Черный смерч - Логинов Святослав Владимирович (смотреть онлайн бесплатно книга .txt) 📗
Со стороны рощи, где засели нападавшие, потянуло дымом. Там жгли можжевельник – чистое дерево, равно любимое всеми людьми. Глухо донеслось рокотание большого бубна. Лар-первопредок, помоги чужому шаману, пусть откроются глаза обманутых!
Солнце ползло по бесконечно голубому июньскому небу, на Унику наваливалась жара, жужжащие слепни вились над головой, садились на лицо, облепляли ноги. Уника не сгоняла мучителей, любой её жест может быть неверно истолкован, и тогда у кого-нибудь не выдержат нервы. Там, за спиной, ждущие распахнутые ворота и воины, притаившиеся за городьбой. Впереди ждущий безмолвный перелесок, и в нём за деревьями притаились такие же воины, что и в селении. Тишина, даже птицы к полудню утомились, лишь рокочет бубен Казука и тянет издалека спасительным ароматным дымком.
Смолк бубен, наступила тишина. Уника продолжала ждать. Сейчас всё решится, и если она оказалась не права, то, значит, настал последний час её жизни.
На лугу появился Казук. Лицо мрачное, и в руке нет рогатины. Подошёл, сел на траву напротив Уники. Уника поспешно пересела с камня на землю – не годится разговаривать с чужим шаманом, глядя на него сверху вниз.
– Ты знала, что расскажут люди, когда я сниму с них морок? – спросил шаман.
– Я догадывалась. На них напали чужинцы с широкими ртами и гривами, словно у тарпана. А людям казалось, что это дети зубра.
– Пришельцы вырезали два посёлка, из каждого спаслось лишь по четыре человека. И все они клялись, что это сделали вы. Они узнали даже вашего одноглазого вождя, который сам убивал наших младенцев. Просто чудо, что хотя бы несколько человек сумели вырваться в самую последнюю минуту.
– Чужинцы нарочно позволили бежать этим людям, чтобы они свидетельствовали против нас.
– Теперь это понимают все, – престарелый шаман вскинул голову и спросил: – Мать, что нам делать теперь, когда мужчины взялись за оружие и кровь пролилась с обеих сторон?
– Ждать, – ответила Уника. – А потом, если позволят предки, договариваться о мире. Нам сейчас нельзя воевать друг с другом, гривастые только и ждут этого.
– Когда мы найдём, где скрываются чужинцы, – проскрипел Казук, – мы пойдём туда и не успокоимся до тех пор, пока не отомстим за нашу и за вашу кровь!
– Они уже не скрываются. Они идут на нас войной. – Уника запнулась на мгновение, а потом рассказала медвежьему колдуну всё, что открылось ей в предсмертных видениях зачарованного чужинца.
Казук молча слушал, лицо его было чёрно. Лишь когда йога закончила рассказ, он спросил:
– Значит, ты считаешь, что они стопчут людей и нам не будет места на земле, где мы родились?
– У меня есть сын, и я хочу увидеть внуков, – ответила женщина.
– Тогда что надо делать?
– Не знаю. Но прежде всего мы должны помирить наши роды. Ты можешь обещать, что, если второй старшина выйдет за ворота, никто из ваших не спустит тетиву?
– Это я обещаю.
– Тогда я попробую уговорить Машка.
Уника прошла через ворота, распахнутые, словно наступил большой праздник, и сразу за её спиной обтёсанные брёвна задвинулись, скрыв проход. Не отвечая на ждущие взгляды, Уника обрядилась в оставленную одежду, прошла на площадь между гостевым домом, круглой землянкой и домом старшин и лишь там произнесла:
– Они просят мира.
– Не поздновато ли? – гневно вопросил Машок. – Сначала они будут в безоружного стрелять, а потом мира просить? Юха убит и Курош умирает – как после этого мириться?
– Не медведям пеняй, а оборотням. У лесовиков сотня убитых – дети, женщины… А те, кто уцелел, – на нас говорят. И тебя там видели – как ты старикам головы разбивал, детей резал…
– Ты это что врёшь?! – взревел Машок.
– Говорю тебе, нет в нашей ссоре ничьей вины, кроме чужинской. Это они такой морок навели. Напали на лесовиков, а представили так, будто это мы сделали. Их вини, им месть готовь. А с детьми медведя надо мириться.
– Не хочу, – упорно проговорил Машок.
– А если бы не брата твоего ранили, а кого другого, ты бы тоже упорствовал? – спросила Уника, бестрепетно глядя в лицо старшине.
Машок подавился гневом и лишь время спустя сумел просипеть:
– Ты так не шути… Хоть ты и йога, а меру знай!
– Тогда пойдём, спросим Куроша. Ему за брата мстить не нужно, вот пусть он и скажет, как быть.
– Помирает Курош…
– А ты его не хорони прежде времени. Пока жив, он такой же старшина, что и ты.
Курош лежал в круглой землянке, укутанный шкурами. Кровь на губах уже не пузырилась, но и дыхания почти не было слышно. Две немолодые женщины-травницы сидели рядом, хотя всё, что можно было сделать, уже было сделано.
– Как он? – шёпотом спросила Уника.
Лекарка выразительно пожала плечами: мол, и так видно.
– В разум приходил?
Травница кивнула.
Уника наклонилась к раненому, глянула в осунувшееся лицо, тихо позвала:
– Курош, ты нужен нам. Дети медведя просят мира.
Старшина приоткрыл мутный глаз. Никто не мог сказать, видит ли он что-нибудь, понимает ли сказанное, но когда Уника повторила слова, губы с запёкшейся кровью шевельнулись и почти беззвучно прошептали:
– Мирись. Я не обижусь и Юхе скажу, чтобы не сердился.
– Юхе Калюта скажет, – приказала Уника, – а ты возвращайся. Ты ещё не все живые дела переделал.
Курош не слышал; глаз закатился под лоб, старшина вновь уплыл к селениям предков.
Машок скрипнул зубами, но спорить больше не стал.
– Идём разговаривать, – сказал он и добавил невесело: – Всадят сейчас в меня стрелу – так и надо будет дураку.
Вновь с тонким скрипом поползли в пазах дубовые кряжи, Уника и Машок оба в парадных облачениях выступили за ограду. С минуту в роще ничего не происходило, потом оттуда вышли вождь нападавших и шаман Казук, оба без оружия.
У Уники отлегло от сердца.
Безрукий колдун Ромар сидел в круглой землянке, где ещё недавно жил Матхи, и слушал рассказ шестилетнего Роника. Кивал согласно, поддакивал: «Правильно шаманыш поступил, даром что младенец, а не побоялся». Выслушал и про нож, кивнул: «Знаю».
Потом наконец произнёс:
– Ты всё сделал правильно. Так говорю я, и это же скажет Калюта, когда спросит предков.
– Я позволил убить старого шамана, – прошептал мальчик, – я не бросился на врага, не погиб, защищая учителя. Что скажут воины, когда узнают про мою трусость?
– Ты защитил весь род и спас многих людей. – Ромар нервно дёрнул покалеченным плечом, потом наклонился и потёрся о мальчика лбом, стараясь успокоить его. – Никто из воинов не осудит тебя, хотя рассказывать им об этом не надо – у шаманов должны быть свои секреты.
– Но ведь я не шаман… Шаманышем меня только дразнят.
– И всё-таки, поверь, что ты всё сделал правильно. – Ромар выпрямился. – Вот что я тебе скажу… когда я пойду за ножом, я возьму тебя с собой. Ты ещё маловат, года два подрасти бы, но думаю, справишься. Там ты увидишь, что совершить правильный поступок порой труднее, чем просто быть смелым. Смелые уже пытались пройти к Сухому лиману и вернулись ни с чем.
– Мы пойдём к Сухому лиману за родовым нефритом? – спросил Роник. – А мама меня отпустит?
– Отпустит, – невесело сказал Ромар. – Чует моё сердце, скоро у Сухого лимана будет безопаснее, чем здесь.
