Ведьмы Алистера (СИ) - Шатил Дарья (книги без регистрации полные версии .txt, .fb2) 📗
— Шарпа, — Кеторин пожала плечами, мол, о чём ещё можно было думать.
Джилс моргнула, окончательно запутавшись в паутине, которую пыталась сплести Кеторин.
— Я не понимаю. Ты говорила, что там Старейшины попытаются меня использовать, чтобы повлиять на Демьяну.
— Попытаются, — кивнула Кеторин.
— И сделают меня пленницей междумирья.
— Непременно.
— Тогда я что-то не улавливаю сути. Почему ты предлагаешь мне прятаться в Шарпе?
— Потому что, когда я стану главой ковена, Шарпа станет для тебя самым безопасным местом. Тихой гаванью с карт-бланшем на вход и выход. Старейшины никогда не пойдут против своей главы признав её.
— Но госпожа Клементина… — начала протестовать Джилс, но Кеторин перебила её:
— Клем — Глава лишь на словах, и я убедилась в этом, когда последний раз была в Шарпе. Ковеном управляют Старейшины, одна из которых вскоре отойдёт от дел на длительный промежуток времени, — встретившись с полным непонимания взглядом Джилс, Кеторин пояснила. — Она беременна. А я слишком хорошо её знаю, и с уверенностью могу предположить, что не пройдёт и месяца, как она возьмёт отвод и полностью растворится в ребёнке. Поэтому ситуация складывается следующая: освобождающееся место Старейшины и пустующее место Главы. Всё, что мне нужно, — убедить Клем отступиться от места Главы в мою пользу.
— И стать Старейшиной, — дополнила Джилс, которая начала понимать ход мыслей Кеторин.
— Именно. А для этого нужно её найти.
— А для этого тебе нужна я… И ты согласна обеспечить мне полную защиту, если я помогу?
Кеторин кивнула.
— А Элиот?
— Что «Элиот»?
— На него твоё предложение распространяется?
— Не вижу ничего зазорного в том, чтобы королева привела своего протеже в Шарпу.
— А если он не захочет там оставаться? — выдохнула Джилс, покосившись на спящего и вымотанного донельзя мужчину.
— Сомневаюсь, что не захочет, — хмыкнула Кеторин. — Но при таком раскладе я обвешу его защитами, как ёлку на Рождество, и отправлю в мир.
— С возможностью вернуться, когда он пожелает, — потребовала Джилс.
Кеторин закатила глаза и нехотя ответила:
— Хорошо.
— Тогда по рукам, — ответила Джилс, ощутив под ногами твёрдую почву.
Возможно, план Кеторин и не был идеальным. В нём было слишком много «если» и слишком много того, что могло пойти не так: Старейшина могла не уйти на покой, госпожа Клементина могла не отказаться от места Главы, другие Старейшины могли выступить против Кеторин.
Но даже самый шаткий план лучше, чем его отсутствие. И Джилс охотно ухватилась за предоставленную возможность, даже умудрившись выторговать для себя и Элиота небольшие привилегии. Она чувствовала себя ответственной за этого мужчину, и если не ради себя, то ради него — человека, помогающего ей практически безвозмездно — она готова идти дальше.
— Мы можем включить в сделку пункт о бензине? — спохватилась Джилс.
— О бензине? — Кеторин удивлённо посмотрела на Джилс. — О каком таком бензине?
— Я обещала Элиоту оплатить бензин, — неуверенно пробормотала Джилс. — За то, что он довёз меня сюда. У меня нет денег, чтобы оплатить…
Кеторин выпучила глаза, а затем громко рассмеялась.
— Какие меркантильные нынче принцы пошли, — она покачала головой. — Ладно, оплачу я ему бензин. Только пусть чеки предоставит. Я надеюсь, лошадь ему покупать не нужно? Ну, там, для подвигов каких-нибудь…
— Не нужно, — сконфуженно буркнула Джилс, не видя никаких поводов для веселья.
***
Коул чувствовал себя немного… Немного злым, немного расстроенным и немного неуверенным, идя по отвратительно чищенным дорожкам к «Ведьминой обители» вслед за Алистером Рудбригом.
Он злился на Марту. Он злился на два коротких слова — «Мегги» и «расчёска» — заставивших их повернуть назад практически возле самой «Ведьминой обители» и вернуться домой, чтобы найти расчёску — маленький розовый гребень, в котором запутались светлые длинные волосы, а потом вновь проделывать путь по снегу.
Ему хотелось встряхнуть Марту, и при этом он жалел её. И нынешние чувства шли в разрез с теми, что он испытывал ещё месяц назад. Как же он скучал по тому времени, когда его эмоции были чистыми, без примеси других. Если злость — то злость, если грусть — то грусть, если счастье — то счастье. А как быть, если ты испытываешь злую грусть? Когда тебе жаль человека, но все его поступки вызывают у тебя желание взять его за плечи и хорошенько встряхнуть, чтобы аж зубы застучали, чтобы мозги встали на место.
Поглощённый своими чувствами и попытками их проанализировать — что и раньше у него получалось довольно посредственно — Коул буквально врезался в мистера Рудбрига. Тот стоял напротив входной двери и стучал в неё кулаком.
Прошло несколько минут, прежде чем Коул услышал из-за закрытой двери голос Марты:
— Знаете, я не удивлюсь, если волк придёт сюда на своих двоих. Или «на своих четырёх»? — В голосе девушки, казалось, даже звучали нотки тихого, скрытого под толщей отчаянья, веселья.
А затем дверь открылась, и Коул стал зрителем странной сцены. Он видел Марту, которая распахнула дверь. Её взгляд был живым, хоть и грустным, а потом, стоило её глазам встретиться с глазами отца, их заволокло поволокой, лишившей их каких-либо эмоций. Стой Коул чуточку дальше, он никогда бы и не увидел этого. Голос Марты стал таким же безжизненным — из него на секунду пропали все краски, прежде чем смениться полным безразличием.
— А, это ты. Расчёску принёс?
И, удивительное дело, ещё минуту назад мистер Рудбриг спешил, бежал на помощь свой «маленькой тучке», а сейчас стоял, как истукан, и даже не подумал обнять дочь, которую давно не видел и которую — Коул был в этом уверен — любил.
И голос мистера Рудбрига стал таким же до смешного безэмоциональным, когда он ответил:
— Да, принёс.
Коул обогнул мистера Рудбрига и встал между ним и его дочерью так, чтобы видеть обоих. Взгляд мужчины оказался зеркальным отражением пустого взгляда Марта. Вот только когда отец и дочь посмотрели на Коула — его прошиб озноб, потому что в их глазах вновь появились эмоции.
Марта смотрела на него со смесью недовольства и, кажется, вины, а мистер Рудбриг — взглядом, полным благодарности. И Коул понял одну простую вещь — что бы между этими двумя ни происходило, Алистер знал о причинах, но, похоже, не считал нужным делиться информацией ни с Мартой, ни с кем-либо ещё.
— Что, дружки-охотники не приняли тебя обратно? — не без яда в голосе спросила Марта.
Коул растянул губы в широкой улыбке.
— Ты такая милая… как куст крапивы.
— А ты всё такой же ас в комплиментах, — копируя его улыбку, ответила Марта и отступила, пропуская их внутрь бара.
И Коул вошёл. Вошёл, широко расправив плечи, словно ему здесь было самое место, словно его тут ждали. А правда была в том, что ответ Марты — эта её подколка или же ответ на его подколку — словно ластиком стёр его напряжение. Они будто ступили на проторённую дорожку, по которой ходили не один год, и на этой дорожке ему было спокойней, на этой дорожке он чувствовал себя уверенно. А вот стоило им с неё сойти — и Коул уже не знал, что ему делать. Так что пока он решил придерживаться этого пути и надеялся, что Марта тоже с него не свернёт.
— О, комплименты — это моё всё, — усмехнулся Коул. — Однажды за комплимент мне вылили кружку чая на голову. А я всего лишь сказал, что у девушки красивые глаза.
— Дай угадаю, ты сравнил их с лошадиными?
— Нет, — покачал головой Коул. — Сказал, что они такие же потрясающе большие, как у коровы.
Марта коротко рассмеялась, а Коул поймал на себе ещё один очередной полный благодарности взгляд Алистера, словно для него сам факт, что его дочь может смеяться из-за слов человека, возводил этого самого человека в ранг небожителя. Интересно, а если бы Марта рассмеялась громко и заразительно, до колик в животе, возвёл бы мистер Рудбриг Коулу храм для поклонения? Коулу казалось, что да.
