Второй (СИ) - Дзюба Татьяна Петровна "Ята Петри" (список книг .TXT) 📗
Мельника через пару минут просто рассеивается в темноте. И мы остаемся одни.
Что было дальше?
Дальше было ожидание…Такое длинное, как ожидание рассвета поздней осенью. Мы с Гальцевым почти не разговаривали. Никита полностью был занят Вторым, если это можно назвать занятостью. Он, на сколько было возможным при свете фонаря, осмотрел его, но сделать сам ничего не мог.
– У Второго две пули. Одна в груди, вторая чуть ниже. Судя по тому как он дышит, легкое не пробито…Но я же не специалист. И это не обычная царапина, а проникающие ранения. Вот за каким чертом он вообще полез в эти подземелья?
Я не знал что ответить. За артефактами? Наобум без мага глубоко под землей вообще не имело смысла что либо искать – он же все таки не маг.
Гальцев нашел под свитером в карманах флакон с пилюлями и прочитав название хмыкнул.
– Он таки придурок, твой Второй. Ты знаешь что это такое? Я глянув на флакон покачал головой.
-Не-а.
– Это…Как бы по проще объяснить. В то время как я был оперативником, пацаны баловались этими таблетками для того чтобы в нарядах и при патруле без мага можно было определять кукол. Плохо..Но хоть как –то. Препарат– такой симбиоз психотропного и нейролепиков. Усиливает восприятие и раздражает зрительный нерв, позволяя воспринимать цвета определенных частот. Я знал что Второй тоже частенько раньше использовал их. Но он, после того как вывозил нас с Санькой из города, зарекся. Таблетки искажают реальность. Да– кукол можно видеть, но ты сам находишься в довольно измененном состоянии сознания и не всегда адекватно можешь реагировать на окружающую действительность. Это все равно как ЛСД объесться и думать что ты умеешь летать. Ощущения похожие, но к реальности не имеют никакого отношения.
– Тарасов тоже у меня спрашивал завязал ли Второй с наркотой.
– Вот и вышло что не завязал.
Новости конечно аховые. Но…что-то подобное я и предполагал. Он бы не сунулся в подземелья без хоть такого 'зрения'.
А вот вторым предметом запакованным в брезент и засунутым под ремень брюк у Второго была стопка каких-то непонятных желтых листов. Не бумаги. Листы были слишком грубыми. Чем-то вроде пергамента. Я попытался рассмотреть что в них и увидел закорючки слишком старого алфавита. Узнаваемыми были некоторые буквы. Еще менее понятными были слова. Текст написан на каком-то старом языке. Славянском – это точно, но слишком непонятном для современного человека. Сломав голову– в переносном смысле, я снова обернул их брезентом и положил в свой рюкзак. Очнется Второй– спрошу у него на досуге что это за письмена и стоило ради них так рисковать.
Тяжелая кавалерия появилась часа через полтора. Во главе с вездесущим Тарасовым. Дальше все было быстро.
А еще через пару часов сидя в кабине у Старика мы с Гальцевым и слегка ошалевшим от окружающей роскоши Мельником давали нестройные показания.
Нас допрашивали долго. Именно допрашивали. По другому охарактеризовать быстрый список вопросов и тон разговора я не мог. Но мы стоически держась стараясь отвечать с максимальной лаконичностью.
Закончилось печально. Меня отправили в мою комнату под почти домашний арест. В прямом смысле. Без распоряжения Старика сказали не выпускать из помещения и вручив пачку бумаги велели все написать как можно более подробно. Я, если честно, не совсем понимал к чему такие строгости. Второго же нашли. Мы не сделали ничего плохого. ( Не считаю двинутого сковородкой Влада– но это была допустимая самооборона.) Так что чувствовал я себя не в своей тарелке.
Старик узнав о том, что у меня снова Дар, ругался как-то значительно более сильно, чем когда дар у меня пропал. Гальцева я больше не видел. И вообще, проторчав почти двое суток в изоляции, я хотел уже по кирпичику разнести и комнату, и Бункер, и весь Санаторий.
Мне не говорили ни слова о Втором, о Мельнике ни даже об Аленке. Хотя это то мне и надо было услышать. За время моего отсутствия должен был быть большой прогресс в ее лечении. И она по всем старым предположениям уже должна была прийти в сознание. Мне надо было увидеть ее поговорить с ней. Чтобы знать что все что мы наворотили не было напрасным.
И только к концу вторых суток ко мне прислали Тарасова. Сказать что я ему сильно обрадовался– не могу. Но хоть Тарасов. Он был все же лучше чем простое сидение в четырех стенах.
– Поговорить надо с тобой– начал он без предисловий. Я пожал плечами. Надо так надо. И без этого понятно
– Зачем Второй полез под землю? – он задает тот вопрос на который у меня нет ответа. И именно этот вопрос мне уже задавали раз 10 так точно.
– Я не знаю. После того как у меня дар пропал он со мной не общался. Он привез меня в Клинику и уехал. Я не видел его до того момента как мы нашли его в катакомбах.
– почему вы полезли в катакомбы? Как вы узнали где его искать если не знали куда он пошел. Я тихо матерюсь про себя.
– Второй придумал систему. Он говорил Егору Петровичу о ней. Ну и мне – совсем не много. Я дар потерял на одном из кладбищ, которое мы со Вторым проверяли. Я для него делал просто работу мага. Он не посвящал меня в свои наработки. Он меня с собой взял потому что надо было Алене помочь, а Второй придумал как именно. Он угадал где еще могут быть артефакты. Парень, который вас на помощь звал– Мельник, просто специалист по истории города. Второй у него уточнял про сеть подземных лабиринтов. Мельник назвал ему два вероятных места. И все. Когда Второй пропал– я взял Мельника и попросил отвезти меня на место. Это все. Без тайн Мадридского двора.
Но я вижу что Тарасов мне не верит. И мне почему-то кажется, что тот факт что второй нашелся его не радует. Словно он был готов к тому что Второй как то по тихому потеряется. Ох не нравится мне обстановка в Клинике…
– Я что под арестом? Почему меня не выпускают? Тут что тюрьма? Так мне хотя бы адвокат положен…– спрашиваю я о том, что накипело.
– Выпустят. Не ерепенься. Я бы на твоем месте постарался меньше выпендриваться. У тебя девушку вылечить надо. А не гонор показывать.– говорит он с явной угрозой в голосе.
Я замолкаю. А что я могу сказать, если они меня Аленкой по рукам и ногам связали. Я не заню ни что с ней ни где она. Все только на словах
Тарасов смотрит на меня, ухмыляется и продолжает.
– притих, петух? То-то же. Я не просто так у тебя это все выспрашиваю. Нам надо знать что Второй пытался найти. Это все. Как только будет ответ, так сразу все по домам и пойдут. Хотя– с тобой вообще разговор особый. В Клинике еще не было случая чтобы у одного и ого де человека Дар то появлялся то пропадал, кроме как с прилипалой в ауре. Так что кто его знает что у тебя там в черепной коробке. Может вирус притаился и показываться не хочет. А сам ждет когда кокон построить. Так что…Считай что ты в карантине до выяснения обстоятельств. Посидишь, потерпишь. Можешь кстати письмо любви своей написать. Я лично передам. И думай– вспоминай что Второй тебе рассказать мог.
