись монотонностью пейзажа, Карса и Скиталец, кажется, старались порвать голосовые связки.
— Мало кто помнит, — говорил Скиталец, — хаос ранних дней Малазанской Империи. Безумцем был не только сам император Келланвед. Его первые лейтенанты были из напанов, и каждый тайно присягнул молодой женщине по кличке Угрюмая, которая была наследницей короны Напанских островов в изгнании со дня их захвата Антой. — Он помедлил. — Или так рассказывали. Правдиво ли? Действительно ли Угрюмая была последней наследницей королевской линии? Трудно сказать. Однако это оказалось кстати, когда они сменила имя, назвалась Лейсин и захватила престол Империи. Так или иначе, все ее помощники были малость не в себе. Арко, Сухарь, Нок, все они. Скорые на фанатизм, готовые на все ради пользы империи.
— Империи или Угрюмой? — спросил Карса. — Не может ли быть, что они просто использовали Келланведа?
— Разумное подозрение. Однако лишь Нок остался рядом с Лейсин — Императрицей. Остальные… утонули.
— Утонули?
— Официально. Причина смерти быстро вошла в пословицу. Пусть так и будет. Они исчезли.
— Был еще кое-кто, — вмешалась Семар.
— Танцор…
— Я не о нем. Был Первый Меч. Дассем Альтор, командующий всеми армиями Императора Малаза. Он не был напаном. Он был дальхонезцем.
Скиталец искоса поглядел на нее: — Он пал на Семиградье вскоре после того, как Лейсин взяла властью.
— Угрюмая убила его, — сказала Семар Дев.
Карса хмыкнул: — Устранила возможного соперника — ей нужно было расчистить дорогу. Это, Ведьма, не дикость и не цивилизация. Такое бывает и среди мокроносых варваров и в империях. Это истина власти.
— Не хочу оспаривать твои слова, Тоблакай. Хочешь знать, что было после того, как ты убил императора Рулада?
— Тисте Эдур покинули империю.
— Откуда… как ты узнал?
Он оскалил зубы. — Догадался.
— Просто догадался?
— Да. Им не хотелось там жить.
Скиталец сказал: — Думаю, Тисте Эдур быстро поняли проклятие оккупации. Это рана, заражающая, отравляющая и оккупантов, и покоренных. Обе культуры искажаются, впадают в крайности. Ненависть, страх, алчность, измена, паранойя, ужасающее равнодушие к страданиям.
— Но малазане оккупировали Семиградье…
— Нет, Семар Дев. Малазане завоевали Семиградье. Это иное дело. Келланвед очень хорошо все понимал. Когда вы хотите крепко вцепиться во вражескую территорию, делайте хватку незаметной. Пусть распоряжаются местные власти — нужно держать под контролем лишь немногих. Остальным — купцам, пастухам, фермерам, работникам — нужно показать, что обстоятельства улучшаются. Как можно скорее. «Завоевание — бурная волна, правление — тихая рябь». Слова самого Императора.
— Так поступал Коготь, да? Проникнуть, парализовать правительства…
— Чем меньше прольется крови, тем лучше.
Карса Орлонг хохотнул. — По разному бывает, — заявил он. — Есть другие способы завоевания.
— Например?
— Скиталец, друг мой, ты говоришь о завоевании как способе усилить власть — чем больше подданных и городов под твоим контролем, тем ты сильнее. А как насчет силы разрушения?
Семар Дев заметила, что ей хочется затаить дыхание. Скиталец обдумал слова Тоблакая и не сразу ответил: — Тогда ты ничего не выигрываешь.
— Неправда, — отвечал Карса, потягиваясь. Ущерб мотнул головой — быстро, словно промелькнула секира. — Я поглядел в лицо цивилизации и не был впечатлен.
— Нет порока в критичном настрое.
— Он не критикует, — встряла Семар. — Он намерен ее разрушить. Цивилизацию. Всю, от моря до моря. Когда Карса Орлонг закончит, не останется ни одного живого города. Правильно, Тоблакай?
— Не вижу смысла сдерживать амбиции, Ведьма.
Скиталец замолчал, и тишина повисла словно вуаль, отсекшая, казалось, даже унылое бормотание ветра.
«Боги, как часто я желала ему удачи! Даже когда он старался ужаснуть меня.
Он готов убить миллионы. Он сокрушит все символы прогресса. От плуга к палке-ковырялке. Он кирпича к пещерам. От железа к камню. Забей нас в землю, загони в грязь. Звери начнут охотиться на нас, а те, что уцелеют… что же, они станут охотиться друг на друга».
Скиталец наконец отозвался. — Не люблю города, — сказал он.
— Оба варвары, — пробормотала она под нос. Мужчины промолчали. Может, даже не расслышали. Она метнула взгляд — налево и направо — и увидела, что оба улыбаются. Вокруг шелестело ржавое море травы.
Скиталец заговорил: — Первый закон множества — конформизм. Цивилизация — механизм контроля и поддержания множества. Чем более цивилизована нация, тем покорнее население — пока не настает последний век цивилизации, когда множество начинает войну с конформизмом. Массы становятся все более дикими, все более впадают в крайности; а власть старается усилить средства контроля, становясь дьявольской тиранией.
— Снова Келланвед?
Скиталец фыркнул: — Вряд ли. Дюкер, Историк Империи.
За прошедшую ночь Нимандер Голит провел свой малый отряд сквозь Бастион. Дети Тьмы, объятые тихой силой Аранаты, двигались в безмолвии, никем не замеченные (по крайней мере, так им казалось, ведь тревоги никто не поднимал). Город казался мертвым, похожим на закрытый цветок. На закате, перед тем как они двинулись в путь, на главной улице послышался цокот и стук; подойдя ближе к воротам, они пронаблюдали за въездом в город десятков огромных фур. Извозчики — с расслабленными лицами, с одержимыми глазами и перепачканными бурым ртами — лениво вели набитые до краев фургоны и телеги. Груды свежих фруктов, фляги масла, корзины фиг, соленые угри и копченое мясо бхедринов, баранина в пряностях и множество прочих припасов — всё это охотно отдавалось за бочонки келика.
Жестокая ирония виделась в том, как равнодушно местный люд принимает изобилие пищи. Большинство уже не желает есть. Большинство голодает в экстазе сэманкелика, чернил божьего страдания.
Тисте Анди надели доспехи. Они взяли оружие и всё, что необходимо для убийства. Нимандеру не надо было оглядываться, чтобы представить их преображение. Он знал, как изменились лица идущих за ним. Улыбка Скиньтика исчезла, глаза его светятся ярко и лихорадочно. Всегда рациональная Кедевисс надела маску безумия, и красота ее исказилась, став чем-то страшным. Ненанда, привыкший к воинственным позам, идет пепельно-бледный, бесцветный, словно истина желаний отравила его разум. Десра, пылающая каким-то возбуждением. Одна Араната не изменилась: глаза стеклянные от концентрации, лицо застывшее и смазанное.
Скиньтик и Кедевисс несли Скола. Ненанда положил на плечо его оружие — лук и колчан, меч и поясной нож — связанным одним кожаным ремешком, чтобы при нужде можно было мгновенно приготовиться к бою. Они проскальзывали мимо зданий, внутри которых плясали богопоклонники, махая истощенными конечностями, качая растянутыми животами — двери были распахнуты, ставни раскрыты в ночь. Бормотание голосов не сливалось в хор. Лица тех, кто по случайности оборачивались к Тисте Анди, не озарялись узнаванием — глаза были пустыми, тусклыми, невидящими. Теплый воздух смердел кислой солью умирающего озера, смешанной с гораздо более сильной вонью разложившихся трупов.
…они достигли центральной площади, оглядели пустоту. Алтарь был темным, на вид безжизненным.
Нимандер пригнулся пониже. Он сомневался. Охрана должна быть. Было бы безумием думать иначе. Смогут ли они дойти до алтаря, прежде чем скрытая толпа рванется наперерез? Это кажется маловероятным. Они не видели Каллора со вчерашнего его похода к алтарю. Ненанда думает, что старик мертв. Он ожидает найти его тело, холодное и бледное, валяющееся где-то на плитах пола внутри сооружения. Однако сам Ниманедр почему-то думает иначе.
Скиньтик прошептал из-за спины: — Ну? Почти рассвело, Нимандер.
Что их ждет? Есть лишь один способ узнать. — Вперед.
И с первыми их шагами по площади воздух будто завихрился, став густым и плотным. Нимандер ощутил, что приходится давить на него, что горло и грудь чем-то сжаты.
