Воинство сатаны - Воронин Дмитрий Анатольевич (лучшие книги онлайн TXT) 📗
К ритуалу готовились долго — расставляли по комнате толстые свечи, смешивали компоненты будущего зелья, завешивали окна — не приведи Эрнис, посторонний свет в комнату проникнет, все насмарку пойдет. Работу эту в основном выполнял Денис, а Таяна и Тернер предпочитали давать ценные указания. Ну, что касается волшебницы — оно было и понятно, ее глаза по-прежнему не видели ничего, хотя уже и открывались, Отек спал, но она едва могла отличить свет от тьмы, а уж о том, чтобы просто пройти по комнате, ни обо что не споткнувшись, и речи не шло. Тернер же, видимо, считал, что возиться с порядком дурно пахнущими компонентами зелья — это ниже его достоинства.
Наконец все было готово. Пришла и травница, тихонько присев в уголке на краешек скамьи и пообещав вести себя тихо, «аки мышь возле спящей кошки».
За время пребывания в этом мире Денис уже не раз видел творимые Таяной заклинания, поэтому нынешнее действо было для него истинным откровением. Он уже свыкся с мыслью о существовании магии — ибо странно было бы не верить собственным глазам, но почему-то решил, что вся сила магов — в разуме. И что колдовство — это набор жестов и слов, подкрепленных силой воли волшебника. Тернер в ставшей для него в последнее время обычной язвительной манере пояснил, что всему свое время и свое место. В том числе и сложным ритуалам, где каждая составляющая часть является совершенно необходимой и малейшие отступления от правил ведут .к полному провалу.
— Это ж не огненным шаром стрельнуть, юноша. — Тьер упорно называл Дениса то «юношей», то «парнем». Конечно, учитывая прожитые им годы, можно было сказать, что разница в возрасте давала ему такое право, но сам Жаров каждый раз, слыша эти слова, ощущал сильный дискомфорт. Он не привык к такому насмешливо-снисходительному обращению. — Тут все куда тоньше… боевых магов много, а настоящих целителей куда меньше. Напакостить себе нетрудно, а вот излечиться…
— Прошу тишины, — капельку недовольным тоном попросила Тэй, усмотрев в последней реплике камень в свой огород. — Я начинаю.
Денис слушал голос Таяны как зачарованный. Это была самая настоящая песня. И хотя ее язык был ему незнаком, да и не пела она, а скорее проговаривала текст рифмованным речитативом, но мелодичность этих слов превращала речь девушки в песнь. Тьер, которому столь бесцеремонно заткнули рот, демонстративно отвернулся, но не издавал ни звука. Даже, кажется, дышать перестал. С него станется…
Очередная фраза, и свечи, до того горевшие ровным желтым пламенем, вдруг испустили пять столбов голубого света. Комната, сразу приобретшая какой-то потусторонний вид, осветилась… стала хорошо видна серебряная чаша, стоящая на столе, в самом центре образованной свечами пентаграммы. Бурая масса в чаше пузырилась, но вместо ожидаемого зловония — Денис хорошо помнил, как пахли тщательно смешиваемые им ингредиенты — вдруг повеяло приятным ароматом трав. Наверное, свечи должны были бы мгновенно расплавиться, сгореть… но голубое пламя по-прежнему заливало все вокруг мертвенным светом, более того, по стенам теперь не метались тени, свечи горели ровно, как лампочки.
А девушка продолжала читать заклинание. Голубое пламя становилось все ярче и ярче, но вдруг и чистой синеве появились всполохи другого цвета, багровые…
— Нет, дочка! — вдруг пронзительно взвизгнула старуха. — Ой, не так!!!
И все тут же окончилось. Свечи снова горели колеблющимися язычками желтого пламени, а в нос отчетливо шибануло смрадом навоза.
— Ты что, старая, с ума сошла? — прошипел тьер, приподнимаясь. От вложенных в слова интонаций Денис явственно ощутил, как по коже пробежал холодок. Пожалуй, он не хотел бы сейчас очутиться на месте старухи-травницы.
— А ты глохни! Много ль понимаешь… Поживи с мое, а тогда и рот разявай, — довольно невежливо отмахнулась от Тернера старуха. — Ты, девонька, меня слухай. В шостом ряде, опосля «тиалла вэй» надобноть петь «тиалла дон», А ты что пела? Ты ж вместо «дон» пела «тон»! Совсем разум потеряла, али вас там, в академьях ваших, ничому уж и не учат путному? А дальше — больше. Таки ведь и не только без глаз, а и без головы остаться можно…
Первый раз за все время знакомства Денис увидел на лице Таяны откровенно виноватое выражение. Тьер, видимо, тоже понял, что своим вмешательством бабка уберегла волшебницу от большой беды, и замолк, проглотив оскорбление. Денис только усмехнулся — что же, не только его за молодого здесь считают, пусть и тьер почувствует, каково это. А старуха все не унималась.
— Отвар спортился, да ты плюнь на него, новый сделаем. А сперва поучу тебя, как петь-то правильно надо. Уж пойдет на пользу наука-то… почитай что седьмой десяток лет травничаю, вам, молодым, немало поведать могу. Да пока не придет беда, кто ж старую слушать-то будет? А к тебе пришла, ты таперича и слушай, глядишь, и глазоньки здоровее прежнего будут.
На обучение ушла большая часть ночи, а потом и половина следующего дня. И только к вечеру, заставив Таяну трижды пропеть все заклинание, старуха позволила волшебнице повторно провести ритуал. Все повторилось — и голубое сияние свечей, и ароматный травяной дух, заполнивший комнату… только не было в этот раз багровых отблесков в синеве магического пламени. И когда волшебница завершила песнь и в последний раз полыхнул колдовской огонь свечей, в чаше вместо дурно пахнущей смеси осталось несколько капель вязкой густо-синей массы, немного прозрачной и источающей приятный аромат. Снадобьем густо намазали глаза девушки и, перевязав чистой тряпицей, оставили до утра.
Денис, немного смущаясь, протянул старушке увесистую серебряную монету — старую, но от того ничуть не менее ценную. Бабка мелко закивала, благодаря, и тут же упрятала денежку от чужих глаз подальше, в самую глубину разноцветного лоскутного тряпья, составлявшего ее наряд. И потом, покидая городок, путники видели, как травница долго, стоя у околицы, махала им вслед.
Зрение к Таяне вернулось почти полностью. При ярком дневном свете глаза еще немного слезились, но вскоре и это должно было пройти — драгоценной мази осталось еще на раз, и к следующему утру девушка уже чувствовала себя совершенно здоровой.
