Дни черного солнца - Джемисин Нора Кейта (книги без регистрации полные версии TXT) 📗
Непричастные к религиозным разборкам, затаив дыхание, ждали, когда покатятся головы. Орден подчиняется непосредственно семье Арамери, а те не склонны терпеть неповиновение. Но, как ни странно, ни одна живая душа не оказалась в тюрьме. Не исчезали ни люди, ни города. Местные жрецы посещали семьи, всячески уговаривая родителей вернуть детей, ради их же блага, в школы, но, если родители отказывались, детей никто у них не отнимал. Блюстители Порядка издали эдикт, требуя с населения десятину на покрытие расходов по своему общественному служению; тех, кто не заплатил, наказали. Но никто не наказал тех, кто отказал в десятине самому ордену.
Люди терялись в догадках, как все это понимать. Постепенно начались тихие маленькие революции, весьма дерзновенные в отношении Блистательного. Повсюду стали появляться еретики, открыто поклонявшиеся своим богам. Один из народов Дальнего Севера – не припомню, как он назывался, – постановил учить своих детей сперва родному языку, а потом уж сенмитскому, а не наоборот, как было прежде. Встречались даже такие, кто решил вообще не поклоняться никаким божествам – сколько бы их ни появлялось в Тени день ото дня.
И Арамери ничего по этому поводу не предприняли.
Веками – да какое, тысячелетиями! – весь мир плясал под одну дудку. В некотором смысле это был самый наш священный и непреложный закон: какую бы, ко всем хренам, волю ни высказали Арамери – исполняй! Чтобы подобное да вдруг изменилось!.. Для большинства это было пострашней любых интриг, которые могли замышлять боги. Это означало конец Блистательного. А потом что? Никто не знал.
Теперь ты понимаешь, почему иные тонкости метафизической космологии приводили меня в такое смятение.
Потом-то я, по счастью, сообразила, сколько будет дважды два. Но когда я вновь повернулась лицом к загаженному переулку…
…светловолосая богиня лизала что-то на земле.
Я решила сперва, что она занялась Солнышком. Однако, приблизившись, поняла, что неверно угадала направление. Солнышко лежал на дальней стороне переулка. Там, где сидела на корточках светловолосая, были только…
У меня желудок поднялся к горлу. Там валялись мертвые Блюстители Порядка.
Когда я подошла, она подняла голову. Глаза у нее были под стать волосам: золотые с неровными крапинками более темного тона. На меня снизошло нечто вроде откровения. Когда люди приглядывались к моим глазам, неужели они видели то же самое? Уродство там, где полагалось быть красоте?..
– Дармовое мясо, – сказала богорожденная и одарила меня несытой улыбкой.
Я обошла ее по широкой дуге и вновь приблизилась к Солнышку.
– Испытываешь ты меня, Орри, – покачал головой Сумасброд, когда я двигалась мимо. – Право слово, испытываешь!
– Я всего лишь вопрос задала! – отрезала я и опять склонилась над Солнышком.
Одни боги знали, что успели с ним сделать Блюстители до того, как на него набросился еще и Сиэй. Что же касается мертвых тел у меня за спиной, то о них и о том, кто устроил это, я думать себе просто не позволяла.
– Он пытался сохранить твою жизнь, – ответила подручная Сумасброда.
Я пропустила ее слова мимо ушей, хотя, возможно, она была права. Вот только я была не в настроении это признать. Пробежавшись пальцами по лицу Солнышка, я определила, что губы у него расквашены, а глаз подбит: он уже опух так, что едва мог открыться. Но эти мелкие раны меня не беспокоили. Мои руки переползли к его ребрам, ища, не сломано ли какое…
Что-то уперлось мне в грудь и пихнуло. Да так, что я с испуганным вскриком отлетела к противоположной стене переулка, врезалась в кирпичную кладку и ненадолго потеряла сознание.
– Орри! Орри!..
Чьи-то руки тормошили меня. Я кое-как проморгалась, разогнав плававшие перед глазами звезды, и увидела склонившегося надо мной Сумасброда. Я даже не сразу поняла, что стряслось, но потом заметила, как Сумасброд оглянулся туда, где остался Солнышко, и ярость перекосила его лицо.
– Я в порядке, – заплетающимся языком выговорила я. – Я в полном порядке…
Хотя я вовсе не была в этом уверена. Солнышко меня не больно-то пощадил. В голове продолжало глухо гудеть, из затылка, которым я треснулась в стену, расползалась боль. Сумасброд поставил меня на ноги, и я благодарно ухватилась за него, когда их со светловолосой сияющие фигуры вдруг расплылись перед глазами.
Сумасброд что-то прорычал на певучем, гортанном языке богов. Я видела, как огнистые слова истекали из его рта и блестящими стрелами уносились прочь, чтобы ужалить Солнышко. Большинство разлеталось безобидными искрами, но иные, кажется, втыкались.
Смех Лил, больше напоминавший ржавый скрежет, прервал его речи.
– Какая непочтительность, братец.
Она облизнула губы, измазанные гарью и жиром. Крови не было видно – она покамест не пускала в ход зубы. Покамест…
– Почтение нужно заслужить, Лил, – сказал Сумасброд и сплюнул на сторону. – Он пытался когда-нибудь заслужить наше почтение? Нет, он его только требовал…
Лил пожала плечами и нагнула голову, так, что неровные пряди скрыли ее лицо.
– Какая разница? – проговорила она. – Мы сделали то, что должны были. Мир меняется… Ну а я всем довольна, покуда есть жизнь, чтобы ее жить, и пища, чтобы ею наслаждаться!
С этими словами она сбросила человеческую личину. Ее рот стал открываться все шире, распахиваясь невозможным образом. Она нагнулась над неподвижным телом ближайшего Блюстителя…
Я прижала к губам ладонь. Сумасброд смотрел на Лил с отвращением.
– Плоть, отданная по доброй воле… Ведь таково, кажется, было твое кредо?
Она помедлила с трапезой.
– Эта плоть была отдана.
Чудовищный рот не двигался, когда она говорила. В теперешнем виде он был просто неспособен производить человеческие слова.
– Кем отдана? – спросил Сумасброд. – Что-то я сомневаюсь, чтобы эти люди добровольно дали себя поджарить ради твоего удовольствия!
Она подняла руку, указывая костлявым пальцем туда, где скорчился Солнышко:
– Его добыча. Его мясо. Он был волен отдать.
Лил подтвердила мои самые худшие опасения… Я содрогнулась. Сумасброд заметил это и стал бережно ощупывать мои плечи и голову. Как ни осторожны были его прикосновения, они все равно причиняли боль, и я поняла, что к утру буду вся в синяках.
– Со мной все хорошо, – повторила я; в голове постепенно прояснялось, и я рискнула отлепиться от руки Сумасброда. – Я в полном порядке. Дай посмотрю, как он там…
Сумасброд нахмурился:
– Он тебя едва не пришиб!
– Знаю.
Я обошла его. Откуда-то сзади неслись безошибочно узнаваемые звуки: там хрустели кости и рвалось мясо. Я положила себе не отходить далеко от Сумасброда, чье мощное тело, по счастью, перекрывало картину пиршества.
Я сосредоточилась на Солнышке – во всяком случае, на том месте, где он, по моим догадкам, должен был находиться. К какой бы магии он ни прибег для расправы с Блюстителями, вся она давным-давно улетучилась. Теперь он был изранен, слаб, и боль заставляла его биться, как бьется покалеченное животное…
Ох, нет. Не так. Я всю жизнь училась по одному прикосновению определять, что на душе у человека. И в отбросившем меня толчке я успела распознать капризную злобу. Вероятно, этого и следовало ожидать после того, как кудрявая богиня велела ему ценить меня в качестве друга. Быть может, я никогда как следует не узнаю Солнышко. Но то, что непомерная гордость заставила его воспринять эти слова как оскорбление, вполне очевидно.
Он снова очень тяжело, трудно дышал. На то, чтобы меня отшвырнуть, у него ушли последние силы. Он кое-как приподнял голову и устремил на меня взгляд, полный злобы. Я это почувствовала.
– Мой дом по-прежнему открыт для тебя, Солнышко, – произнесла я очень тихо. – Я всегда помогала людям, которые нуждались во мне, и намерена делать это и впредь. И я нужна тебе, нравится тебе это или нет.
С этими словами я отвернулась и протянула руку, и Сумасброд вложил в нее мой посох. Я набрала в грудь побольше воздуха и дважды грохнула посохом оземь, радуясь привычному стуку дерева о камень.
