Вторая клятва - Раткевич Сергей (читать книги полностью без сокращений бесплатно txt) 📗
Эрик замер. Застыл с открытым ртом.
— Твой человечек не дает тебе свободно творить, хватает тебя за руку, — продолжал меж тем Шарц.
"Не даю тебе свихнуться", — пробормотал голос в голове.
"Человечек?"
"Сам ты человечек, я и есть ты! Не слушай этого болтуна гнома. Он и сам, должно быть, спятил, и тебя с ума сведет".
— А сейчас он тебе советует заткнуть уши! — рассмеялся Шарц. — Но я тебя, знаешь ли, не для того сюда привел, чтоб ругаться с коллегой. Костер догорает. Сейчас я вновь стану делать разные операции на отсутствующих больных, а ты… на меня ты еще насмотришься, следи пока, что делает моя тень…
И пока не погас огонь, на снегу плясала тень лекаря, черная на белом, словно безумная ожившая гравюра, исцеляя, спасая, сражаясь со смертью.
В немом восхищении Эрик смотрел на этот пронзительный танец, зная, что никогда его не забудет.
Потому что такое не забывается.
Обратный путь не занял много времени. Караульные при замковых воротах встретили их бодрым приветствием и улыбками. Меньше одной стражи прошло с момента, когда сэр доктор заглянул к своему ученику с предложением прогуляться. Меньше одной стражи и куда больше одной жизни. Замковая калитка со скрипом закрылась.
— По делу, разумеется, — шутливо отвечал наставник на расспросы караульных. — Или вы думаете, что мне по ночам заняться нечем, что я почем зря по сугробам шастаю?
— Есть, конечно, — улыбаясь, соглашались стражники. — С такой женой, да чтоб ночью заняться было нечем…
— Вот-вот, — кивал наставник. — А уж какая замечательная у меня дома подушка, вы просто не поверите! Впрочем, ночной страже о подушках рассказывать — грех великий. С меня пиво, ребята!
— Штрафное! — довольно басил начальник караула. — Так и запишем! Сэр доктор угощает всю нашу смену!
В шутливом ужасе Шарц схватился за голову. А с неба опять пошел снег.
— Пойдем, Эрик, — наконец сказал наставник, и они направились к дому.
К дому… это место надолго теперь станет его домом.
Дом. Это слово так странно ощущалось на языке, так свербело в мыслях… У Эрика никогда не было своего дома. Он спал, где положат, и ел, что дадут. Его учили, что это правильно. Что так и нужно. Что у того, кто защищает свою страну и свой народ, не может быть ничего собственного, ничего личного. Собственностью воина являются его меч и его честь. У лазутчика нет даже этого. У него нет ничего, и поэтому он непобедим.
Пока другие трясутся за свое добро, он наносит удар и побеждает. Пока воин нагибается за оброненным мечом, он наносит удар и побеждает. Там, где воин отворачивается в страхе за свою драгоценную честь, там, где воин предпочитает умереть, лишь бы не быть запятнанным, лазутчик наносит удар и побеждает.
"Обрастание собственностью равносильно обрастанию жиром — может, и солидно смотрится, но что ты станешь делать в бою?"
Однако… его новый наставник — такой же лазутчик, как и он сам! — бесстыдно обладал этой самой собственностью. Сэр Хьюго Одделл, Шварцштайн Винтерхальтер, лазутчик, лекарь, шут, рыцарь и много еще кто, уже одного этого достаточно, все эти имена и звания сами по себе — тяжкий груз, сами по себе — собственность. Это не маски, которые так легко сбросить, заменив их какими-то другими. Это лица. Он многолик и тяжек, страшно тяжек. Грузен. Он должен быть неподъемным. Он должен быть переваливающимся с боку на бок чудовищем, у которого крысы отъедают хвост, пока оно поворачивается, чтобы оскалить громадные зубы. Так что же позволяет ему парить, словно птице?
А ведь есть еще дом наставника, жена наставника, дети наставника… жена и дети — самая ужасная собственность для лазутчика. Даже такая жена и такие дети. То, что хуже любых кандалов. Она вяжет руки и тянет на дно.
У тебя слишком много своего, чтобы принадлежать чему-то большему…
Так как же он побеждает, имея все это? Таща на себе столь тяжкий груз? Как он умудряется со всем этим летать? Проклятье, как он победил меня?!
Эрик знал, что побежден. Он признал поражение, еще когда увидел цвет волос незримого больного, о котором заботился учитель, когда ощутил его незримую боль. Когда почувствовал свои руки на несуществующем пульсе.
А потом был волшебный полет… нечто невероятное… и пока не погас огонь, на снегу плясала тень лекаря, черная на белом, словно безумная ожившая гравюра, исцеляя, спасая, сражаясь со смертью…
Наставник взял его в этот невероятный полет. В это сводящее с ума безумие. Эрик не знал, как ему удалось такое, он и вообще ничего не понимал. Но не мог не признать главное. Он был побежден. Полностью и бесповоротно. По всем статьям. Побежден тем, кто нарушал все законы и правила. Кто просто не мог быть победителем. Тем, кто сознательно обрекал себя на поражение и все же каким-то немыслимым чудом выигрывал.
"Наверное, я чего-то просто не знаю, — сам себе сказал Эрик. — Есть какие-то более высокие ступени этой игры, мне дотоле неведомые. Возможно, то, что запрещено на первой ступени, на более высоких, напротив, приветствуется?"
Эрик смотрел на дом лекаря, к которому они приближались.
"Вот, Эрик, это наш дом", — сказал ему наставник в самом начале.
Дом. Собственность. Камень. Якорь. Могила.
Наш дом.
Наш камень? Наш якорь? Наша могила?
Когда у Хьюго Одделла, который к тому моменту не был еще сэром, наконец появились свои больные, образовалась своя, так сказать, практика, а его старый наставник Грегори Спетт еще не отошел от дел, Его Светлость приказал освободить для молодого лекаря некоторое количество подсобных помещений, чтобы оборудовать там еще один лекарский кабинет, дабы, с одной стороны, не стеснять своего старого врача, а с другой — дать место молодому. Когда новый доктор совершил подвиг, стал сэром и женился, над этими помещениями надстроили второй этаж. Так в замке. получился еще один дом.
Дом.
Дом был для Эрика чем-то из очень далеких сказок. Из тех времен, что ему едва-едва помнились.
"Это твой дом, — сказал ему новый наставник. — Это твоя комната".
"И все, что в ней, — тоже мое?"
"Конечно".
"Совсем-совсем мое?"
Нет, он не стал задавать таких детских вопросов. Он промолчал, разумеется. Его все же не один год готовили. Вот только… вся его подготовка теряла смысл под всевидящим взором наставника.
Этот проклятый гном! Этот сводящий с ума, меняющий все правила гнусный коротышка! Было что-то удивительно уютное в его потрясающем умении обладать вещами. Это казалось грехом, бедой, болезнью, а оказалось — силой, мощью, подвижностью… крыльями…
"Если ты по-настоящему владеешь своей собственностью, она не владеет тобой! — мелькнула мысль. — У тебя не остается власти над ней лишь тогда, когда ты даешь ей власть над собой. Вот тогда она завладевает всем, делая тебя неподвижным и, как все неподвижное, мертвым!"
— Подожди меня здесь, — бросил наставник, когда они подошли к дому, и Эрик послушно замер. Дверь за наставником неслышно закрылась.
"Вот так вот, — подумал Эрик. — Живешь, живешь, а потом жизнь — раз! — и переворачивается с ног на голову. А то, что тебя никогда не учили ходить на голове, никого не волнует. Изволь приспосабливаться".
— Держи! — Вновь появившийся наставник протянул ему нож.
Точно такой же, как тот, сломанный. Вот только… Эрик взвесил его в руке. Проверил лезвие на прочность. "Этот и метнуть получится, и сломать не удастся. Отличный нож!"
— Гномский? — спросил он.
— Гномский, — ответил наставник. — Положишь, где взял. И чтоб тебя никто не видел.
— Слушаюсь, наставник, — промолвил мальчишка и исчез.
Шарц аж вздрогнул.
— Что ж, — пробормотал он. — По крайней мере, вторая часть задания исполнена буквально. Если даже я его не вижу…
