Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ) - "Вансайрес" (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации TXT) 📗
И она улыбалась, возвращаясь от неприятных мыслей к приятным — о том, какой Хатори хороший, добрый, нежный, какой он прекрасный любовник, чья страсть никогда не угасает, а ласки становятся всё более умелыми.
И сам он тоже неизменно возбуждал в ней страсть — чем дальше, тем сильнее.
О, как не правы были все те, кто утверждал, что после первых двух-трёх свиданий страсть любовников неизменно идёт на спад!
В первый день третьего месяца Огня было принято благодарить Богиню за счастье, посланное в любви, а также читать молитвы, в которых испрашивали благоприятного исхода любовных отношений. Иннин ждала этого дня, испытывая странное чувство: она, как жрица, должна была читать у алтаря записки, поданные жителями столицы — просить о чужой любви и благодарить за чужое счастье, в то время как на этот раз с полным правом могла говорить и от собственного имени.
Иннин думала о том, что больше не имеет права выполнять свои обязанности: раз уж она нарушила клятву, то должна уйти — и лучше всего до начала церемоний, чтобы не осквернять Храм своим присутствием.
И никуда не уходила.
Кощунственный вопрос терзал её по ночам.
«Что будет, если я, клятвопреступница, продолжу исполнять свои обязанности жрицы? Поразит ли меня священный гнев Богини? Обязан поразить, но я ведь знаю, что…»
Так прошло время, и в назначенный день Иннин появилась, вместе с другими жрицами, в Храме, одетая в церемониальное белоснежное облачение, которое дозволено было носить лишь невинным.
Она воскурила благовония, положила на алтарь цветы, прочитала молитвы — и ничего не произошло.
Молния не ударила с небес, чтобы покарать дерзкую клятвопреступницу, осмелившуюся прислуживать Богине, будучи уже нечистой.
Иннин не знала, что чувствовать — разочарование или облегчение. С одной стороны, произошедшее в очередной раз подтверждало, что все рассказы о чудесах были ложью, с другой — она могла остаться… Остаться даже после того, что сделала.
Она пошла обратно и неожиданно увидела в толпе людей, собравшихся возле Храма, чтобы передать жрицам записки со своими молитвами, а также благодарность в виде пожертвований, собственную младшую сестру.
За некоторое время до этого Нита, благодаря протекции Марик, поступила во дворец — одной из младших прислужниц Императрицы. Иннин, узнав об этом, очень удивилась — сестра, которая никогда не испытывала большой охоты ни к учёбе, ни к другим занятиям, отнимающим много сил, сама попросилась во дворец, да ещё и младшей прислужницей? Но спросить у неё лично так и не выдалось возможности — тайные свидания с Хатори отнимали всё время, остававшееся после исполнения своих обязанностей.
Теперь они увиделись с сестрой в первый раз после того, как та перебралась во дворец.
Нита, увидев Иннин, подозвала её к себе и протянула ей свиток, завязанный алой нитью — точно такой же, на которых писали в этот день свои пожелания и благодарности Богине все остальные.
— Ты снова просишь о том, чтобы, наконец, влюбиться? — не могла не улыбнуться Иннин. — Каждый год у тебя одна и та же просьба — узнать о том, какова любовь…
Но сестра молчала и смотрела себе под ноги.
Тут только Иннин заметила, что она довольно сильно изменилась внешне — похудела и побледнела, круглое личико с пухлыми румяными щеками осунулось, под глазами залегли тени.
— Нет, — Нита попробовала улыбнуться, но получилось у неё плохо. — Эту мою просьбу Богиня уже исполнила.
— Вот как, — ответила Иннин, помолчав, и осторожно продолжила: — Значит, просишь о том, чтобы вы с возлюбленным были счастливы вместе?
Но сестра отрицательно покачала головой.
— Мы вообще не можем быть вместе с ним. Никогда.
Иннин вздрогнула.
Прозвучало это по-детски трагично и отчаянно — первая любовь, непреодолимые трудности… но всё-таки сестру было жалко, хоть она и сама столько добивалась этих страданий.
«Все говорят о том, что любовь — это страдание, — промелькнуло в голове у Иннин. — В таком случае мне повезло. Или это просто моя любовь какая-то неправильная?»
Она подавила нервную усмешку и дотронулась до руки сестры.
— О чём же тогда просишь? Я ведь всё равно буду читать твою молитву, так что так и так узнаю.
Нита подняла на неё глаза, казавшиеся теперь, на фоне похудевшего лица, особенно большими.
— Просто чтобы видеть его, — прошептала она бледными губами. — Хоть иногда. Хоть раз в месяц. Или в год. Этого достаточно. Знаешь, когда этого достаточно, и когда это то, за что ты отдашь всё на свете, включая жизнь, то это и есть любовь. Теперь я знаю это. Видишь, Богиня исполнила мою просьбу…
И она горько улыбнулась.
Иннин ощутила неприятный холодок в груди.
«Ну, любовь бывает разной», — хотела было сказать она и не смогла.
«А что, если это Хатори? — вдруг пришло ей в голову. — Что, если Нита влюблена в Хатори и считает, что не сможет быть вместе с ним, потому что они официально брат и сестра?»
Она отогнала это глупое и безосновательное подозрение, но всё же до конца дня не могла прийти в спокойное состояние.
Едва закончив с церемониями, Иннин бросилась из дворца — к Хатори.
«Это потому, что во мне взыграла ревность, или потому, что я всё-таки хочу его видеть?» — колотилось у неё в голове всю дорогу.
Она пробралась в дом, прокралась по коридору и остановилась перед дверьми в комнату Хайнэ.
Первым, что бросилось в глаза, были огненно-рыжие волосы, рассыпавшиеся по разложенной на полу постели, блестевшие золотом в ярком пламени светильников.
В груди у Иннин потеплело.
«Красивый, — подумала он, приложив руку к груди. — Красивый, такой красивый! Так приятно на него любоваться, раздевать его, смотреть на него обнажённого. Он не похож ни на кого. Мне действительно хочется просто видеть его…»
И в то же время другой голос как будто нашёптывал на заднем плане: «И ты бы отдала за это жизнь? Чтобы полюбоваться на него, да ещё и всего раз в год? Такова, по-твоему, любовь?»
Иннин приказала голосу замолчать и перекинулась мыслями на другое: скорее бы. Скорее бы Хайнэ, как обычно, уснул, и Хатори пришёл к ней в комнату. Любоваться им — это хорошо, но сейчас хотелось ещё и дотронуться поскорее, скинуть с него одежду, прижаться к его телу.
Она сделала Хатори знак, и тот обрадовано улыбнулся ей, но даже и не подумал поторопить Хайнэ, а тот, как назло, сначала долго читал, потом писал свои стихи...
Наконец, они погасили свет.
Хатори лёг на свою постель — он всегда сначала дожидался, пока Хайнэ уснёт, и Иннин вдруг подумала, что это злит её. Почему нужно держать всё в таком секрете? Что с того, если Хайнэ узнает?
Она тихонько приоткрыла двери и, пробравшись в комнату, проскользнула к Хатори под одеяло. Тот изумлённо приподнял голову, но Иннин прикрыла ему рот рукой и стала раздеваться.
От внезапной грязноватой мысли — сделать это в нескольких шагах от брата, практически у него на глазах — её вдруг пробрала дрожь с ног до головы.
Было в этом желании что-то от злости на Хайнэ, который заставил её ждать так долго, что-то — от подсознательной тяги к риску быть застигнутой (вдруг брат ещё не спит или проснётся, услышав шорохи?), что-то — от того, о чём Иннин совсем не хотела думать, но такого всплеска страсти она не испытывала с тех самых пор, когда они с Хатори оказались вдвоём на полу камеры.
— Он спит, — одними губами произнесла она, когда Хатори схватил её за руку, которой она попыталась проскользнуть ему под халат. — Хайнэ спит и ничего не заметит.
Но Хатори отрицательно покачал головой, и выражение его лица стало неожиданно очень жёстким.
Иннин испытала такое ощущение, как будто её окунули с головой в ледяную воду.
— Ну, что ж, — прошептала она, поджав губы, и осторожно выскользнула из комнаты.
Хатори нагнал её уже на лестнице.
— Иннин! — почти крикнул он, схватив её за руку. — Так нельзя! Я так не могу. Пойми меня, пожалуйста. Это… неправильно.
