Волшебный корабль - Хобб Робин (читать полностью бесплатно хорошие книги TXT) 📗
Голос Янтарь завораживал. На расстоянии ощущалось тепло огня — некоторое время назад женщина положила немало трудов, отыскивая на берегу плавник посуше. Тепло, холод — все это были понятия, воспринятые им от людей. Он знал: одно приятно, другое — нет. Но и то, что тепло было лучше холода, он выучил и запомнил, а не постиг сам. Ибо дереву нет в том никакой разницы. Правда, в холодную ночь вроде нынешней тепло и впрямь казалось по-настоящему приятным…
Янтарь сидела — как она сказала ему, поджав ноги — на сложенном одеяле, брошенном на сырой песок. Сидела, прислонившись к его обшивке спиной. Ее распущенные волосы были тоньше и шелковистей самых нежных морских водорослей. Они цеплялись за волокна его диводрева и не сразу высвобождались, когда она двигалась.
— Благодаря тебе я почти вспомнил, что значит видеть. И не просто разные формы, цвета… Было время, когда я находил удовольствие в том, чтобы видеть.
Она не ответила. Просто подняла руку и приложила к доскам ладонь. Она любила так делать. Для него ощущение было таким, будто они встречались взглядами. Можно, оказывается, обмениваться многозначительными взглядами, даже и не имея глаз… Он улыбнулся.
— Я тебе кое-что принесла, — уютно помолчав, сказала она.
— Мне? — изумился он вслух. — В самом деле? — И постарался не выдать охватившего его возбуждения: — Не припомню, чтобы до сих пор мне хоть раз что-нибудь приносили…
Она даже выпрямилась:
— Как так? Никогда? Никто не делал тебе подарков?…
Он пожал плечами:
— А где мне хранить что бы то ни было?
— Ну… Как раз об этом я позаботилась. Это нечто такое, что ты смог бы носить. Сейчас покажу каким образом. Дай руку… Знаешь, я очень этим горжусь, так что и показывать буду кусочек за кусочком. Я над ними долго трудилась… Пришлось увеличивать размер, чтобы соответствовали твоему росту. Вот, держи… Можешь мне сказать, что это такое?
Какими крохотными по сравнению с его лапищей были ее ручки… Янтарь заставила его разогнуть пальцы и положила что-то на раскрытую ладонь. Кусочек дерева… В нем имелось отверстие. С пропущенным сквозь него толстым плетеным шнуром. Кусочку была придана определенная форма, он был выглажен и отшлифован… Совершенный осторожно повертел его в пальцах. Нечто изогнутое, и с одной стороны торчал остренький носик, а с другой — плоская треугольная лопасть.
— Дельфин! — угадал Совершенный. Его пальцы вновь и вновь поглаживали выпуклость спины, изгибы плавников. Он вслух рассмеялся: — Вот это да!
— Тут еще есть, — с явным удовольствием отозвалась женщина. — Проследи пальцами шнур, и нащупаешь.
— Значит… не только дельфинчик?
— Конечно. Это ожерелье. Можешь сказать, что изображает следующая бусина?
— Хочу надеть! — заявил он. У него тряслись руки. Ожерелье! Подарок! Ему принесли подарок. Ему!.. Он взял шнур, осторожно расправил и надел через голову. Шнур застрял было в месиве щепок, торчавших на месте его глаз, но Совершенный его высвободил и устроил ожерелье на груди. Пальцы жадно ощупывали бусины… Целых пять! Пять!!! Он принялся ощупывать их уже медленнее, одну за другой.
— Дельфин… Чайка… Морская звезда… А это… ну конечно! Краб. Рыбешка… Палтус. Даже чешуя есть! И оба глаза на одной стороне. А у краба глаза на ножках… А морская звезда колючая, и на брюшке присоски… Ох, Янтарь, чудо какое! Оно, наверно, красивое, твое ожерелье? Оно на мне хорошо смотрится?…
— А ты, Совершенный, щеголь, оказывается. Вот уж никогда бы не подумала! — Он еще не слыхал в ее голосе подобного удовольствия. — Да, оно очень хорошо смотрится на тебе. Как будто тут ему и положено быть. А я-то беспокоилась… Понимаешь, самого тебя изваял такой замечательный мастер, что я волновалась — как бы мое изделие не показалось детски-неумелым на фоне подобного совершенства. И тем не менее… Знаешь, нехорошо как-то хвалить собственную работу, но ничего не поделаешь, придется. Бусины сделаны из разных сортов дерева… Ты чувствуешь это? Морская звезда — из дуба, а краба я увидела в узловатой ветке сосны. Дельфин был изгибом корня ветлы… Просто потрогай его, проследи пальцами волокна. У каждого дерева они свои, как и цвет. Я не люблю красить дерево, пусть будет такое, как есть. И это ожерелье правда хорошо на тебе сидит. Живое дерево — на обветренной коже…
Она говорила азартно, торопливо и так, словно делилась с ним сокровенным. Так, как будто в целом мире никто, кроме него, не мог по-настоящему понять такие тонкости ее ремесла.
И никакая, даже самая изысканная лесть не сказала бы ему больше, чем мимолетное прикосновение ее ладони к его груди.
Потом она спросила:
— Можно тебе задать один вопрос?
— Конечно.
Его пальцы медленно, с наслаждением путешествовали от бусины к бусине, находя все новые подробности.
— Понимаешь, я слышала, что носовые изваяния живых кораблей раскрашивают. Но потом, когда корабль оживает, изваяние приобретает свои собственные краски. Вот как ты, например. Но… каким образом? И почему именно такие, а не другие? И почему это происходит только с носовой фигурой, а не со всеми частями корабля, которые из диводрева?
— Не знаю, — ответил он. Ему сразу стало не по себе. Ему не нравилось, когда она задавала подобные вопросы. Слишком беспощадно обнажали они всю бездну различия между ним и Янтарь. А она ко всему прочему еще имела обыкновение их задавать, как раз когда он начинал забывать об этих различиях, отвлекался от них. — Сама-то ты почему такая, как есть? Как ты выращивала свою кожу, глаза, волосы?
— Ага. Поняла… — Она чуть помолчала. — Я, знаешь ли, думала, может, это зависит от твоей воли, от твоего желания. Ты кажешься мне таким чудом… Ты говоришь, ты думаешь, ты двигаешься… А вот скажи, ты всеми своими… деталями двигать можешь? В смысле, не только резными частями, руками там или губами. Я имею в виду — обшивкой, шпангоутами?…
На самом деле он мог. Иногда. Потому что гибкий корабль лучше противостоит напору ветра и волн, чем слишком жесткий. Поэтому доски обшивки были способны немного смещаться, уступая давлению волн. А иногда… иногда даже и более того. Они могли отделяться одна от другой… пропуская внутрь тихие ручейки воды, которые постепенно собирались и заполняли трюмы холодом и темнотой… Но нет! Подобное было бы предательством, хладнокровным и непростительным. Непростительным и неискупимым… Совершенный подобрался слишком близко к обжигающе-страшным воспоминаниям — и шарахнулся от них прочь.
— Почему ты спрашиваешь?
Он исполнился внезапного подозрения. Чего вообще она от него хочет? Зачем принесла ему подарок? Он отлично знал, что в действительности никто не мог его любить. Он всегда это знал. Так может, все обман и ловушка?… И она заодно с Мингслеем и Рестаром?… И ходит сюда, чтобы выпытывать его тайны? Чтобы разузнать о диводреве все, что только возможно, — а потом она пойдет им рассказывать?!
— Я не хотела расстроить тебя, — тихо пояснила Янтарь.
— Да? А чего же ты хотела? — фыркнул он ядовито.
— Понять тебя. — Она не поддалась на его тон, в ее голосе не было обиды, она говорила ласково и спокойно. — Знаешь, в определенном смысле я отличаюсь от жителей Удачного ничуть не меньше, чем ты. Я здесь чужая. И, сколько бы я ни прожила в этом городе и насколько бы честно ни вела я свое дело — для них я все равно так и останусь «приезжей». А таких в Удачном не любят. Поэтому мне очень одиноко. — Она как будто утешала его. — Поэтому я так и потянулась к тебе. Мне показалось, ты такой же одинокий, как я.
«Одинокий. Стало быть, жалкий. Она думает, я — жалкий. И глупый к тому же. Достаточно глупый, чтобы поверить, будто ей нравлюсь. Когда на самом деле она ходит сюда мои секреты выведывать…»
— А еще, — кинул он пробный камешек, — тебе страсть как хочется узнать побольше про диводрево…
Янтарь попалась на удочку. Она негромко рассмеялась.
— Врать не буду, меня, конечно, разбирает любопытство. Откуда эта древесина, способная оживать? Из какого дерева ее получают и где такие деревья растут? Наверное, они очень редкие? Должно быть, очень… Старинные семейства на целые поколения влезают в долги, чтобы заполучить корабль из диводрева… но почему?
