Роли леди Рейвен. Том 2 (СИ) - Снежная Дарья (е книги TXT) 📗
– Я попробую, – серьезно проговорила я, копируя его интонации. – Но не обещаю!
На следующий день на работу я пришла с четким осознанием того, что нужно делать. В первую очередь написать запросы во все университеты, где преподавалось целительство, чтобы выяснить, кто из студентов в прошедшем учебном году был отчислен и запечатан, кто ушел сам. Судя по тому, что скальпелем убийца владел прекрасно, определенное образование в этой сфере он успел получить, а целительство было единственным магическим направлением, которое не практиковало частное обучение без получения королевского диплома.
Когда с этим было покончено, я принялась составлять список всех городских артефакторов, дабы наведаться к ним с визитом и проверить списки запечатанных. С учетом того, что маньяк практиковал в Карваноне (Тарнхил я решила пока считать исключением и временно не принимать во внимание), скорее всего именно здесь он был и запечатан. А значит, мне предстояло обойти весь город, проверить все артефакторские книги, чтобы выяснить, какие именно целители были запечатаны в период с декабря прошлого года по июнь нынешнего. А потом встретиться со всеми этими целителями и выяснить, имеются ли у них алиби на момент совершенных убийств.
Объем скучнейшей работы с одной стороны удручал, а с другой нагонял азарта – ощущения близости разгадки.
В отделе было пусто. Компанию мне составлял только Оррис. Трейт с заместителем заперся в своем кабинете. Господин Дорн, алхимик, корпел в собственной лаборатории, в которой то и дело что-то взрывалось и ругалось, и я искренне надеялась, что взрывались декокты, а ругался алхимик, а не наоборот. Как я поняла, он пытался выжать больше информации из считывающих амулетов, но пока безрезультатно. Ричи в очередной раз пропадал в морге с телами. Я не верила, что после стольких вскрытий там можно хоть что-нибудь новое найти, но то было распоряжение Трейта. Свен и Тарн отправились по психиатрическим больницам.
Моя кипучая деятельность от взгляда коллеги не укрылась. Я не знала, чем занимается он, но краем глаза видела, как Оррис с интересом косился в мою сторону и даже вытягивал шею, словно надеялся разобрать, что я там пишу. Это немного веселило. Пусть смотрит.
У меня был момент колебаний, когда мне хотелось подойти к Тарну Гейлу, который всегда относился ко мне без предубеждения, поделиться с ним всем тем, что удалось выяснить и попросить помощи. И я даже почти решилась, но потом в комнату зашел Трейт, и я вспомнила, почему решила действовать в одиночку. Мне нужно сделать это самой, если я все же хочу дальше работать здесь и с этими людьми. Первый криминалист, конечно, упрямый козел, но он не отмахнулся от моей первой версии, хоть и отдал ее тогда другому человеку. А значит, интересы работы все же ставит выше собственных убеждений, хоть и со скрипом. А значит, заставить его признать мои – мои личные, исключительные – заслуги можно. Просто они и должны быть мои личные и исключительные.
И я перевернула очередную страницу справочника с адресами практикующих в столице магов. И кто придумал сформировать его по алфавиту, а не по специальности?!..
К обеду я закончила выписывать имена артефакторов. Всего набралась какая-то сотня человек. Я уже завязывала под подбородком ленты шляпки, собираясь пообедать, а затем, не откладывая дело в долгий ящик, отправиться в прогулку по артефактным мастерским, когда в секретариат заглянул посыльный и передал мне короткую записку, в которой значилось только:
«Сегодня в три часа пополудни».
Я выпорхнула из департамента с улыбкой. Планы скорректировались, впрочем, обед в них по-прежнему фигурировал. Тень за спиной уплотнилась, обрела аромат знакомого одеколона и я, не оборачиваясь, бросила через плечо:
– Ваши услуги сегодня, господин Стивенсон, не понадобятся.
Тень без пререканий растворилась, оставив легкое ощущение того, что насовсем она не исчезла – просто сделалась невидимой.
Впрочем, на этот счет особых возражений у меня не имелось. Если Кьеру так спокойнее, пусть так и будет. Да и в глубине души я готова была признать, что мне – тоже спокойнее.
Без четверти три я сидела в пролетке, в паре десятков футов от тяжелых кованых ворот Фелтсворта – одной из двух городских тюрем. Здесь было тихо и безлюдно – только стража у ворот с каменными лицами. И я.
Когда большие квадратные часы на тюремной башне пробили три раза, ничего не произошло, но я сидела и ждала, нервное теребя пальцы в перчатках, и ожидание было вознаграждено. Отворилась обитая железом калитка в серой стене, из нее вышел страж, бдительно окинул взглядом окрестности и принялся по одной выпускать на свободу растрепанных женщин. Те тут же кучковались парами и тройками и разбегались в разные стороны, торопясь убраться подальше.
А одной из последних стены Фелтсфорта покинула до боли знакомая мне девица – клетчатая юбка, светлая макушка, на этот раз без традиционных фиалок, и я досадливо покачала головой – вот угораздило ее все же там оказаться!
Изобретательница зябко ежилась, озираясь, подружки тогдашней при ней не наблюдалось, и я, не удержавшись, взмахнула рукой и окликнула:
– Джейн!
Девушка обернулась и голубые глаза изумленно расширились. Она направилась в мою сторону почти бегом и уже через несколько мгновений я протянула ей руку, чтобы помочь подняться в пролетку.
– Леди Эрилин, – прошептала Джейн осипшим голосом. – Что вы здесь делаете?
– Я? Мне кажется, куда уместнее спросить, что вы здесь делаете, юная барышня? Гений! Будущее мировой науки! – Я стянула с себя плащ и накинула на острые дрожащие плечи, бросив извозчику адрес, отпечатавшийся в памяти ещё со встречи в герцогском особняке. – Позвольте поинтересоваться, чем вы думали?
– Женщины имеют право быть услышанными, – юная пулистка вздернула нос и сверкнула глазами – Мне казалось, вы как никто другой должны это понимать! Мне Томас рассказывал… и вы же были тогда на площади!
– Моя дорогая, я буду последним человеком, который будет спорить с вами о женском праве голоса, но поверьте мне, из застенков Фелтсворта его точно никто не услышит!
– Нас арестовали несправедливо!
– Это как-то отменяет тот факт, что вас арестовали?
Джейн открыла рот. Закрыла. Нахохлилась, кутаясь в мой плащ, а растрепанные светлые волосы делали ее ещё больше похожей на маленького пушистого птенца.
– Послушайте, Джейн, – я смягчила тон, пока не успела настроить девушку против себя, – для достижения общей цели каждый должен делать то, что у него получается лучше всего. Женщины, работающие на фабриках, занимающиеся тяжелым физическим трудом, не имеющие доступа к образованию, могут обратить на себя внимание только одним путем, это верно. Но этот путь не для вас и не для меня. Не потому что мы – чем-то лучше их, нет. Просто у нас другие возможности, другие способы взаимодействия с этим миром. Мы можем что-то кому-то доказать другим путем, вы понимаете? Дать понять окружающим, что пулистское движение – это не только крики, митинги и битые витрины. Показать им, почему женщины действительно должны иметь те же права, что и мужчины. Не потому, что мы этого так вдруг захотели – а потому, что мы достойны, что мы не уступаем им ни в чем. У вас есть редкий талант, возможность произвести настоящий фурор, прогреметь своим именем! А вы, вместо того, чтобы бросать все силы на его развитие, распыляетесь по мероприятиям, которые не только не несут для вас никакой пользы, но еще и причиняют вред!
Я помолчала несколько мгновений, наблюдая за тем, как в глазах изобретательницы проступает задумчивость, и добавила:
– На площади в тот день я оказалась случайно. Я никогда не стала бы участвовать в подобном.
Джейн прикусила губу и уставилась на носки выглядывающих из-под испачканной клетчатой юбки ботинок.
– Вы так говорите, потому что вы – леди, – буркнула она не то обвиняюще, не то с легкой завистью.
– Я так говорю, потому что вы мне нравитесь, Джейн. И мне не хотелось бы, чтобы вас поджидала незавидная судьба заключенной или каторжницы. Страдать во имя идеи – это, конечно, очень благородно, но это не ваш путь.
