Колодец старого волхва - Дворецкая Елизавета Алексеевна (читать хорошую книгу .txt) 📗
Гордость дала бы Явору сил идти прочь, не глядя на Медвянку, но она, словно задалась целью рушить все его замыслы, вдруг сама обратилась к нему.
– Да уж куда спокойнее – с таким-то воином! – воскликнула она, бросив на Явора блестящий, вызывающий взгляд. – Ты же, Явор, воевода знатный – только печенеги тебя увидят, так со страху с коней попадают, только и останется их в вязанки вязать да с воза на торгу продавать!
– Да ладно тебе, не смейся! – нахмурясь, неохотно ответил Явор, досадуя на себя, что не может удержаться и избегая смотреть ей в глаза. – Сама знаешь, я в княжескую дружину просился, да тысяцкий меня не отпустил.
– Нельзя, нельзя тебе отсюда уходить! – воскликнула Медвянка в преувеличенном испуге. – Князь ушел – еще полбеды, а вот ежели прознают печенеги, что Явора-десятника в Белгороде нет – вот тут и жди набега!
– Помолчи – беды накличешь! – прервал ее Явор. – В прошлое лето не видала ты печенегов близко – а то бы не смеялась.
Даже и до размолвки Явор не позволил бы Медвянке смеяться над этим – слишком хорошо он знал, каким трудом и какой кровью достается мир для русских городов. И он не боялся говорить с ней резко, а даже надеялся, что она смутится, пусть даже рассердится – только пусть отведет свои блестящие, смеющиеся глаза.
– А я и не над ними смеюсь! – быстро ответила Медвянка, игриво поводя глазами.
– Она была довольна, что вызвала-таки Явор на разговор, но лукавый русалочий дух толкал ее и теперь все делать ему наперекор. Раньше Явор искал ее взгляда – она отворачивалась. Теперь он отворачивался – а она заглядывала ему в глаза, наслаждаясь замешательством этого сильного, гордого и такого уважаемого, как оказалось, человека. Теперь она видела, что не утратила власти над ним, и совсем повеселела. Пусть она и не так хороша, как Забава Путятична, но свое у нее не отнимется!
– А над кем же? – Явор наконец глянул ей в глаза, так сурово, словно хотел отбросить ее этим взглядом, решительно положил руки на пояс и подвинулся к ней. Своего он достиг – Медвянка живо отскочила в сторону.
– Медвянка! – закричал от башни старший городник. – Куда опять запропала?
Не оглянувшись больше на Явора, Медвянка убежала на зов. Явор вздохнул, с тоской провожая ее глазами. Любовь и гордость боролись в его сердце; он не робел перед врагами, но кареглазая девушка с медово-золотистой косой лишала его сил. Сияющие и вечно смеющиеся глаза Медвянки заворожили, заморочили его, а против ворожбы бессилен меч, бесполезна кольчуга. Она была как ясно солнышко, то жгущее, то ласкающее своими лучами, и нельзя было не любить ее. Она была его несчастьем, его проклятьем, и Явор настойчиво искал в своем прошлом какой-нибудь нарушенный зарок, вину перед богами, за которою они послали ему эту проклятую любовь.
– вспомнились ему слова старой песни. Огоньком дрожащая впереди фигура Медвянки тянула его к себе, как цветок папоротника в темном лесу. Явору было стыдно и перед собой, и перед людьми вокруг, но он ничего не мог с собой поделать.
Помедлив для порядка, Явор оправил пояс и двинулся следом за Медвянкой, стараясь не упускать ее из вида. Старик Обережа проводил его понимающим взглядом, обеими руками опираясь на медвежью голову, вырезанную в навершии посоха. Наверное, и светлоликая Дева когда-то так же смеялась, маня за собой Одинца, и с тех пор каждая женщина и каждый мужчина так или иначе повторяют путь первой человеческой пары, так же ищут свое, единственное, как единственными на свете были друг для друга Одинец и Дева. Проходят годы и века, сменяются князья, даже боги изменяют свои имена. Но неизменен остается закон продолжения жизни на земле – падает с неба дождь, девушки расцветают, как цветы весной, и сильные мужчины следуют за ними, чтобы множился человеческий род, чтобы воинам было кого защищать, а служителям богов – за кого молиться.
Тихо посмеиваясь от удовольствия после встречи с Явором, Медвянка торопилась догонять родичей. Неподалеку от нее в толпе пробирался гончар Межень с двумя сыновьями и дочкой Живулей. Сыновья его, Громча и Сполох, словно по ветру повернули головы к девушке-огнецвету.
– Для кого так нарядилась, Медвянка? – окликнул ее Громча. – Для князя никак?
– А то как же? – задорно ответила Медвянка, на миг оглянувшись на него.
Краем глаза она поглядывала, не идет ли сзади Явор. Простые гончары мало ее занимали, но такой уж у нее был нрав, что она не могла остаться равнодушной к чьему-то восхищению. Даже эта малая дань была дорога и приятна княгине, вновь обретшей свой пошатнувшийся было стол.
– Княгинею хочешь быть? – продолжал Громча. В его глазах Медвянка была вполне достойна княжеских хором. – У князя жен чуть не три десятка было – тебя только не хватает.
– Так не горшки же мне лепить! – бегло отозвалась Медвянка.
Люди вокруг засмеялись. – Так тебе, парень! – Не садись не в свои сани!
Громча отворотился и в смущении почесал себе нос. Понимая, что дочери старшего городника он вовсе не пара, Громча любовался ею издалека, но сегодняшний праздник воодушевил его и придал смелости вступить с ней в беседу. Однако, быстрая на язык Медвянка мимоходом посадила его в лужу. А Громча, будучи рослым и сильным, соображал не слишком быстро и редко находил подходящий ответ на шутки и насмешки.
Из-за спины Громчи выскочил младший брат – Сполох, заметно превосходивший его проворством разума и остротой языка. И в драках, и в спорах сыновья Меженя всегда стояли друг за друга и были дружны, несмотря на различие склада и нрава.
– Да длиннорогого теленка никто замуж не берет! – выкрикнул Сполох, стараясь отомстить за брата. – Хвалилася калина: «А я с медом хороша!» – запел он, приплясывая и кривляясь, как скоморох.
Но Медвянка только насмешливо фыркнула – не ей было обижаться на чумазых гончаров.
– Глину бы сперва с рыла отмыл, а после на городниковых дочерей глаза пялил, – проходя, с пренебрежением бросил замочник Молчан.
Ради проводов князя он нарядился в желтую льняную рубаху с вышитым шелковым поясом, но лицо его с выпуклым упрямым лбом оставалось таким же невеселым. Уж конечно, он лучше всех помнил, как летал через тын, и с тех пор не упускал случая показать, что никого не боится. Только Явор в эти случаи почему-то больше не попадал. Но уж чумазому гончару Молчан не мог позволить и смотреть на девушку, к которой сам думал посвататься.
– Куда хочу, туда и смотрю, уж не ты ли мне не велишь! – с вызовом ответил Громча и остановился, загораживая своему обидчику дорогу.
Если в дело надо было пустить кулаки, он никогда не отступал. После того, как его обсмеяли, Громче пуще прежнего хотелось поправить свое достоинство. Но Молчан за ним никакого достоинства не признавал и презрительно усмехнулся в ответ.
– Куда лезешь, горшок чумазый?! – отозвался он и смерил гончара уничижительным взглядом от остриженных в кружок волос до обтрепанных поршней на ногах. – Уйди с дороги, покуда цел!
Замечая назревающую ссору, люди останавливались вокруг них, ожидая развития событий и готовые вмешаться, если понадобится.
– Да что ты с ним разговариваешь! – воскликнул другой замочник, по имени Зимник. – Пошел вон!
И он решительно спихнул Громчу с пути. По хитрости своего ремесла и благодаря покровительству епископа замочники ставили себя выше прочих жителей Окольного города и никому не позволяли себе перечить. Конечно, Громча знал об этом, но на глазах у Медвянки он не отступил бы даже перед княжескими кметями. Привычно подвернув рукава праздничной рубахи, он набросился на замочника с кулаками. За того встали товарищи, за Громчу – брат и другие посадские, не жаловавшие гордых замочников, и вмиг пол-улицы втянулось в драку. Голосили женщины, испуганно вопила сестра Громчи Живуля. А Медвянка во все глаза смотрела на разгоревшееся побоище и увлеченно ахала. Она-то нисколько не испугалась, а напротив, бурно переживала новое развлечение.
