Хозяин - Уайт Теренс Хэнбери (читать полные книги онлайн бесплатно TXT) 📗
Одного человека спросили как-то, почему он пытался взобраться на Эверест, и человек этот ответил: «Потому что он там стоит».
Шкипер мистера Пьерпойнта точно проложил курс на скалу, а высадились они на нее по чистому везению, воспользовавшись гарпунной пушкой, чтобы забросить на остров веревку.
Ну, и с погодой им повезло.
Невдалеке от берега медленно кружила под солнцем большая желтотрубая яхта, очертаниями напоминавшая клипер (у нее имелось подобие бушприта), — шкипер опасался рифов. Можно было разглядеть Герцогиню, сидевшую на открытой палубе под красной парасолем и читавшую книгу о хиромантии, и ее свернувшегося рядышком крошечного отсюда ирландского сеттера Шерри, островами не интересовавшегося. У подножия утеса, с западной его стороны, на тяжко дышащей груди океана, словно лифт, поднималась и опускалась шлюпка. Потревоженные птицы кружили над островом в слепящем эфире. Кое-кто уверяет, что видел на Роколле или вблизи от него гагарок, тупиков, олуш, моевок, чистиков, глупышей, поморников двух разновидностей, малых буревестников и даже буревестников больших, тех что гнездятся в Южной Атлантике на острове Неприступном. Сказать по правде, одно время верили, что большой буревестник гнездится и на Роколле, но это, конечно, глупости. Никакие птицы на нем не гнездятся.
При том, что ветер «проходит» сюда по океану — от самой Америки — тысячи миль, волны в этих местах во время больших штормов достигают высоты шестидесяти футов, от гребня до котловины. Прибой же, — когда волна встречает препятствие, — достает и на сотню футов. (Маяк на мысе Даннет, указывающий пролив Пентленд-Ферт, — это примерно в тех же краях, — стоит на обрыве высотой в триста футов, и тем не менее волны нередко бьют ему стекла, швыряясь камнями.) Такие большие шторма случаются здесь четыре-пять раз в году. Какая же здравомыслящая птица станет гнездиться на утесе, который торчит над поверхностью океана всего-то на семьдесят футов?
Впрочем, птицы навещают этот остров и отдыхают на нем.
Герцог, намереваясь переплюнуть боцмана с «Дикобраза», прихватил с собой геологический молоток и теперь принялся за работу.
Стук молотка мешался с чуждыми уху криками чаек.
Еще одно живое существо присутствовало на Роколле, — принадлежавшая Джуди беспородная собачонка по имени Шутька. Шутькой ее назвали еще в щенячьем возрасте, потому что она и впрямь походила на шутку, да к тому же дурную. Она была столь неуклюжа, что казалось, будто все лапы у нее разной длины. У Шутьки имелся длинный хвост и космы, свисающие на глаза, — вообще же шерсть у нее росла куда-то не в ту сторону, как у гиены. Она смахивала на маленькую, неопрятную, деятельную подметальщицу, родившуюся в мусорном ящике. Размером она не превосходила скайтерьера. Джуди любила ее больше всего на свете. В эту минуту Шутька где-то тявкала.
— А куда подевалась Шутька?
Из-за чаек им приходилось кричать.
— Вниз пошла, вон туда.
— Шутька!
Дети посвистели, покричали, но все впустую, получив в ответ лишь тявканье и молчанье, — Шутька молчала, исследуя какую-то находку, и тявкала, призывая на помощь.
— Наверное, нашла что-нибудь.
— Скорее всего, дохлую птицу.
— Шутька!
— Вот же зануда, — сказала Джуди. — Небось забралась на какойнибудь обрыв и спрыгнуть не может.
Действительно, с юго-западной стороны Роколл был почти отвесным, дети как раз на краю обрыва и лежали. Вернее сказать, обрывов там было два, и шли они уступом, — верхний поднимался над нижним примерно на двадцать футов, а нижний торчал из воды на пятьдесят. На круче хватало и зацепок, и подпорок для ног, — во всяком случае, для детей, в которых весу меньше, чем во взрослых, а энергии больше.
— Шутька!
— Придется пойти посмотреть.
— Да все с ней в порядке.
— Но она же может свалиться.
— Ой, ты только паники не поднимай.
Близнецы по-прежнему лежали ничком, но взглянув на них, пожалуй, можно было понять, о чем они думают. Джуди думала: «Никки мужчина, он и должен идти, потому что это мужская обязанность — все делать для женщин, кроме стряпни». А Никки думал: «Как бы там ни было, а это ее собака».
— Вот сам пожалеешь, если она убьется.
— Как же, жди.
— Никки!
— Да и с чего это она убьется-то.
— С того, что там опасное место.
— Ну так пойди сама и найди ее.
— Это ты должен пойти.
— Почему это я должен?
— Потому.
Вообще говоря, ответить на этот вопрос было нечего, ибо всем было известно, что Шутька — собака Джуди.
На некоторое время наступило обиженное молчание, нарушаемое лишь визгливыми, как у механической пилы, криками олушей да стуком молотка. В отдалении одна из олуш, патрулировавших прибрежные воды, засекла подводную рыбу, на миг повисла, застопорив крылья, и пала вниз, словно лот, словно молния, словно глубоководная бомба. Она вошла в море отвесно, и вода чмокнула, почти неохотно выбросив в искрящийся воздух белый фонтанчик. Можно было медленно сосчитать до четырех, пока над поверхностью не показалась темная голова и не встряхнулась, сглатывая рыбу. Вся остальная эскадрилья, получив сигнал, — ибо явно пришел косяк, — уже слетелась туда же и принялась пикировать, чмок, чмок, чмок. Замечательные ныряльщики!
Джуди с жалобным видом встала («женских дел не переделаешь») и принялась нащупывать путь среди острых выступов обрыва. Вскоре она обогнула его изгиб и скрылась из глаз.
— Никки!
Тонкий голос еле слышался за птичьими криками.
— Что?
— Иди сюда.
— Зачем?
— Да иди же, пожалуйста.
— Ну ладно, ладно.
Он машинально прибегнул к ворчливому тону, но вскочил с охотой, потому что, сказать по правде, ему с самого начала хотелось пойти посмотреть, в чем там дело. Только он об этом не знал.
— Что такое?
— Иди, взгляни.
Прямо под выступом или полкой на отвесной круче, Джуди с Шутькой, не очень надежно утвердившись на другой естественной полке, а то и тропе, разглядывали нечто, помещавшееся прямо под их носами. Носы почти соединялись, словно у пары сеттеров, причем Шутька, державшая голову несколько набок, задрала одно ухо.
Никки подобрался к ним по гранитной круче, выпуклостью скалы отделив себя от отца. Стук молотка замер. Даже птичьи крики, казалось, затихли. Теперь детей и с яхты не было ни видно, ни слышно.
