Фэнтези 2007 [сб.] - Пехов Алексей Юрьевич (читать книги онлайн регистрации txt) 📗

Небольшой зазубренный обломок вспорол мне щеку. Я машинально коснулся глубокой ссадины, тупо смотрел на измазавшую пальцы кровь, словно видел ее впервые...

А потом вдруг понял, что должен жить. Должен выбраться отсюда. Причина смешна — но должен.

... Донжон рухнул, едва я сошел с перекособоченного, чудом держащегося мостика, переброшенного через высохший ров.

Буа трясся, как в горячечной лихорадке, — но чем дальше от замка, тем меньше это ощущалось.

Когда я выбежал из Тур-де-Буа, земля ходила ходуном, на ногах удавалось устоять с огромным трудом. Здесь же, у болота, лишь легкая дрожь сотрясала топкую почву. Хватало и других признаков того, что с чудовищным единым организмом леса не все в порядке. Отовсюду — и словно бы ниоткуда — доносились звуки: свистящие, шипящие, скрежещущие, завывающие. Некоторые деревья рушились с грохотом, будто выкорчеванные свирепым ураганом, другие плясали странный танец на месте, скручивая ветви в самые причудливые фигуры. Неподалеку с безоблачного неба шел дождь, настоящий ливень, — однако попадал лишь на круглый пятачок, не более тридцати шагов в окружности. Трава под каплями ливня чернела и обугливалась.

Болотную топь тоже не миновали катаклизмы. То там, то тут торфяная жижа вспухала горбами — казалось, что к поверхности рвались притаившиеся в глубине чудовища. Потом торфяные нарывы лопались, и чудовища оказывались всего лишь исполинскими газовыми пузырями — они тут же взрывались на воздухе вспышками фиолетового пламени.

Моя лошадь пугалась, шарахалась — пришлось привязать ее к низенькому кустику и наскоро успокоить простым заклятием. Эта кобыла с залитым кровью седлом принадлежала одному из лучников Маньяра — не то попавшему под Косу, не то убитому во второй схватке с Клешнями.

Пить хотелось неимоверно. Я потряс кожаную фляжку, поймал ртом последние капли вина. Затем одним ударом отсек донце посудины, а горлышко насадил на загодя вырезанную палку. Получилось импровизированное подобие ботальров, которыми рыбаки загоняют рыбу в свои сети.

Три коротких вертикальных удара — пауза — еще два — пауза — еще три. Фляга уходила в болотную жижу с оглушительным бульканьем, хорошо слышным даже в царящей какофонии. Топь набухла очередным горбом и извергла-таки наконец настоящее чудовище — облепленного илом Брока.

Орк выплюнул длинный полый стебель, встряхнулся, — я отскочил подальше, спасаясь от полетевшей во все стороны жидкой грязи.

Он ничего не спросил, но посмотрел вопросительно.

— Изабо умерла, — сказал я коротко, не желая рассказывать подробности.

Брок кивнул с видом глубочайшего удовлетворения. Мне вдруг захотелось убить его... Вместо этого я подошел, попробовал снять ошейник с могучей шеи. И тут же отдернул обожженные руки. Орк взвыл. Запахло горелой шерстью.

Сильна сестричка... была... Это сколько же силы надо впихнуть в слово, чтобы оно продолжало действовать и после смерти заклинателя...

— Не вышло? — хрипло спросил орк.

— Сейчас попробую еще раз...

Осторожно, не прикасаясь к бронзе, я поднес ладони к ошейнику, закрыл глаза. Сосредоточился, постарался по слабым следам, по тончайшим обертонам заклятия понять: что думал, что чувствовал, о чем вспоминал человек, когда придумывал слово... Способ, в большинстве случаев бесполезный, — но я слишком хорошо знал Изабо.

Через несколько минут я сказал орку:

— Если я ошибусь, ты умрешь.

Он пожал плечами. Молодец... Все когда-то умрут.

Чуть помедлив, я произнес слово — много лет назад Изабо запирала им ошейник Фрэля, смешного вислоухого щенка, подаренного мною.

Бронзовая удавка Брока разломилась на две половинки.

— Если хочешь, пойдем в Загорье вместе, — предложил орк на своем языке. — Для моего народа ты всегда желанный гость. Мы никогда не забудем, что ты сделал для нас у Сухого Ручья.

Вот так случается иногда в жизни... Девственная Мать свидетельница: в бытность свою комендантом крошечного форта Рюиссо-Сэк я никоим образом не рассчитывал получать пожизненную ренту, отдав большую часть запасов провизии деревушке мирных орков, вымирающей от голода рядом. Просто-напросто раздражал постоянный скулеж косматых голодных детенышей. И вот как все обернулось — лишился капитанского патента, но приобрел дружбу орков, всех без исключения, от Пролива до Загорья...

— Ступай один, брат Брокюлар.

— Я не Брокюлар. Меня зовут Югрж. Прощай, брат!

Брок ушел. Я сидел на топком берегу и отчего-то вспоминал армато Марко. Давным-давно, совсем в иной жизни, этот невысокий, толстенький и чем-то похожий на мячик маласкарец гостил в Арновале. Марко прославился своим путешествием в дальние, неведомые страны Восхода, сочинил книгу о них, пользующуюся невиданной популярностью, забросил рискованные торговые вояжи и проводил время, кочуя по замкам богатых дворян — рассказывал хозяевам и гостям не вошедшие в книгу диковинные истории, демонстрировал коллекцию экзотичных вещей, собранных в экзотичных местах.

Недоброжелатели и завистники поговаривали, что на самом-то деле армато Марко излишне далеко на восток не забирался, а вынужденно провел два года в Эль-Карадже, пока высокий суд светлейшего аймира разбирал имущественные иски местных купцов к маласкарцу. Там, дескать, армато Марко и собрал истории для своей книги — слушая по караван-сараям байки приезжавших с востока торговцев. И экспонаты для своей коллекции редкостей купил у них же. Может, так и было, не знаю...

Но одно несомненно — пожилой купец имел огромный жизненный опыт и весьма наблюдательный взгляд. Он сразу понял, что происходит между Изабо и мною. И словно бы невзначай начал рассказывать мне (только мне!), как законы и обычаи разных стран относятся к бракам между близкими и дальними родственниками... Зима в тот год была долгой и холодной, занесенные снегом перевалы надолго отрезали Арноваль от внешнего мира. К весне мы с армато Марко беседовали вполне откровенно. Уезжай, говорил он, бери ее и уезжай, — неважно, что столь многое ждет тебя в этой стране. Власть, богатство, слава — приходят, и уходят, и снова приходят, и мы поглощены азартной игрой; но потом все придет или уйдет навсегда — и ценным и важным останется лишь одно: те, кто дорог нам и кому дороги мы... Кого мы любим и кто любит нас... Уезжай, Арно, — или однажды пожалеешь об этом, как жалею я, — жалею о том, что не остался...