Щит Королевы - Браславский Дмитрий Юрьевич (книга жизни .TXT) 📗

Интересно, что сказали бы про это люди, считающие гномов исключительно приземленными – во всех смыслах этого слова – созданиями?

В последнее время я часто смотрел на Хорверк глазами людей. Вернее, глазами одного человека.

Сцена у постели Вьорка оставила у меня примерно такое же ощущение, какое бывает, когда касаешься трухлявого гриба. Ощущение разочарования. Обмана.

Фиона-спасительница! Я невольно хмыкнул.

Вьорку зачем-то понадобилось приписать свое спасение именно ей. И Крадир, а главное, Беххарт его в этом поддержали. Подозреваю, вопреки желаниям Терлеста (впрочем, надеюсь, ближайшие пару сотен лет его желания мало кого будут волновать, кроме гномов его клана).

Но Фиона – что заставило ее согласиться на ложь?! Почему было честно не сказать, кому пришла в голову идея избавить короля от гвизармы? Гномы, конечно, тщеславны, но это не мешает нам радоваться успехам других.

Вчера я спросил об этом Даларха, но брат был обескуражен не меньше меня. Клялся, что в комнате с Вьорком не осталось никого – иначе Щитам и в голову не пришло бы покинуть короля в такой момент.

Горы равнодушно смотрели на маленькое черное пятнышко на одном из белоснежных склонов, любуясь собой и позволяя ему ими любоваться. А я, щуря слезящиеся от невыносимо яркого снега глаза, старался на них не смотреть.

И заметил далеко в небе… Или я – старая грелка моего прадедушки, или это эльф на крылатом льве! Над территорией Ольтании!

Надо будет сказать Веденекосу. До Тильяса слишком далеко – оттуда эльфа наверняка не увидят. А пограничной стражи на пути в Хорверк люди не держат.

Люди…

Да, за то, что он сохранил Фионе мужа, я Крондорна так и не поблагодарил. Но я не очень умею и уж точно очень не люблю быть неискренним. К тому же отец уверяет, что у меня на лице написано все, что я хочу скрыть, и еще чуть-чуть.

Вьорк остался жив. Умерла Фиона.

Нет, что я говорю, она, конечно, жива-здорова, носится по Хорверку, принимает поздравления… Но та, которую я впервые увидел у самых Врат Хорверка, умерла.

Не изменилась, это было бы неудивительно: осознание того, что смерть здесь, совсем рядом, стоит лишь коснуться ее рукой, не проходит бесследно. Но стала другой: взрослее, серьезнее, задумчивее. И вряд ли мы еще будем играть с ней в Саду.

Или я просто не привык, чтобы девочка так быстро, сразу, мгновенно превращалась в девушку?

Лев улетел, глаза с непривычки слизились. Чаще всего я выбираюсь на поверхность по ночам, когда луна превращает горные кряжи в бесконечную заснеженную дорогу, ниспадающую в море далеко на юге.

Обратный путь показался мне не короче, как это обычно бывает, а намного длиннее. Ноги не шли. И я осознал, что совсем не тороплюсь увидеть ту, которая присвоила себе право называться Фионой.

Моей королевой.

Зайдя в ее покои, я кивнул Стради, под тяжестью которого уже который час кряхтела стоящая у входа кушетка: мы решили, что, пока все не утрясется, один из Щитов не станет снимать боевого облачения.

– Королева у себя?

– В детской. Болтает о чем-то с Гвальдом.

Стради продолжил чистить кинжалом ногти – вчера Фиона, набравшись смелости, все же сказала ему, что землекоп от придворного отличается не только мечом на перевязи. Откровенно говоря, здесь я был не на ее стороне: привычка валяться по часу в горячей ванне, листая какой-нибудь привезенный с ее родины роман, – не то, что Стради стоило бы позаимствовать. К тому же представить себе его с романом в руках не легче, чем Вьорка – подметающим Чертог.

Дверь детской была приоткрыта. Вообще-то это, конечно, кабинет, но мы уж так, между собой…

– Люблю – не люблю, какая разница!

Фиона почти выкрикнула эти слова. Я остановился.

Из того, что Фиона рассказывала о нравах королевского двора, я с трудом уразумел, что люди находят какое-то совершенно извращенное удовольствие в том, чтобы стараться проводить ночи не с теми, с кем их сочетали законным браком. Однако постичь смысл этого я до конца так и не смог. Если я хочу съесть горсть зеноргов, то я и ем зенорги, а не подношу их ко рту, а другой рукой суетливо закидываю в себя краюху хлеба.

С королями еще более или менее ясно. Но именно короли этим не злоупотребляли: опасались бастардов.

– Стоило ли тогда идти на поводу у желаний короля? – Голос Гвальда был холоден.

Я замер.

Дурацкая ситуация. Удалиться на цыпочках на глазах у изумленного Стради было бы, скорее всего, самым верным, но отнюдь не самым удачным решением.

Войти и помешать их разговору? Особенно при том, что Гвальд – мой друг?

– Ну пойми же, я не могла поступить иначе! – Фиона чуть не плакала.

Мне стало не по себе.

Конечно, я не предполагал, что Фиона вышла замуж по любви. Однако все же надеялся, что со временем любовь придет: проросшая из симпатии и уважения, лишенная очарования страсти, но прочная и глубокая.

– Как ты не понимаешь: подчиняясь королю, ты предаешь себя!

Я никогда не слышал, чтобы Гвальд говорил с Фионой таким тоном.

Внутри появился жесткий холодный комок. В висках мерзко застучало – я даже оперся рукой о стену.

– Он послал за мной, едва пришел в себя. Как же я могла ему отказать!

А ведь действительно: она провела с ним две ночи…

Хватит! Я почувствовал, что если сейчас не сделаю хоть что-нибудь…

Я попробовал широко улыбнуться. Кажется, получилось.

Придав лицу самое беспечное выражение, на которое был способен, я громко постучал.

– Входи.

Кажется, Фиона произнесла это с изрядным облегчением.

Распахнув дверь, я поклонился королеве, кивнул Гвальду и протопал к своему любимому креслу подле кадки с разлапистой пальмой. Вернее, с тем, что Фиона так называла: на месте увенчанного листьями волосатого шоколадного ствола в кадке красовалось сборище лопухов, одержимых манией величия.

Гвальд собрался было уйти, но королева его удержала:

– Ну уж нет, давай договорим до конца! Мэтти, мы о чудесном спасении Вьорка.

Все встало на свои места. Комок скатился вниз, к желудку, и растаял без следа.

– Пора бы. – Я напустил на себя равнодушный вид. – И что же там было на самом деле?

Пока Фиона рассказывала, я купался в теплом и обволакивающем чувстве облегчения. Обидно, конечно, что первым делом королева решила всем этим поделиться именно с Гвальдом. Но, с другой стороны, разве он не такой же Щит, как и я?

Честно признаюсь, что эта другая сторона мне решительно не нравилась.

– За Сориделя не волнуйся, – мягко проговорил я, когда Фиона умолкла. – Может, даже и лучше, что Крадир его не упомянул. Почести ему не нужны, а вот что началось бы, узнай кланы, что судьба королевства находилась в руках у колдуна, я примерно себе представляю.

Фиона скорчила весьма скептическую гримаску.

– А где сейчас гвизарма? – Гвальд опередил меня всего на пару секунд.

– Не знаю, – растерянно ответила королева. – Наверно, Соридель куда-нибудь пристроил. А это важно?

– Если она одна такая, то не важно. – В голове металась и все не могла толком оформиться какая-то мысль. – Главное, чтобы до нее никто не добрался.

– Но мы же теперь будем знать, что ни до чего откуда нельзя дотрагиваться? – робко спросила Фиона.

– Будем, – успокоил я ее. – Мы-то будем.

– Думаешь, ни Труба, ни Крадир не позаботились как следует перекрыть вход в это место? – нахмурился Гвальд.

– Надеюсь, что позаботились. – Я словно добрался до кровати после целого дня изнурительной битвы – и вот уже пора вставать. – Но я бы на всякий случай задал им этот вопрос.

– Мэтти… – Фиона медленно перебирала лежащее на столике ожерелье из крупных тусклых бусин цвета морской волны. – Но так ведь можно убить каждого… Если только Соридель… и то с трудом…

– Пожалуй. – Мне не хотелось ее обнадеживать: лишняя осторожность сейчас не помешает. – Ни Беххарт, ни Лиз с этим не справились.

– И что же теперь? – Бусины грустно зазвенели. – Проверять каждый подарок? Если там есть оружие, кто сказал, что там нет… я не знаю чего: ложек, стульев, дверных ручек…