Рыцарь умер дважды - Звонцова Екатерина (чтение книг TXT) 📗
Редфолл уже представлен Джерому Андерсену; улыбается его супруге, но делает вид, что не замечает протянутой для поцелуя руки. Винсент не целует рук, редко жмет их; как правило, его приветствие ограничивается приподнятой ладонью. Мистер Андерсен сам хватает смуглую, отливающую медью кисть индейца и энергично трясет. Редфолл, в первый миг вздрогнувший, не проявляет резкости, терпеливо ждет, пока его отпустят. Возможно, он видит, что гости безобидны, но скорее просто устал, да и привык будить любопытство в приезжих. Наконец разорвав пожатие, Джером Андерсен выпаливает:
— Рад, очень рад! — Он одергивает жену — Милая, это поистине вульгарная, устарелая формальность — целование ручек. Пережиток Юга.
Тонкие брови Флоры Андерсен капризно сходятся к переносице, и супруг спохватывается: ловит замершую в воздухе ладонь, игриво целует, после чего опускает и извиняется перед шерифом, прибавив:
— Мы не подозревали, сколь прогрессивны ваши края. Рискуем сами прослыть здесь простаками, не знающими манер!
— Что вы, мистер Андерсен! — встревает отец, донельзя удивленный. — Вы придаете лоска нашему скромному балу. Что же касается Винса, — он подмигивает индейцу, — не обижайтесь на него, он неизменно строг и начеку. Правильно, мой мальчик? — Тон смягчается. — Как дела в городе? Мирно? Видимо, не очень, раз ты припозднился. Селестина!
Маму он окликает шутливо-грозным тоном, и она понимает с полуслова: сама приносит Редфоллу бокал пунша. Ласково улыбается, и улыбка краснокожего тоже «оттаивает». Мама на многих так действует, буквально как луч солнца в ненастное утро. Тем более, Винсента она знает слишком долго, чтобы не считать почти отпрыском.
— Благодарю, миссис Бернфилд. — Винсент забирает бокал, неглубоко кланяется и обращает взор на моего отца. Сильный голос ровен, речь почти без акцента, лишь гласные чуть-чуть растянуты. — В Оровилле спокойно, во всяком случае, еще недавно было так. Даже с той переправляемой партией золота обошлось почти без проблем.
— Почти? — оживляется Джером Андерсен. — Сколько выстрелов? Сколько парней покушались на самородки и были уложены вашими храбрецами?
Редфолл смотрит на него с легким удивлением; «Ньюйоркцы…» — читается в глазах. Вообще Винсент, скрестивший у груди руки и лишь иногда попивающий пунш, выглядит забавно рядом с едва ли не прыгающим, излучающим любопытство отцом Сэма. Сухо прокашлявшись, индеец наконец отвечает:
— Ни одного. Но кое-кто из сопровождающих переусердствовал с виски и упал за борт. Его достали без помощи рейнджеров, правда, потом он из-за чего-то затеял со спасителем драку.
— Какая проза! — Андерсен хмыкает с долей разочарования, но, кинув красноречивый взгляд на кобуру шерифа, приободряется. — Ну, хотя бы на неделе-то расчехляли его? — Кивок на револьвер. — Славный «вессон», даже узнаю модель, первый тип, [7] верно? Диковинка, выглядит едва ли не старше вас! Неужели были на Гражданской?
— Это оружие отца, — сухо поясняет Редфолл и прибавляет, отвечая на предшествующий вопрос: — Неделя спокойная. Больше в бумагах, в делах, и…
Его перебивают с бесцеремонностью, какой я поистине не жду от жителя большого города:
— Оружие вашего… — Глаза Андерсена округляются. — А разве вы… такие, как вы…
Угадать несказанное легко, и это чревато нарушением этикета. Мистер Андерсен в пылу насыщенного вечера ухитрился забыть самую важную деталь биографии Винсента. Мать переглядывается с отцом; тот красноречиво кашляет и спешно, опережая конфуз, напоминает:
— Винсент воспитывался нашим прежним шерифом, Дональдом Редфоллом. Семейное дело, так сказать, призвание… — Он подмигивает в этот раз непонятно кому, потому выходит двусмысленно. — Да, господа, защищать закон — тоже призвание, к нему должен быть талант. У Винсента талант выдающийся.
— И многие из нас, к слову, умеют стрелять, — спокойно прибавляет Редфолл. — А также говорить на вашем языке, пользоваться столовыми приборами и носить обычную для вас одежду. Представители племен принимают чужие правила, если необходимо.
— О… — У Андерсена по-мальчишески пунцовеют уши. — О… мне, право, неловко. Конечно, я все это знаю, просто впечатлен, я… — Он замечает сына и, точно утопающий, хватает за руку. — Кстати, вот кого вам еще не представили, мистер Редфолл! Мой Сэм, он наслаждался дамским обществом, чуть все не пропустил. Сэм! — Ладонь Андерсена размашисто перемещается на плечо сына. — Это мистер Винсент Редфолл, шериф Оровилла! Веди себя с ним вежливо, он ревностный законник.
Сэм дружелюбно смотрит на краснокожего и, видимо, помня что-то о племенных традициях, не пробует добиться рукопожатия. Шериф в свою очередь изучает Сэма внимательно, чуть свысока: тот уступает в росте на треть головы. Лицо Редфолла по-прежнему непроницаемо, вероятно, маска не слезет до конца вечера. Винсенту неуютно в шумном обществе, это заметно как никогда. Сэм неуверенно приподнимает руку на уровень груди и говорит:
— Рад встрече. Не знаю, приятно такое слышать или нет, но о вас ходят легенды.
— Вот как? Догадываюсь о содержании.
Редфолл потирает лоб — нехарактерный жест; обычно он слишком крепко держит себя в руках, чтобы демонстрировать усталость. Наконец шериф улыбается Сэму — мирно, но отчужденно — и повторяет его движение: приподнимает кисть.
— Взаимно рад. Как находите наши места? Они вам ранее не были знакомы?
— Не были, но мне они нравятся. И люди душевные. Добрые. Необыкновенные…
Ненадолго он отворачивается, мечтательно выискивает Джейн, но ее скрыла отхлынувшая, потерявшая интерес к запоздалому гостю толпа. Мужчины и женщины, разбившись на группки, болтают и пьют, кто-то удалился проветриться в сад. Музыканты деловито настраивают инструменты. Возле Винсента остались только Андерсены, наше семейство и пара праздных слушателей вроде мистера Нортона и престарелой тетки Сэдрика Смарта. Сэм смотрит на Редфолла, но тот больше не обращает на него внимания. Пытливый взгляд, оттененный угольно-черными ресницами, устремлен на Андерсена-старшего.
— Скромное знание человеческой природы заставляет кое-что предположить. Позволите?
Тот, вздрогнув, неловко улыбается, стряхивает невидимую пылинку с рукава и кивает:
— Вне всякого сомнения. Интересно, о чем вы.
— О… — Винсент слегка склоняет голову, — любопытстве. У вас есть вопрос. Я слышал его уже столько раз, что, вопреки вашим ожидаемым опасениям, привык. Спрашивайте смело: незаданные вопросы сгнивают на кончике языка или, хуже того, пускают дурные корни в сердце.
Все-таки, как бы вежлив Винсент ни был, как бы гладко ни звучала его речь, нельзя забывать, кто он. Отталкивающий образ возникает перед глазами, я вспоминаю все свои замолчанные, гниющие вопросы. С приездом Андерсенов их стало только больше, они невыносимы. Страшнейший — «Почему Джейн, а не я?..». Я отвожу взор и слышу возглас Джерома Андерсена:
— Ваша проницательность опасна! И мне вправду обещали рассказ о вас, а именно о том, как это, — отец Сэма не указывает пальцем, а лишь кивает на значок шерифа, — оказалось на вашей груди. Не люблю вынюхивать, особенно в делах семейных, но…
— Но лучше, — смиренно перебивает Редфолл, — вам услышать это от меня, чем от кого-то в искаженном виде. Ведь вы гость. — Он заводит за ухо гладкую прядь. — А гостям не отказывают в прихотях, по крайней мере, пока они не нарушают границ дозволенного.
— А если нарушат, можно и скальп снять? — Андерсен издает нервный смешок. — Прямо заживо? Я слышал, их не только с покойников сдирают.
Отец фыркает: он-то выспросил все о скальпах еще на заре сближения с Винсентом. Редфолл выразительно приподнимает густые брови, но кивает ньюйоркцу так, точно речь зашла об очевидных и скучных вещах.
— Сдирают, верно. Но мое племя всегда предпочитало другие расправы. Скальпирование было в ходу у наших соседей, мы же…
— Что?.. — Андерсен с опаской приглаживает свои довольно пышные волосы.
