Тьма сгущается - Тертлдав Гарри Норман (онлайн книги бесплатно полные TXT) 📗
Дверь содрогнулась вновь.
— — Открывать или мы ломить! — заорал альгарвеец.
— Аннора, открой, — буркнул Гаривальд.
Он сидел ближе к дверям, чем жена, но та была немного трезвей. Сам крестьянин не был уверен, что сможет подняться на ноги. Аннора кисло глянула на него, но засов подняла. Поразмыслив, Гаривальд все же встал, пошатываясь, за ее спиной — мало ли что этим альгарвейцам в голову придет?
Стоявшие на пороге рыжики замерзли до синевы; тонкие их плащики не годились для зимних холодов.
— Вы, — бросил один из них сердито, — идти на плошадь.
— С какого шута? — поинтересовался Гаривальд и только тут заметил, что оба не только вооружены, — это вообще были парни не из зоссенского гарнизона. Крестьянина затрясло — и не от холода. Это были настоящие фронтовики, злые, как вепри. Он тут же пожалел, что огрызнулся.
Тот, что заговорил, ткнул жезлом Гаривальду в лицо:
— С той шута, что я сказал!
— Ладно-ладно, — поспешно промычал Гаривальд, склонив голову, точно перед ункерлантским инспектором, и, чтобы скрыть страх, прикрикнул на Аннору: — Пошевеливайся, ты! Что встала? Тулупы тащи!
Аннора спорить не осмелилась. Оба накинули теплые овчинные тулупы; Гаривальд понадеялся, что альгарвейцам не придет в голову раздеть их.
— Сиривальд, присмотри за сестрой! — наказала Аннора.
Мальчик закивал, от испуга выпучив глаза. Только безмятежно игравшая на грязном полу Лейба не поняла, что происходит нечто неладное.
Когда Гаривальд с Аннорой вышли на деревенскую площадь, та уже начала заполняться. Под прицелом еще нескольких альгарвейских солдат трое или четверо крестьян пытались установить посреди площади какую-то деревянную раму. Гаривальд не сразу понял, что это такое… Виселица. Его снова передернуло от ужаса.
Обок виселицы стояли двое незнакомых ункерлантцев со связанными за спиной руками. Оба были небриты, измождены и, кажется, избиты — у одного лицо было в запекшейся крови, у другого заплыл глаз. Их тоже держали на мушке солдаты.
Мимо прохромал староста Ваддо. За ним шли альгарвейцы из зоссенского гарнизона, перепуганные едва ли не меньше жителей деревни.
Один из новоприбывших альгарвейцев, как оказалось, неплохо владел ункерлантским.
— Эти жалкие сукины дети, — рявкнул он, указывая на пленников, — из вашей вонючей деревни? Мы схватили их в лесу. Кто-нибудь знает их? Может назвать по именам?
На миг воцарилась тишина. Потом весь Зоссен заговорил хором. В один голос все уверяли, что в первый раз видят незнакомцев. Поскольку все знали, что случается в деревнях, где привечали партизан.
Рыжик тоже это понимал.
— И почему я должен вам верить? — осведомился он с ухмылкой. — Вы еще скажете, что ваши мамаши не были шлюхами! Надо бы снести вашу поганую дыру хотя бы ради развлечения!
Судя по его голосу, он готов был приказать своим солдатам именно так и сделать.
Все как-то разом обернулись к Ваддо. Староста готов был разрыдаться, но поступил так, как от него требовал долг, — и самым смиренным тоном, какой только слышал из его уст Гаривальд, воскликнул:
— Смилуйтесь, сударь!
— Смиловаться? — Запрокииув голову, альгарвеец разразился хохотом. Он бросил короткое слово на своем наречии — должно быть, перевел солдатам — и те заржали тоже, верней затявкали, как волки. — Милости просишь? — повторил рыжик. — Да что сделал хоть один ункер, чтобы заслужить милости?
— Эти люди не из нашей деревни. — Ваддо ткнул пальцем в связанных пленников, как только что альгарвеец. — Силами горними клянусь! Не верите мне, сударь, спросите ваших солдат, что у нас не один месяц прожили. Они-то знают!
— Он сдаст бедолаг альгарвейцам, — шепнул Гаривальд жене.
— Иначе он бы нас всех на расправу отдал, — ответила Аннора.
Гаривальд неохотно кивнул. Не хотел бы он оказаться в валенках Ваддо, даже за все золото мира.
А еще он пытался понять, не напрасно ли Ваддо отдает на расправу захваченных в лесу партизан. Альгарвеец все еще готов был приказать своим палачам стрелять на поражение. Но тут вмешались солдаты из зоссенского гарнизона. Говорили они, само собой, по-альгарвейски, так что Гаривальд ни слова не понял, но когда физиономия командира фронтовиков омрачилась, позволил себе понадеяться. По лицам альгарвейцев всегда можно было понять, что у тех на уме — еще одна причина, по которой захватчики казались крестьянину странными, едва ли заслуживающими человеческого имени.
Наконец злобный рыжик, который знал ункерлантский, примиряюще поднял руки. Он бросил что-то на своем наречии гарнизонным солдатам, и те заухмылялись. Гаривальд понимал, что они спасли Зоссен не в последнюю очередь потому, что тыловая служба им по душе, но какая разница — почему? Главное — что спасли.
— А этих вшивых бандитов мы все равно повесим, — порешил комнандир. И ткнул пальцем в сторону Ваддо: — Эй, ты! Да, ты, урод жирный! Мастер языком махать! Тащи сюда моток веревки, да поживей!
Ваддо сглотнул. Но если староста хотел сохранить Зоссен в целости, выбора у него не оставалось.
— Слушаюсь, — пролепетал он и поковылял прочь со всей возможной поспешностью.
Скажи он, что веревки не найдется, — и альгарвейцы спалили бы его на месте, да и не его одного. Вернулся староста очень быстро.
Наблюдать за повешением оказалось еще отвратительней, чем думал Гаривальд. Альгарвейцы просто накинули пленникам петли на шеи, перебросили веревки через верхнюю перекладину и подтянули подвешенных — болтать ногами, пока не задохнутся.
— Вот что бывает с теми, кто поднимет оружие против Альгарве! — объявил командир, когда партизаны еще бились в петлях. — Эти свиньи заслужили свое. А вы и не пытайтесь! Пошли все вон!
Несколько человек — далеко не одни бабы — потеряли сознание. Гаривальд с Аннорой не стали ждать, пока тех приведут в чувство, и со всех ног припустили к себе.
— Что там было? — со страхом и любопытством спросил Сиривальд. — Что они делали?
— Ничего, — буркнул крестьянин. — Ничего не делали.
Сын поймет, что это было вранье, едва выйдет из дому; альгарвейцы оставили повешенных болтаться в петлях. Но рассказать о случившемся Гаривальд не мог. Сейчас — не мог.
