Сага о близнецах. Сторож брату своему (СИ) - "jenova meteora" (электронная книга txt) 📗
Когда она снова заговорила, голос ее стал хриплым, напряженным.
— И ты будешь один, совсем один, в пустоте, абсолютном Ничто, окруженный лишь тысячей Его глаз, Его Голосов! Совсем один, и только мертвые увидят тебя, услышат тебя! И будет гореть пламя, неистовое, негасимое, в твоем отчаянном сердце, и ты научишься бояться, и будешь бежать! Но, куда бы ты ни ушел, где бы ты ни спрятался — ты не сможешь уйти от неизбежности. И будут новые миры, новые города. Исчезнут все, кого ты знал, кого так любил! А ты останешься. Последний из рода. И станешь проводником сонма Его Голосов. Ты — Его Сердце, и будешь им всегда, ибо лишь Он может быть вечным. — Ровный голос гадалки замолк.
Она тряхнула седой головой, словно выходя из оцепенения. Золотые серьги в ее ушах мелодично звякнули. Бес нервно высвободил ладонь из ее цепких пальцев и презрительно бросил:
— Ничто не может быть вечным, нет конца, кроме смерти. А умирать я не собираюсь еще долго.
— Неужто ты видишь только такой исход? — усмехнулась провидица и взглянула на иллирийца удивительно ясным взглядом. — Мы никогда не шутим с нашим Даром, касатик!
Вдруг она, неожиданно резво, перегнулась через столик, снеся при этом хрустальный шар, и с необыкновенной для старухи силой вновь вцепилась пальцами в руку Беса, вонзив ногти в кожу.
— Прими эту неизбежность! Однажды ты уже принял Нас, испил Нашей силы, и ты выжил! Прими Нас снова, и ты будешь вечным, станешь как твой брат — почти Совершенным... Ты станешь Нашими глазами, Нашим мечом, проводником Наших Голосов! Прими Нас, впусти Нас...
...ночное небо украшено россыпью мириадов звезд, и с него на маленького, потерявшегося ребенка, смотрит кровавая огромная луна.
Отец, где ты? Отец, почему я тебе не нужен, почему я не нужен никому из вас? Почему я другой, почему вы все меня ненавидите? Отец, отец, где же ты? Помоги мне...
Сломанная нога болит, горит огнем, он лежит на дне расщелины и видит лишь взгляд безразличной луны. Ему страшно, Первозданные, как ему страшно! Он совсем один, зачем он сюда полез? Он не хочет умирать, он хочет жить, жить, жить!!!
Детский крик, больше похожий на вой раненого зверья, разносится по расщелине, отдается бесконечным эхом в ушах. И никто его не услышит, никто не ответит — ни отец, которого здесь нет, ни Первозданные, к которым он так отчаянно взывает.
Молчит даже Огненная Земля, будто Джагаршедд признал его слабым и оставил умирать. Дотянуть бы до рассвета, дожить бы...
Маленькое детское сердечко бешено бьется, губы искусаны до крови.
Я стану сильным, я обязательно стану сильным! Только дай мне выжить, умоляю!
Тьма расступается, впуская в мир нечто страшное, пустое, вечное. Тысяча глаз безумно вращается, глядит по сторонам, тысяча голосов резонирует с отвесными стенами, от нее содрогается и каменный пол, на котором жалко скрючился испуганный мальчишка.
Так-так-так — рокочут голоса, и он сжимает уши руками, уверенный, что сошел с ума. Он слышит Его внутри своей головы, чувствует Его всем своим существом...
До чего восхитительное, яркое пламя в тебе, до чего сильное, чистое сердце! Так-так-так, совсем ребенок, дитя двух кровей, мальчик, не имеющий Имени! О-о-о, Мы думаем — да, мы уверены в этом! А как думаем Мы? О, мы тоже согласны? И Мы, и Мы тоже! Ты страшишься Нас, и правильно страшишься... Так-так-так, ты звал Нас, мальчишка, и Мы пришли к тебе.
«Кто вы?! Что вы...»
У Нас тысяча имен, тысяча воплощений. Мы были Глеанном, Мы были Мадригалью, были Мы и Лильхарраном, но не их имена тебе нужны, мальчик без Имени. Ты молил о помощи, ты звал в отчаянии. Мы шли на свет, да-да-да, на восхитительное пламя твоей души, Мы не могли не прийти...
И страх отступает, ибо он не может бояться еще сильнее, чем сейчас. Абсолютное Ничто обволакивает его тысячей своих бесплотных рук, затуманивает разум, притупляет боль — и это лучшая награда для него. Он больше не боится, не мерзнет, не истекает кровью.
«...если говоришь правду, если пришел на мой зов... Спаси меня! Спаси! Я не хочу умирать!»
Нет-нет-нет, никто не хочет умирать, и ты не хочешь. Да-да-да, ты не умрешь, никогда не умрешь, будешь жить, да-да-да, ты нужен Нам живой...
И срастаются сломанные кости, исчезает жуткая рана, будто и не было ее вовсе. Куда-то пропадают усталость, жажда, голод. Сила — пульсирующая, безмерная — наполняет худое, изможденное тело.
«Что ты сделал со мной?!»
Мы всего лишь дали тебе крупицу Нашей силы, всего лишь не дали тебе умереть, да-да-да!
«Сила... Я хочу стать сильнее! Еще! Пожалуйста, еще!»
Да-да-да, какая восхитительная жадность! Нет-нет-нет, еще рано, слишком рано, ты ребенок, совсем ребенок, Мы дадим тебе больше, много больше, но не сейчас... Мы хотим от тебя одного, всего малую каплю...
«Я отдам все, что смогу!»
Да-да-да, все, что сможешь, досуха, дочиста, не сейчас, потом, в другое время, когда будешь гордым и сильным, когда обретешь свое Имя! Сейчас... Нам нужно совсем немного. Позволь Нам коснуться твоего сердца, позволь согреться восхитительным пламенем внутри тебя, позволь Нам...
И он соглашается, ведь это малость того, что он способен дать Им в благодарность.
Так-так-так, иди же, дитя без Имени, иди и не оборачивайся, ты будешь жить, ты хочешь жить, ты должен жить! Иди-иди-иди и не бойся. Мы поможем тебе забыть, да-да-да, это наш с тобой маленький секрет. Мы вернемся к тебе однажды, когда ты вспомнишь Нас в час нужды, а пока иди, живи, живи, живи!
Тысяча голосов стихает, и унимается болезненная дрожь земли, и исчезает абсолютное Ничто, снова впуская сюда жизнь.
...В лучах восходящего солнца идет, бредет по пустыне Джагаршедда мальчик без Имени, ребенок с пустыми глазами. Он не чувствует ни голода, ни жажды, ни боли в стертых ногах. Таким его и нашли шеддары из поискового отряда, и отвезли к отцу. Сколько его ни спрашивали, как ни пытались узнать правду — он ничего не говорил, потому что не помнил. Не помнил ничего, кроме страшной, вечной пустоты.
Бес с неподдельным ужасом оттолкнул от себя гадалку. Она упала на пол, застеленный коврами, точно тряпичная кукла, ее глаза закатились так, что были видны лишь покрасневшие белки, и она продолжала говорить. Ее голос изменился — ни один человек не способен на такое, но она говорила тысячей голосов одновременно.
— Ты помнишь! Помнишь Нас! Вспомни Нас снова в час нужды, не бойся, как не боялся тогда. Мы придем, да-да-да, Мы даруем тебе больше силы, да-да-да...
Бес кубарем выкатился из шатра, и едва ли не бегом помчался через весь базар искать Сольвейг и Ласку. Он нашел их на пути к постоялому двору и с видимым облегчением вздохнул.
— Ну, что тебе нагадала старая карга? — с нескрываемым сарказмом поинтересовался Ласка, всецело не одобрявший подобные штучки.
— То же, что и всегда, дорогой братец. Долгую и счастливую жизнь! — хохотнул близнец.
Но от Ласки не укрылась его нервозность. Близнец был взъерошен, нервно прядал ушами, и то и дело оглядывался. Едва Ласка открыл рот, как Бес на корню пресек попытку брата выведать истину — широко ухмыляясь, он внезапно подхватил Сольвейг на руки и заявил:
— Итак, мы привезли Дикую Шемзе, получили золото, избавили город от полоумного фанатика и приобрели ценную соратницу! За это надобно выпить!
С этими словами, не обращая внимания на протесты ведьмы, Бес с ноги открыл дверь в таверну и решительно шагнул через порог.
И только вечером, когда братья уже набрались как следует, Сольвейг задала им давно интересовавший ее вопрос:
— Вы мне так и не сказали ваши имена... Как вас зовут на самом деле, мальчики?
— Что, Беса и Ласки тебе уже недостаточно? — весело икнул желтоглазый близнец. — Не слишком ли быстро развиваются наши отношения, дорогая?
Он картинно положил руку на сердце и, снова икнув, закинул ноги на стол таверны.
— Ох, уймись, остроухая бестия. Я имею полное право знать! В конце-концов, мы... напарники? — хмель придал ведьме храбрости, и она уверенно встретила горящий взгляд иллирийца.
