И аз воздам (СИ) - Попова Надежда Александровна "QwRtSgFz" (читать полностью бесплатно хорошие книги .TXT) 📗
— Рассказывай, — уже уверенней и строже потребовала Нессель. — Раз уж я здесь и так или иначе буду в этом замешана — я хочу знать, в чем именно. После всего, что мне уже пришлось пережить, увидеть и услышать, вряд ли то, что ты скажешь, будет такой уж тайной.
Курт невесело усмехнулся; поспорить тут было не с чем: ведьма, к его немалому удивлению не повредившаяся в уме после всего случившегося в Бамберге, de facto стала полноправным участником дальнейшего дознания, присутствуя в том числе и на допросах Ульмера, и на собраниях следователей в качестве уже признанного expertus’а. Ван Ален же на оные заседания и допросы особенно не рвался, явно стараясь поменьше попадаться на глаза служителям Официума; охотник удовлетворился пересказами Курта, и, получив достаточные, по его мнению, разъяснения по делу, спустя два дня покинул город, взяв с майстера инквизитора слово, что тело его брата будет сожжено. «Охотничьи правила, коим не одна сотня лет, Молот Ведьм, — пояснил он в ответ на осторожное недоумение. — И правила не обрядовые, не ересь это, успокойся. Предосторожность, не более — дабы потом не пришлось, не дай Бог, убивать своих же еще раз».
Райзе на переданную ему просьбу лишь пожал плечами, отдав требуемые распоряжения, и лишних вопросов задавать не стал. Бывший сослуживец, а ныне начальник вообще вел себя довольно сдержанно, исполняя, по большому счету, роль скорее официального прикрытия для всего, творимого Куртом, на усмотрение которого и было оставлено все дальнейшее расследование.
Ратманы, чудом уцелевшие в день пришествия Ангела, и вовсе прониклись тихим смирением, покладисто и молча исполняя все повеления майстера инквизитора и не переча уже ни в чем. О горожанах нечего было и говорить — Бамберг как никогда был похож на огромный полупустой монастырь, заполоненный кающимися преступниками; случайно встречаемые на улицах прохожие либо прятали глаза, начиная с внезапным интересом рассматривать землю под ногами, либо, напротив, вцеплялись взглядами в Курта, будто ожидая от него приказа прямо здесь, посреди улицы, пасть на колена и покаянно бить ту самую землю лбом, и судя по этим взглядам — подобное указание было бы исполнено каждым и с готовностью.
Город опустел и затих — даже средь бела дня те самые случайно встреченные горожане были явлением редким, и не только потому, что большинство из них предпочитало сидеть по домам: согласно подсчетам рата и Официума, день пришествия многоокого Ангела пережили менее двух тысяч человек. Растерзанных и затоптанных тел по всему Бамбергу было столько, что для их погребения пришлось освящать землю за пределами города; погибших хоронили в буквальном смысле бок о бок, плотными рядами, а порой и укладывая в одну могилу по двое или трое, если удавалось опознать убитых как принадлежащих к одному семейству, и все равно подле города раскинулось огромное мертвое поле. Никаких более казней или прочих кар, посовещавшись, решили не производить: внушение горожанам и так было сделано доходчивое, раскаяние вследствие этого бамбержцев одолело искреннее и полное, а опустошать полностью и без того почти вымерший город идеей было скверной.
Семейство Гайер отделалось, по мнению Курта, довольно легко; хотя и им гнева Конгрегации избежать удалось, все обошлось, что называется, малой кровью. Неизвестно, насколько раскаяние Лютбальда Гайера было искренним, но уж в том, что разумный и взвешенный подход к оценке реальности остался при нем, сомневаться не приходилось: делец явился в Официум с повинной в тот же день, когда в небесах над Бамбергом случилась скоротечная невиданная битва двух Ангелов. Нельзя сказать, что его добровольное признание прибавило что-то новое к уже известной информации, да и на фоне всего прочего выглядело это признание, прямо сказать, довольно невинно. Убийство двух горожан, как стало известно после очередного допроса Ульмера, нанятыми охотниками было совершено преднамеренно — именно ради того, чтобы взять дельца на крючок; в убийстве Георга Штаудта он замешан не был, о странных наклонностях епископа подозревал, но старался ни во что не лезть…
С одной стороны, свою долю, по выражению Райзе, целительных пенделей Гайеры заслужили, но с другой — лишить сейчас и без того полуразрушенный, опустелый город единственного более-менее грамотного дельца значило оставить его рушиться и дальше, превращая в большую унылую деревню. Разумеется, молва о том, что вмешательство Конгрегации спасло Бамберг от уничтожения, разнесется по Империи быстро, однако природа человеческая такова, что запомнится не только это. Запомнится и то, что уничтожение это едва не состоялось, что именно в этом городе свершилось небывалое — вовлечение в ересь поголовно всего населения, от какового в свете этого неведомо чего можно теперь ожидать, что именно этот город много столетий подряд был вратами в неведомые демонические глубины, и где гарантия того, что они заперты навеки, и что-то подобное не повторится? И уж точно ни один более-менее радеющий о своем деле предприниматель не сунется сюда еще долго, не говоря уже о желающих поселиться в этом «проклятом месте» (а в том, что такое звание к Бамбергу может прилипнуть легко, ни Курт, ни Райзе ни минуты не сомневались). Прославить город как, напротив, святое место, осиянное благодатью невероятной реликвии — это было делом будущего немалого труда огромного количество людей, от проповедников до агентов, чьей работой является разнесение слухов и сплетен.
Гайер, видя и чувствуя, что его судьба решается спешно и в весьма нетипичном ключе, чутье того самого дельца проявил всецело — во время очередного визита для допроса в Официум торговец невзначай заметил, что погребение столь огромного числа погибших есть дело затратное, равно как и восстановление разрушенных домов, и приведение в должный вид главного собора Бамберга, каковой сейчас еще более, чем прежде, сосредотачивает в себе все достоинство и величие этого благословенного града… Лезть к господам дознавателям с советами он, разумеется, ни в коем случае не был намерен, однако, будь он на месте служителей Официума — он бы непременно рассмотрел вопрос о наложении штрафа на одного знатного мирянина, по недомыслию едва не направившего свои стопы в Ад исключительно из-за благих намерений, и для удовлетворения всех сторон сей штраф он бы приговорил выплатить не живыми деньгами, а финансированием всех вышеупомянутых действий.
К немалому удивлению и явному облегчению Гайера, это предложение было принято с готовностью; однако радость дельца несколько поутихла, когда были озвучены некоторые дополнительные условия. Вмешательство в политику города каким бы то ни было образом семейству отныне запрещалось. Также оно лишалось и монополии в торговле, обязуясь передать треть своих активов рекомендованному Официумом торговому дому, у коего уже был опыт создания налаженного предпринимательства с нуля, что здесь и сейчас, буквально на развалинах, было как нельзя кстати. При словах «торговый дом Фельса» Гайер покривился, однако смолчал. Как бы там ни было, а в определенных кругах участие в каком-либо деле упомянутого дома говорило о многом и само по себе являлось рекомендацией, а для бамбергского дельца — недвусмысленным намеком на то, что спустя несколько лет его ждет судьба в лучшем случае главы местного филиала. Сетовать на судьбу, однако, Гайер благоразумно не стал и, поблагодарив служителей Официума за понимание, удалился, понимая, что отделался, учитывая все условия, еще достаточно легко.
Никаких взысканий не было применено и к отцу Людвигу, каковой после всего приключившегося, похоже, слегка тронулся умом. Поначалу Курт размышлял над тем, чтобы изолировать святого отца от греха подальше, однако, подумав, махнул на него рукой: вреда Господень служитель никому не причинял, с буйными проповедями не лез, в рубище по городу не расхаживал, и единственное, что его отличало от прочих обитателей Бамберга — это частое молитвенное бдение у пилона с изваянием Всадника, что по-своему было даже кстати. На то, чтобы общаться с окружающими и вовремя удаляться для поддержания тела в должном порядке, разума отца Людвига хватало, а каким образом исцелять прикоснувшуюся к ереси душу, Курт решил оставить на его усмотрение, лишь посоветовав прибывшему вместе с Райзе священнослужителю, принявшему теперь здешнюю паству, потихоньку взять святого отца под крылышко и присматривать за ним во избежание дурных последствий.
