Дань псам (ЛП) - Эриксон Стивен (библиотека электронных книг txt) 📗
Он видел ее рот, зияющую дыру, из которой плескалась зловещая влага, заливая землю.
«Селинд. О боги, что с тобой стало?»
— Она желает меня, — сказал Итковиан. — Ты видишь ее нужду.
— Нужду?
— Да. В ответах. Чего может сильнее бояться бог и сильнее желать человек?
— Изгони ее!
— Не могу. Так что, воин, ты защитишь меня?
— Я не смогу бороться с ТАКИМ!
— Тогда, друг, мне конец.
Селинд приближалась и почему — то расплывалась в глазах Сирдомина; конечности распарывали воздух, тело мерцало, перетекая из одной позы в другую. Казалось, руки ее умножились, и в каждой руке он теперь видел оружие. Покрытое бурыми пятнами железо, узловатое дерево с клочьями волос, кинжалы из обсидиана, серпы из алой бронзы…
Глаза над черным мокрым ртом светились безумным пламенем.
— Искупитель, — шепнул Сирдомин.
— Да?
— Ответь и мне на один вопрос. Умоляю.
— Спрашивай.
И он обратился лицом к богу. — Ты этого стоишь?
— Достоин ли я жертвы, которую тебе придется принести? Нет, не думаю.
— Ты не станешь молить о спасении?
Итковиан улыбнулся: — А ты?
«Нет, ни за что». Он поднялся на ноги и обнаружил, что в руке зажата сабля. Тогда он поднял оружие и посмотрел на Селинд. «Могу ли я отвергнуть ее нужду? Могу ли я противостоять ей?!» — Если бы не твое смирение, Искупитель, я ушел бы прочь. Если бы не твоя… неуверенность. Не твои сомнения, твоя человечность…
Не дожидаясь от бога ответа, он шагнул ей навстречу.
Внезапно заполнившие «Надрай» шепотки наконец пробились сквозь окружившую Спиннока пьяную дымку. Заморгав, он с трудом поднял голову и обнаружил, что смотрит на своего Владыку.
Который сказал: — Время, друг мой.
— Вы отсылаете меня? Сейчас?
— Да. Я отсылаю тебя.
Спиннок Дюрав выпрямил спину. Лицо его онемело. Мир казался мерзким местом, и он давил со всех сторон. Спиннок глубоко вздохнул.
— Моя просьба угнетает тебя. Почему?
Он мог бы рассказать. Рассказать о необычайном блаженстве любви. Любви к женщине человеческого рода. Мог рассказать Аномандеру Рейку о своей неудаче, поведать Сыну Тьмы о своем жалком положении. Сделай он так, Аномандер Рейк, наверное, положил бы руку ему на плечо и сказал: «Тогда оставайся, друг. Ради любви ты должен остаться. Иди к ней немедля. Скорее, Спиннок Дюрав. Это последний дар, нам доступный. Последний. Неужели ты думаешь, что я встану на пути любви? Что я решу, будто моя нужда важнее твоей?
Думаешь, зачем я пришел к тебе? Зачем я делаю все это? Ради собственной любви — к тебе, к нашему народу.
Иди к ней, Спиннок Дюрав. Иди же».
И Спиннок Дюрав не стал ему рассказывать. Вместо этого он произнес: — Я сделаю все, о чем вы просите.
Аномандер Рейк ответил: — Не бойся неудачи, друг. Я не требую невозможного. Не плачь в такой миг. Ради меня, Спиннок Дюрав, найди в душе улыбку. Конец наступает. Прощай.
Резня казалась нескончаемой. Правая рука Скиньтика болела, мышцы стали тяжелыми и безжизненными, а они все пёрли — лица, искаженные отчаянием и жаждой, люди, принимающие смертельное касание железа словно благословение, необычайный дар. Он стоял между Кедевисс и Ненандой. Их уже оттеснили к внутренним дверям. Тела громоздились кучами, заполняли все пространство; кровь и прочие жидкости создали на полу глубокие лужи. Стены были забрызганы до потолка.
Он видел утренний свет за внешними дверями. День вступает в свои права, но внутри алтаря… ничего. Все уже погибли? Лежат на алтарном камне? Они оказались в ловушке. Где же ответы? Скол умер? Скол попал в руки Умирающего Бога?
Груды трупов мешали атакующим, но они пробирались и даже проползали между тел, попадая под взмахи оружия.
— Что-то не так, — хрипло сказала Кедевисс. — Скиньтик… иди… мы сумеем сдержать их и вдвоем. Иди — найди наших, если…
«Если. Возможно, мы зря теряем время». Он отошел, ударившись плечом о косяк двери. Извернулся и попал в коридор. Когда миром правит ужас, открываются все жестокие истины. Борьба за жизнь всегда обречена на провал. Не бывает чистой и полной победы. Триумф — удобная сказка, пустая, эфемерная и недолго живущая. Вот какие мысли одолевают разум, встречающийся лицом к лицу с ужасом.
Немногие понимают это. Столь немногие…
Он пробирался сквозь вонючую дымку, слыша, как успокаивается сердце, затихает дыхание. «Что… что происходит?» Слепота. Молчание. Конец всякому действию. Скиньтик старался двигаться, но понимал: желание пусто, когда слаба воля, когда нет сил. Воля — заблуждение.
Иероглифы стекали ему на лицо, шею, руки — черный дождь, горячий как кровь.
И все-таки он боролся, тело тащилось за душой, словно полумертвый предмет, помеха, пустяк, не стоящий внимания. Ему хотелось избавиться от него, хотя он понимал: плоть — единственное, что удерживает его в жизни. Он жаждал растворения, и жажда становилась нестерпимой.
«Стоп. Я не так воспринимаю мир. Это не моя игра — я никогда не верил в покорную сдачу.
Это призывы келика. Кровь Умирающего дает возможность убежать от всего, что имеет значение. Приглашение столь заманчивое, намек столь привлекательный…
Пляши! Вокруг тебя гниет мир. Пляши! Набери полный рот яда и брызгай ядом изо рта. Пляши, чтоб тебя, в пыли своих снов. Я заглянул в твои глаза и понял, что ты пуст. Ты ничто.
Боги, какое соблазнительное приглашение!»
Понимание отрезвило его, словно удар в лицо. Он обнаружил, что лежит на плитах пола, а внутренние двери почти в пределах касания рукой. В зале, что за дверями, густым дымом бурлит темнота, подобная запертому в сводчатом склепе шторму. Он слышит пение, тонкий голос ребенка.
Он не может разглядеть Аранату, Десру или Нимандера. Тело Скола простерлось неподалеку — лицо обращено вверх, глаза открыты и безжизненно уставились в пространство.
Трепеща от слабости, Скиньтик заставил себя двигаться.
В тот миг, когда они ворвались к зал алтаря, Нимандер ощутил, как нечто рвется, словно он прошел сквозь тонкую материю. Вместо бурного шторма он оказался в покое, среди нежного света и ласковых потоков теплого воздуха. Нога ступила на что-то мягкое и чуть не подломилась. Поглядев вниз, он увидел куклу, свитую из соломы и веточек. По полу разбросало немало таких вещиц — некоторые из тряпок, другие из палок, полированного дерева или обожженной глины. Почти все сломаны, без ног, рук или голов. Иные куклы свисают с низкого потолка на кожаных тесемках, источая темную жидкость.
Бессловесное пение здесь слышно громче; кажется, оно исходит со всех сторон сразу. Нимандер не видел стен — только пол и потолок, исчезающие в бесформенной белизне. И куклы, тысячи кукол. На полу, у потолка…
— Покажись, — сказал Нимандер.
Пение смолкло.
— Явись передо мной.
— Если ты надавишь на них, — произнес голос женщины или подростка, — они станут сочиться. Я выжал все. Пока они не сломались. — Пауза. Тихий смех. — Ни одна не сработала.
Нимандер не знал, куда смотреть — повисшие перед глазами искореженные куклы наводили ужас, ибо он заметил, как они похожи на чучела, что окружают Бастион. «Они — одно и то же. Нет грядок, нет порядка… но это просто иная версия…»
— Да. Они подводили меня. Разве честно? Как ему удалось?
— Кто ты?
Голос сказал уклончиво: — На дне Бездны — о да, даже у Бездны есть дно — лежат падшие. Боги и богини, духи и пророки, апостолы и провидцы, герои и короли и королевы — отбросы сущего. Ты бы смог поиграть там, как играл я. Хочешь? Хочешь играть как я?
— Нет.
— Они сломаны еще хуже, чем я.
— Тебя зовут Умирающим Богом.
— Все боги умирают.
— Но ведь ты не бог?
— На дне тебе не грозит голод. Я стал богом? Вероятно. Ты не заметил? Я съел столь многих. Так много кусков, частей. Имеется в виду их сила. Тело в пище не нуждается. Не нуждается. Да, наверное, ты правильно сказал. Правильно. Я встретил его на дне — он исследует, сказал он мне, и я зашел так далеко… так далеко.
