В конце пути - Норт Клэр (книги бесплатно .txt) 📗
– На кончину мира, – протянул Уле.
– Смотреть особо не на что, да? Мы чего-нибудь ждем, как думаете? Падения метеорита, например?
Уле засмеялся – странное булькающее фырканье через нос. Профессора никто не поддержал. Свен лег на спину и уставился в ясное белое небо. Чарли опустил взгляд и подумал – интересно, что он обнаружит под сухими носками, которые надел на него во время сна Патрик? Черные пальцы, как у профессора? Вряд ли. Скорее всего, Чарли не получит грандиозной награды за ту жуткую усталость, которая расплавила ему все кости.
Уле сказал:
– Нет никакого метеорита. – У него перехватило горло, он вновь хлебнул чаю, допил до самой гущи, отставил горячую чашку на землю и заговорил, выпуская изо рта пар. – Нет никакого метеорита, – повторил профессор. – Часы, которые отмеряют время до смерти человечества, стоят на без трех минут полночь, и вопрос лишь в том, переводить ли стрелки вперед. У меня спросили совета, и я ответил – поздно, ночь прошла, на подходе утро, только мы до него не доживем. В восьмидесятых Карл Саган опубликовал доклад – о ядерной зиме, о зиме, что настанет после бомбардировок, – так Сагана объявили предателем: как он посмел заговорить о конце! В США – одной из самых могучих и самых загрязняющих стран мира – вопросы экологии решают сенаторы и конгрессмены. Так вот, они заявляют, мол, данные о загрязнении сомнительны. Сомнительны! Я совершал погружения с командой НАСА, изучал проблему обесцвечивания кораллов, и мне не хватало воздуха. Акваланг работал нормально, а я задыхался.
В Амазонии есть участки, где за несколько дней пути не встретишь ни единого дерева; в Пекине воздух по цвету, как синяк. В Атлантическом океане плавает три тысячи миль мусора, пакеты и грязные подгузники бьются о борт кораблей. Еще живому носорогу, умирающему у сухого водоема, отрезают рог. По безлесным склонам ползет грязь и сносит деревни; новорожденные отравлены водой, которую пили их матери. Меня посадили перед комиссией в Брюсселе и заявили: «Что вы предлагаете? Если мы начнем что-то менять, мы разрушим всю экономику», а я ответил: «Вы уже разрушили весь мир», и меня попросили удалиться, поскольку мое свидетельство было чересчур субъективным. Я гулял по льду; мальчишкой приходил сюда и бродил по льду, вместе с твоей мамой, и видел столько жизни, даже в самых непригодных для жизни местах; видел жизнь, которая порождает жизнь, порождающую жизнь, которая держит нашу планету на плаву, просто… жизнь.
Свен смотрел в небо и молчал.
– Постичь устройство экосистемы совсем не трудно, – вздохнул Уле. – В школе нас учат, что растения выделяют кислород, необходимый животным, чьи тела после разложения выделяют питательные вещества, необходимые растениям. Но как же сложно уразуметь то, что ветер с горных вершин Америки однажды прилетит к озерам Зимбабве! Мы ужасно узколобые. Я понимаю твои слова о реальности.
Чарли поднял голову и встретил взгляд Уле.
– Я понимаю, – мягче повторил старик. – Мы прячемся от смерти, пока можем, но наступает момент…
Тишина, и мир разваливается на части.
Наконец Патрик сказал:
– По-моему, вы не правы, профессор. По-моему, человек безмерно гениален. Думаю, вы не правы.
Свен посмотрел на Патрика, на Уле и, похоже, с трудом сдержал слезы.
Чарли глазел на свои ноги и слушал вполуха.
Писк в кармане у Патрика; он глянул на телефон, затем на небо.
Они не уловили приближения вертолета, треск льда заглушил шум лопастей. Патрик встал. Чарли, с развязанными шнурками, тоже неуверенно попробовал подняться, в голове у него поплыло, и он отбросил эту затею. Свен лежал, где лежал, только теперь на боку, опирался на локоть и пристально наблюдал за Уле – так тигр смотрит на своего сородича, неожиданно встретив его на охоте в джунглях. Уле взглянул на Свена. Тот медленно помотал головой – ответ на незаданный вопрос.
Уле с улыбкой отвел глаза.
Свен потянулся к руке старика, но не достал.
Патрик говорил по телефону с невидимым человеком в ярко-желтом вертолете, перекрикивал грохот винтов, ветер отрывал от глетчера острые кристаллы-льдинки, они впивались в кожу, в волосы, от движения воздуха заметно холодало. Чарли прикрыл глаза ладонью и с опозданием заметил, как Уле, качаясь, с трудом встает.
– Чарли! – завопил Свен.
Голос его уносило прочь, а Свен уже извивался, воевал со спальником, путался в руках, ногах, ткани.
Чарли повернул голову и увидел – Уле нетвердой походкой, словно пьяный, бредет назад, на лед.
– Подожди! Стой! – Чарли кое-как встал, его шатнуло, он ухватился за камень, разодрал перчатки и кожу, вновь чуть не упал и побежал за стариком.
Уле ступил на лед, поскользнулся, но устоял и помчал вперед, руки захлопали по бокам, точно мокрые флаги. Глетчер был неровным, по его поверхности тут и там бежала талая вода, вспухали нарывы и язвы, внутреннее давление крушило, двигало многолетний лед, где-то тянуло его вниз, где-то – вспучивало. Чарли неуклюже шагнул на лед, тут же упал, встал. Рядом оказался Свен, а профессор бежал далеко впереди – летел сломя голову. Он что-то кричал преследователям, однако ветер от вертолета уносил слова.
– Стой! – взревел Свен, заглушая вой двигателей и грохот таяния. – Отец, стой!
Уле на бегу кинул на них взгляд, с улыбкой поднял в приветствии руку и провалился.
Чарли даже не видел разверстой во льду раны, куда шагнул Уле; не видел, что там внизу, вода или воздух, не мог оценить размеров провала. Может, Уле просто застрял у самой поверхности, не пролез по ширине? Свен ахнул – звук должен был быть, но его не было, – упал на четвереньки и галопом, без обуви, по-звериному поскакал вперед, заскользил, подкатил на брюхе к краю дыры, подтянулся поближе и глянул вниз
в пустоту, в глубину
куда не долетал свет
на реку, в которую быстро стаивали ледяные стены и которая спешила к огромному выжидающему морю.
Свен глянул вниз и зарыдал.
Чарли же глянул вверх и узрел на границе ледника фигуру: в шапке, с рукавицами в карманах, незнакомец стоял спиной к происходящему, и хоть выглядел обычным пешим туристом, но был он тем, кем был, легко узнаваемым под полуночным солнцем, и был он Смертью, разрушителем миров.
Ледник тряхнуло, мир распался, и Смерть тоже исчез.
Глава 24
Порой… Одна девочка, она… ее родители, они плакали, но девочка… Порой реальность придает сил, и…
Я неправильно рассказываю. Давайте попробую еще раз.
(Чарли не очень хороший рассказчик, ему привычнее хранить тайну.)
Речь пойдет о девочке, о тринадцатилетней девочке из больницы в Мумбаи. Я знал, что рано или поздно мне предстоит подобное. Чувствовал. До того случая все проходило, можно сказать… легко… но вот поступило это задание, и я оказался к нему готов, хоть готов я не был. Я сел в самолет, потом в такси, и… Девочка родилась очень больной, у нее отсутствовали правая рука и правая нога, а лицо… Врачи сказали, что малышка умрет месяцев через шесть-девять, а она выжила. Дожила до пяти лет, заболела воспалением легких, и родители приготовили ее к смерти, однако девочка опять выжила и захотела пойти в школу, и подружилась с другими ребятами в палате – девочка почти все время проводила в больнице; малышку любили доктора и сестры, ведь она была такой счастливой, такой неунывающей и отзывчивой, такой прекрасной; а потом, в тринадцать лет, уровень лейкоцитов у нее в крови стал падать, и медики никак не могли определить почему, и имя девочки появилось у меня в календаре, и я повез ей книгу: малышкой она любила эту книгу, но ее больше не издавали – отыскать этот экземпляр было непросто, скажу я вам, – и девочка спросила:
– Зачем ты пришел?
– Я вестник Смерти, – ответил я.
– Ага. Логично. Ты со мной побудешь, или тебе пора бежать?
Я представлял сотню вариантов этого диалога. Ребенок, для которого я – не предостережение. Я заготовил тысячу фраз, и вдруг такое: она не рассердилась, не испугалась – лишь захотела узнать, посижу ли я с ней, поболтаю ли, и я почувствовал себя полным идиотом. Выходит, я думал только о себе. Непростительно. Совершенно… Короче говоря, я решил:
