Земля Нод (СИ) - Тао Анна (электронную книгу бесплатно без регистрации TXT) 📗
Яснее всего были два из них.
Первым воспоминанием было их прощание на вокзале перед отъездом в Москву. Теплые сильные руки, объятье, пахнущее мужским потом, махоркой и свежим, душистым сеном. Почти ангельский ореол света, позолотивший русые кудри. Желтые искорки в ясных серых глазах. Улыбка и шершавые горячие губы, внезапно коснувшиеся ее губ. Поцелуй пах не сеном и не махоркой, он пах любовью и юностью, свежей счастливой юностью, по окончании которой ни один мужчина ее больше не целовал.
Она в последний раз предложила Матвею принять новую жизнь и уехать с ними. Матвей в последний раз отказался.
Второе воспоминание было сумбурным, страшным. Она помнила письмо, исписанное быстрым неразборчивым почерком, и фото обритого наголо старика со сжатыми в нитку губами. В фас и профиль. Следом в какую-то кашу смешались скандал с Андреем, обгрызенные до крови пальцы. Стук колес и тот самый вокзал, куда она, не помня себя, приехала. Места, где они с Матвеем бывали, изменившиеся за столько лет до неузнаваемости, как и сам Матвей... Она бы хотела найти и монастырь, где он принял постриг — адрес на конвертах она знала наизусть — но знала, что не сможет подойти и к ограде...
Догоревшая самокрутка обожгла пальцы. Мария ойкнула и уронила ее на одеяло.
Вернувшись в реальность, она тут же бросила окурок в вазу и захлопала рукой по обуглившейся ткани. Огонь дальше не шел, и Мария с облегчением выдохнула. Воняло паленым. Это была уже шестая прожженная дыра.
Сбившись с привычного лада, Мария села и взяла в руки последнее письмо и карточку. До этого она читала другое письмо — об осени 1914 года и уходе за первыми раненными, которых привезли в их монастырь.
Обритый старик смотрел строго и грустно. Ни следа желтых искорок и прежней улыбки. Последние слова Николая ранили ее в самое сердце снова и снова.
"...Боюсь я, что не смогу простить себе, если уйду к Спасителю Моему, не сознавшись Вам в том, почему раз за разом отказывал Вашей просьбе. Так вот, ответ мой таков: я знал, что у Вас с братом никого нет более и что семья Ваша давно мертва. Узрев силу Всевышнего в ту ночь, когда я исполнил просьбу Вашего брата, я осознал, чего Ваш народ лишен, что участь ваша по окончании земного пути неясна. Эта мысль не покидала меня. Уже тогда я решил в своем сердце, что не смогу стать таким же, как Вы, однако я не мог перестать думать и об ином. О вечной разлуке, которая предстоит нам после коротких человеческих лет, которые мне отмерены.
Я осознал, что должен приложить усилия ради того, чтобы после короткой разлуки однажды воссоединиться с Вами в вечности и вечно быть Вам другом. Вам и Вашему брату. Что долг мой, ибо я не любил никого сильнее Вас, денно и нощно, в этой жизни и последующей, молиться за Вас перед ликом Спасителя и Пречистой Богородицы, дабы они простили Вам прегрешения Ваши, ибо не по своей воле стали Вы тем, чем стали. Я ухожу к Господу с чистым сердцем, зная, что осуществляю сокровенное желание моего сердца, к которому стремился.
До тех пор, пока мы встретимся снова".
От подступивших слез глаза снова затянуло серым туманом. Если бы только она не доверилась тогда Андрею, если бы сама попыталась спасти Матвея...
Вскоре после этого, в один из вечеров, Андрей вошел к ней молча и без стука. Мария не сразу вырвалась из плена воспоминаний, но все же села на край кровати, потерла переносицу и заставила себя посмотреть на брата.
Андрей потянул воздух носом и скривился. Мария безразлично молчала. Он пододвинул кресло к кровати и сел, закинув ногу на ногу. Рубашка с накрахмаленным воротником сияла белым флагом.
— Еще раз попытаюсь донести до тебя, зачем я это сделал.
— Зачем?
— Затем, что я считал, что этот твой человеческий дружок заперся в монастыре с одной лишь целью. Чтобы собрать против нас армию людей, вооруженных крестами и молитвами, чтобы устроить нам новые Темные века, новую инквизицию. Где еще было это делать, кроме как за стенами монастыря? Я не мог допустить этого... Ни один нормальный человек не откажется стать вечно молодым и бессмертным! Ты хоть раз видела таких? Ты должна понять, чем я руководствовался... — Андрей чеканил каждое слово, нервно сцепляя и расцепляя пальцы.
— Нет, ты не дал мне сказать. Зачем ты мне это рассказываешь сейчас?
— Потому что ты нужна мне! Сейчас.
— А...
Мария достала коробку с табаком, бумажку и начала медленно сворачивать самокрутку. Закурила. Поджала под себя ногу.
— Почему ты веришь его слюнявой сентиментальщине в письмах, а не мне? — спросил он.
— Молохи Совета должны скоро приехать, да? Поэтому ты пришел?
— Молохи Совета — это то, что волнует меня сейчас наименьшим образом!
— Тогда почему ты поднял эту тему только сейчас? — Мария в первый раз посмотрела брату в глаза. — Перед их приездом?
— Чтобы у тебя был рациональный довод прислушаться ко мне. Чтобы ты понимала, что сейчас не самый подходящий момент страдать из-за ушедшего. Нам нужно объединить силы.
Мария хотела оборвать его, но не стала. Она видела, как кирпичик за кирпичиком рушится твердыня ее доверия к брату. Она хотела бы ему поверить, хотела. Что значил Матвей на фоне тех веков, что они прожили бок о бок? Что значила смерть глубокого старика, который принял ее за благословение, на фоне того, сколько раз они с братом спасали друг другу жизнь?
Хотела, но могла ли?
— Я попробую поверить тебе снова, брат, — хрипло сказала она, туша сигарету о ладонь. — Попробую, но не обещаю, что смогу.
Сердце Марии все больше и больше стыло от холода. Андрей использовал, а затем убил Матвея. Андрей обманул ее, предал ее доверие. Что, что еще он такого должен сделать, чтобы она не смогла его простить?
Ее брат встал на колено у кровати и поцеловал руку, которая еще горела от прикоснувшегося к ней огня.
Шелк платья, подаренного ей когда-то Андреем, струился у нее меж пальцев рекой пролитой крови. Мария стояла у зеркала, утонув в ней по самую шею.
Андрей уехал встречать молохов Совета на вокзал. Ей и Винцентию предстояло собраться и приехать в ресторан при Доме литераторов. Мария не протестовала против того, что Андрей уготовил ей пассивную роль в этом мероприятии. Она ни против чего не протестовала в последние дни, потому что не понимала, как ей действовать дальше. Плыть по течению казалось ей пока что единственной доступной стратегией.
Она могла отказаться от договоренности с братом и забрать все дела с Советом в свои руки, вернуть его на прежнее место, но в последний момент спасовала. Да, она могла бы его таким образом наказать, но за что? За то, что он, как ему казалось, поступил верно, пытаясь их защитить? И стоило ли этим заниматься в то время, когда на них всех надвигалась одна общая беда?
Мария чувствовала, что сомнения, которые одолевают её, мешают ей здраво мыслить и принимать решения. Она запоздало поняла состояние Винцентия, превратившегося в молчаливого, нервозного меланхолика, потому что сама сейчас страдала тем же. Будто пытаясь искупить свою прежнюю черствость, Мария после примирения с Андреем старалась подбодрить поляка в меру своих скудных эмоциональных возможностей, поездила с ним по городу в поисках Наташи, помогла с примерками нового смокинга и подбором под него блестящих новых туфель. Вдобавок, она уговорила Винцентия коротко остричь волосы, по более современной моде, и заставила его принять в подарок новые серебряные часы и хорошую зажигалку. С горечью Мария сознавала, что юношу скорее смущало, чем радовало ее внимание, но все же не оставляла попыток, не в последнюю очередь потому, что это было нужно ей.
В комнату постучали. Мария отложила платье и запахнула кружевной пеньюар.
— Войдите.
Винцентий неуверенно помялся в дверях и вошел. В этом изящном франте в новом смокинге, туфлях, с блестящими от воска волосами трудно было узнать сутулого и печального юношу, каким он был пару дней назад. У нагрудного кармана поблескивала серебряная цепочка часов.
