Буря Жнеца (ЛП) - Эриксон Стивен (книги без регистрации .TXT) 📗
Однажды, уже давно, Тоол стоял перед своим другом, и друг не узнал его; Имассу, спустя тысячи и тысячи лет вновь ставшему смертным, это казалось забавным. Он увидел в этом возможность для шутки, игры, в которой конечное открытие истины принесет радость обоим.
Тоол, нечеловечески терпеливый, долго выжидал момента открытия истины. Слишком долго. Его друг умер, так ничего и не узнав. Шутка обернулась горем, от которого – как подозревала она – супруг никогда не оправится.
И еще она подозревала, что этот день может принести новые потери. Жена потеряет мужа. Две дочери потеряют отчима, а сын – настоящего отца.
Она подошла к Кайлаве Онасс, которая наблюдала за битвой. В том, что она не перетекла в форму Солтейкена, не было милосердия: она просто предоставила кланам Белых Лиц свободу делать то, к чему они привыкли – убивать, впадая в приступы дикарской ярости.
Хетан увидела, что Кайлава стоит около одинокого всадника, что, похоже, убит оружием К’чайн Че’малле. Типичное жестокое убийство, разворошившее воспоминания о дне, в который она сама стояла перед этими ужасными тварями. Воспоминания принесли горечь: в тот день погиб ее любимый брат.
Кайлава не обращала внимания на лишенное ног и одной руки тело, лежавшее от нее в десяти шагах. Но взор Хетан вдруг исполнился любопытства.
– Сестра, – окликнула она Кайлаву, сознательно употребив обращение, весьма той не нравившееся, – погляди. Он носил маску. Разве вождь овлов не был маскирован?
– Думаю, да, – бросила Кайлава, – потому что его звали Красная Маска.
– Ну, – продолжала Хетан, подошедшая к трупу, – и одежды на нем овлийские.
– Однако убили его К’чайн Че’малле.
– Да, вижу. И все же… – Она присела, поглядела на странную маску – крошечные чешуйки под мазками грязи. – Маска из кожи К’чайн, могу поклясться. Хотя чешуйки слишком…
– Горло Матроны.
Хетан подняла голову. – Правда? – Она протянула руку и стащила маску. Вгляделась в бледное лицо.
И встала, отбрасывая маску: – Ты права, это не Красная Маска.
– Как ты поняла? – спросила Кайлава.
– Ну, овлийские на нем одежды или нет, но это летериец.
Худ, Верховный Король Смерти, Собиратель Павших, неоспоримый хозяин большего числа душ, чем он мог сосчитать – если бы ему пришло такое в голову (а до сих пор не приходило) – стоял над телом и ждал.
К счастью, ему редко приходится уделять отдельному человеку особое внимание. Но некоторые смерти несут на себе отпечаток… эксцентричности. Как у этого, чьего пробуждения он ждет.
Отчасти потому, что Волки ждут его душу – да не получат… но и потому, что этот смертный раз за разом избегал хватки Капюшона, хотя всякому ясно и понятно, сколь сладкий дар предлагает Владыка Смерти.
Жизни некоторых особей бывают… особенными.
Посмотрите на того, что пришел недавно. В ограниченном уме нет блага. Он не дает своему обладателю возможности забыть о тяжких ранах жизни. Жизни, которой суждено до смертного часа оставаться жизнью невинного простачка.
Худ не гневался на Клюва, покрывшего свои руки кровью. Однако он весьма сильно гневался на бессердечных отца и мать Клюва.
Мало кто из смертных жрецов понимает важность исправления ошибок. В своих проповедях они больше налегают на идею греха, да и то потому, что такие речи помогают наполнять храмовые сундуки.
Ведь исправление ошибки – это требование, против которого не пойдет ни один бог. Так случилось с человеком по имени Клюв.
Так будет и с человеком по имени Тук Младший.
– Проснись, – приказал Худ. – Поднимись.
И Тук Младший с долгим вздохом выполнил его приказы.
Он встал, пошатываясь и глядя на ожидающие их врата. – Проклятие, – пробурчал Тук, – это не врата, а позорище какое-то!
– Мертвые видят так, как видят, Тук Младший. Совсем недавно они сияли непорочной белизной.
– Мое сердце стремится к этой бедной, заблудшей душе.
– Разумеется, стремится. Идем со мной.
Они направились к вратам.
– Ты делаешь это для каждой души?
– Нет.
– О. – Тук остановился – или попытался остановиться, ибо ноги не перестали двигаться. – Погоди! Моя душа обещана Волкам…
– Поздно. Твоя душа, Тук Младший, была обещана мне. Раньше.
– Да ну? И кто сделал такую глупость?
– Твой отец, – отвечал Худ. – В отличие от Дассема Альтора, он пребыл верным.
– И ты вознаградил его, убив? Ах ты уродский шлепок свино…
– Тебе придется его подождать, Тук Младший.
– Он еще жив?
– Смерть никогда не лжет.
Тук Младший снова попытался остановиться. – Худ, один вопрос… прошу.
Бог остановился и поглядел на смертного сверху вниз.
– Худ, почему у меня по-прежнему один глаз?
Бог Смерти, Жнец Душ не ответил. Он сам удивлялся.
Проклятые волки.
Глава 23
Однажды, очень давно, Онрек Сломанный совершил преступление. Он выразил любовь к женщине, запечатлев ее лицо на стене пещеры. В руках его, в душе его таился такой талант, что он привязал две души к камню. Его душу… это было его право, его выбор. Но чужая душа – о, что за жестокость в таком деянии, что за вероломное воровство…
Сейчас он стоял перед другой стеной, в другой пещере, смотрел на россыпь рисунков – звери, восхваляющие искусство своего создателя каждой линией мышц, каждой чертой стремительного движения. А между великолепных тварей, созданий мира внешнего – неуклюжие фигурки, руки-палочки, ноги в нелепом намеке на танец. Изображения Имассов. Он стоял – он, Сломанный, похититель женской жизни.
Во тьме пленения кто-то пришел к нему – нежные руки, податливое тело. Он так жаждал поверить, что это была она – та, чью душу он украл. Но знание ускользнуло от него; оно смешалось, перепуталось с картинками, созданными воображением и желанием.
А если это действительно была она – возможно, у нее не было выбора. Преступление пленило ее, не давая выразить собственные желания. Сломав свою жизнь, он сломал и ее.
Онрек протянул руку и легонько коснулся одного из изображений. Ранаг и ай – охотница. В зыбком свете факела оба зверя казались движущимися, их мышцы напрягались. Прославляя этот мир, безупречный мир, Имассы собирались в пещере плечом к плечу, подражая голосами тяжелому дыханию зверя; другие в это время, спрятавшись в укромных нишах, стучали ладонями по барабанам пустых колод и кож, пока по пещере не разносилось эхо копыт.
«Все мы свидетели. Мы глаза, навеки сосредоточенные на внешнем. Мы отделили себя от мира. Вот сердце закона, табу. Мы создали себя – безжизненных, неловких, отсеченных. Когда-то мы были как звери, не было ни внешнего, ни внутреннего. Был лишь один, один мир, и мы были его плотью, его костью. Плотью, мало чем отличной от трав, лишайников и кустов. Костью, мало чем отличной от камня и дерева. Мы были кровью мира, в нас текли реки к озерам и морям.
