Императрица и ветер (СИ) - Чурсина Мария Александровна (мир бесплатных книг TXT) 📗
Виола держала её за руки - чуть пониже запястий, и холод от её пальцев прожигал куртку и рубашку. Дрожали её руки, и дрожь передавалась Маше.
- А я тебя убью, - сказала Виола, и её губы судорожно искривились.
Холодный ветер из пропасти щекотал лопатки. Маша смотрела в глаза Виоле и видела не свои глаза. Уже не свои глаза. А волосы остались такими же, только коротко остриженными - интересно, они сами не росли, или Виола обрезала их, пытаясь соответствовать своей сопернице? Маша не обрезала волосы.
- Ты можешь сбросить меня с крыши, - сказала Маша. - Только это не заставит его полюбить тебя.
- Заставит! - искривился в мучительной ярости её рот, застыли в глазах огоньки окон из противоположной высотки. - Он боится одиночества, значит, он останется со мной. Он никуда не сможет уйти.
- Останется, - тихо произнесла Маша, чувствуя, как скользят ноги по тающему снегу. - Пока не найдёт другую. Что, и её убьёшь?
- Ты сдохнешь!
- Пожалуй, - через головную боль улыбнулась Маша. - Если упаду с крыши, скорее всего сдохну. Я устала. Устала искать выход там, где его нет.
Может быть, Виоле было приятно слушать её жалобы, но сталкивать Машу в чёрную пропасть она уже не спешила. Или она решила, что Маша уже сдалась.
- Я сейчас только поняла, что единственный выход - это смерть, - слабо улыбнулась Маша. - Не может эта война длиться вечно. Одна из нас уйдёт.
Мгновенно перестав улыбаться, она дёрнулась вперёд и ударила Виолу в подбородок основанием ладони. Та клацнула зубами и от неожиданности выпустила её руки, схватилась за нижнюю челюсть. Этих крошечных секунд хватило Маше, чтобы шагнуть прочь от края крыши. А потом она достала пистолет.
- Знаешь, - сказала она, - я выстрелю.
Виола дёрнулась, обернулась к ней, всё ещё шевеля нижней челюстью, как будто проверяя, не сломана ли. Она секунду смотрела на чёрное дуло, направленное на неё, потом перевела взгляд на лицо Маши. Не поверила, что она сможет выстрелить. Улыбнулась.
- Да нет, я выстрелю, - повторила Маша. Её руки не дрожали. - Зря ты не веришь. Я долго терпела, и если издевательства надо мной я перенесу, то мучить Луксора не позволю.
Она тяжело вздохнула: рядом с бетонным небом так не хватало воздуха.
- Ты играешь людьми, - прошипела Виола. Верила она или нет, неясно, но боялась - дрожали пальцы, когда она цеплялась за края пальто.
- Ну ты, вершина гуманизма, - хмыкнула Маша, чувствуя, что срывается на нервный смех. - Пьёшь жизнь из людей и рассуждаешь о высоких материях.
Виола помотала головой, отступая на шаг назад - к самому ограждению, что на краю крыши. Помотала головой, не закрывая рта, как будто хотела произнести ещё что-нибудь обличительное, а только слова растерялись в сыром воздухе.
Почему никак не останавливалась кровь? На губах было солоно, солёный ветер щекотал глаза. Ветер? Руана с гравюры обернулась к ней, показывая свою изуродованную шрамом правую щёку и, чуть улыбаясь, шепнула: "Убей".
- Нет, - хрипло откликнулась бледная Виола. - Нет, пожа...
Маша уже подняла пистолет. И выстрелила. В ответ на выстрел каркнула вдалеке ворона. Всё. Она одна в целом мире, одна на занесённой снегом крыше. Одна под бетонным небом.
Одна. И пуля застряла в бетонном небе, и медленно, перегнувшись через заграждение, рухнуло вниз то, что секунду назад было живым существом. Двигалось, дышало, несло чушь. Хотело увести у соперницы парня.
Маша спрятала пистолет и сказала себе, что пора уходить с крыши.
- Надо уходить, - произнесла она вслух - для достоверности.
И села в снег, откинувшись на кирпичную шахту вентиляции.
Во сне она обнимала Луксора и прятала. От кого прятала, зачем - понять не могла, но и страха не ощущала. Понимала только одно - нужно его защитить.
- Вселенский разум тут уже не поможет... Ты её видишь? Уверен, что сигнал вообще шёл отсюда? - голос оказался громче, чем шорох снега, и Маша разозлилась, что её так нагло выдернули из сна. Только во сне она была рядом с Луксором, и он её обнимал. Только во сне ей не было страшно.
- Сигнал вообще пропал. Ламеры! Что за техника! Как включается этот фонарь?
Маша собрала остатки тепла и вернулась в сон.
- Демоны, здесь всё в крови, - снова этот голос.
Шорох шагов и снега.
- Маша!
Ну вот, теперь её трясли за плечи. Отстали бы, наконец! Призрак тепла и любви сбегал, как преступник от конвоя.
- Пульс есть? Сабрина, ну ты не видишь, она без сознания. Держи фонарь.
Её подняли на руки, и ощущение невесомости Маше не понравилось. Появился холодный ветер, который тут же принялся облизывать её голые ладони и пробегал мурашками по позвоночнику.
- У неё голова разбита...
- Так, Сабрина, не зависай тут. Вниз пошли. Потом разберёмся.
Её ожидало крайне неприятное пробуждение - от назойливой полоски света. Некоторое время Маша спасалась от неё, натягивая одеяло на самые глаза, но сон уже сбегал - босиком по холодному полу, к подоконнику и в светлеющее небо.
Нет. Она открыла глаза и посмотрела на дверь. Дверь была приоткрыта, из-за неё вытекала эта ужасная неоновая полоска и неслись голоса. Голоса звучали по-вечернему, умиротворённо и приглушённо, словно боялись разбудить ребёнка. Но незнакомо. Маша не узнавала эти голоса.
Путаясь в потяжелевшем вдруг одеяле, она села на кровати. Темнота увеличивала комнату до размеров мира, темнота шуршала в углах призрачными звуками, и Маша не узнавала комнату, совсем не узнавала. Она вскочила на ноги и едва устояла: в ушах зашумело громче урагана.
Она добралась до двери - и сразу же прижалась лбом к косяку, закрыла глаза. Ослепительно яркий свет горел справа, там, где ещё одна дверь была приоткрыта. Свет Маше не нравился ещё больше, чем темнота. Свет напоминал ей о чём-то тревожном и хорошо уже забытом. На попытку вспомнить, голова отозвалась тупой болью в висках.
- Ну вот, пожалуйста, уже встала. А ты боялся...
Маша открыла глаза: перед ней был Луксор, бледный, испуганный, он тяжело дышал, и волосы на висках намокли от пота. Справа от него стояла Сабрина.
Луксор шагнул к Маше, оторвал её от косяка и прижал к себе. Она чувствовала, как его дыхание касалось её волос, и шёпот обжёг воспалённое сознание.
- Милая, родная, я чуть с ума не сошёл. Меня к тебе не пускали.
Она вцепилась ему в плечо и с облегчением почувствовала, как по щекам бегут совсем не злые слёзы.
...Рауль смотрел на неё с таким видом, как будто хотел спросить, уверена ли она, что её уже выписали.
- Маша, ты уверена, что тебя уже выписали?
Ну вот, пожалуйста.
- Да. - Она с громким вздохом опустилась на стул. - Слушай, я не сумасшедшая, я всё прекрасно помню. Мы были на крыше с Виолой.
- Да кто такая эта Виола? - сделал круглые глаза Рауль и, как ни в чём не бывало, принялся за чай.
Он вообще с готовностью откликнулся на Машино приглашение, а войдя в гостиничный номер, сразу же потребовал себе чаю погорячее и с лимоном. Лимон он принёс с собой.
Зима презрительно покосилась с неба на жалующихся горожан, фыркнула и устроила им оттепель. Теперь, развозя слякоть по дорогам, они ругали несносную погоду в два раза громче.
- Короче, рассказываю ещё раз, - не вытерпела Маша. - Я пришла на крышу, чтобы поговорить с...
- Вселенским разумом? - из-за чашки подмигнул ей Рауль. - А я всё думал, чего ты там забыла. Ну ты рассказывай, рассказывай. Извини, что перебил.
- С Виолой. Она позвонила мне и предложила встретиться.
- На крыше? - уточнил Рауль тоном, значащим только одно: "Нет, дорогая. Не ври, тебя ещё не выписали".
Луксор, который наблюдал за их беседой почти со стороны - он устроился в кресле в другом углу комнаты - покачал головой, и это конечно значило нечто вроде: "Как ты могла согласиться на такое? Я не пережил бы, если бы потерял тебя".
