Пробирная палата - Паркер К. Дж. (лучшие бесплатные книги TXT) 📗
Бардас подался вперед и принюхался – от ног несло так, словно он уже умер и подвергся бальзамированию…
Так вот для чего! Теперь он вспомнил. Сильный запах роз, заглушавший все прочие запахи, даже вонь тлена, исходящую от гниющего уж неделю тела. Он вспомнил, как в Саммире они сразу отвезли убитого капрала в покойницкую. Там стоял такой же запах.
А еще розмарин используют для придания аромата мясным блюдам и при консервировании мяса. Сыновья Неба знают толк в таких вещах. Дай им что-нибудь неживое, и они будут хранить это вечно, с помощью своих трав, специй, ароматов и эссенций. Им ничего не стоит сделать так, чтобы гнилое мясо превосходило по вкусу свежее: они подвешивают вполне хорошие туши и ждут, пока в них не заведутся личинки, чтобы получить тот самый нужный им, особенный привкус. В некотором смысле в Империи жизнь продолжалась и после смерти.
Размышляя о таких вот вещах, Бардас незаметно для себя уснул. Курьер разбудил его легким пинком в бок. Было уже светло.
– Мелбек, – сказал он, словно это слово означало что-то для пассажира. – Если есть желание, можешь пройтись, размять ноги.
Бардас поднялся, и тут же сотни иголок впились в обе ноги. Пришлось сесть.
Смена лошадей в Мелбеке, еще одна в Ап-Реаке, где им пришлось попрощаться с эскортом. Сейчас Ап-Реак был слишком мал, чтобы называться «Ап», но когда-то, если верить рассказу словоохотливого курьера, это был город «вдвое больше Перимадеи». Потом Империя стала расширяться, и когда граница достигла Ап-Реака, началась большая война с долгой и ужасной осадой. И Ап-Реака не стало.
Слушая курьера, Бардас решил задать вопрос, никогда прежде не приходивший ему в голову: сколько лет Империи и откуда она началась?
Курьер посмотрел на него так, словно Бардас оказался деревенским дурачком.
– Империи сто тысяч лет, – сказал он. – А началась она с Королевства Неба.
– А, спасибо.
От Ап-Реака до Сешана – Бардас впервые слышал о нем – дорога то круто поднималась в гору, то резко спускалась в глубокий каньон. По обе стороны высились скалы. Казалось, землю здесь растянули. Дорога бежала по дну давно высохшей реки, которая прорезала этот каньон и, будто исчерпав силы, пересохла. Проезжая в тени скал, Бардас невольно возвращался мысленно в галереи подземного города под Ап-Эскатоем. Теперь этот город с его сложной системой с огромным трудом прорытых улиц ушел в небытие, как Ап-Реак или Перимадея, но осталась память о нем, и в этой памяти он сохранился куда более реальным, чем то место, через которое Бардас проезжал сейчас, пусть даже здесь пахло розмарином и светило солнце.
Идеальное место для засады, подумал Бардас, оглядывая невероятный пейзаж. Хорошо, что мы так углубились в территорию Империи – в противном случае дрожал бы от каждого шороха.
Солнце стояло уже высоко, но из-за скал не выглядывало, и в каньоне было темно и прохладно. Дороге, казалось, не было конца. Ветер стих, и запах роз, похоже, навсегда въелся в каждый ящик, каждую бочку, каждый рулон ткани. От этого Бардас еще сильнее ощущал себя в шахте. Ему казалось, что он уже никогда не избавится от этого чувства.
Карета остановилась. Бардас приподнялся и посмотрел поверх багажа на курьера.
– Это Мелрун?
– Нет.
Они находились в каком-то овраге. Дорога была пуста.
– Так почему мы остановились?
– Что-то здесь не так, – ответил курьер, вставая на козлы.
– Не понимаю. Что не так?
Курьер нахмурился.
– Не знаю, – сказал он, – но думаю…
В этот момент стрела ударила ему в голову пониже уха. Курьер свалился с козел и с тяжелым, глухим стуком рухнул на землю у правого колеса.
Вот черт!
Бардас упал на пол кареты, неуклюже втискиваясь в нишу между коробками. И надо же такому случиться на земле Детей Неба, в глубине могущественной Империи, где, как всем известно, человек может оставить футляр с бриллиантами на рыночной площади вечером, а утром прийти и обнаружить его на том же месте. Какая неприятность, какое небывалое стечение обстоятельств, какое невезение.
Лучник, кто бы он ни был, оказался человеком осторожным, методичным, согласным подождать сколько нужно, чтобы убедиться в отсутствии опасности, и лишь затем обнаружить себя.
Столь высокая степень профессионализма несла в себе большую угрозу; Бардас замер в очень неловком положении, переменить которое боялся – ведь стоит ему раскрыть свое местонахождение, как стрела затаившегося врага может вонзиться и в его шею.
Смешно, думал он. Я, конечно, не собираюсь рисковать собой и защищать имперскую почту от разграбления, пусть приходят и забирают все, лишь бы я смог шевельнуть ногой.
Мысль о том, что, возможно, придется умереть от стрелы, жажды или поджариться, как сосиска, на безжалостном солнце из-за дюжины коробок эссенции и государственной почты, казалась почти оскорбительной.
Ничего не происходило. Бардас попытался обдумать сложившуюся ситуацию. Когда придет следующая карета? Надо было узнать, насколько часто они проезжают по этой дороге. Кто-то говорил ему что-то на этот счет, но он не обратил внимания. Лучник, вероятно, лучше знает график движения, а потому имел некоторое преимущество и не спешил вылезать из своего укрытия. И все же рано или поздно разбойнику придется это сделать, чтобы разгрузить карету либо отогнать ее в какое-то другое место (если только он с сообщниками не поднимет ее из оврага на веревках). Сколько их там, родственников и друзей? А самое главное, знают ли эти люди о Бардасе или осторожничают так всегда, выработав определенную процедуру ограбления почтовых карет?
Когда ему уже начало казаться, что дальше находиться в скорченном положении невозможно, со стороны скал донесся какой-то звук. Похоже, кто-то спускался. Не смея поднять голову и посмотреть, что происходит, Бардас затаился. Никакого оружия у него не было, кроме ножа за голенищем сапога, до которого еще не так-то легко дотянуться.
Ничего, бывали ситуации и похуже, попробовал он успокоить себя. Неужели? Назови хоть бы парочку.
– Все в порядке. – Голос принадлежал мужчине, явно запыхавшемуся во время спуска. – Вы двое, начинайте разгружать. Гилус, держи лошадей. Азес, куда запропастился твой чертов братец с этими крючьями?
– Я не знаю, почем мне знать? – ответил детский голос, с характерными для младшего брата плаксивыми нотками.
– Не наглей. Гилус, дай мне свой нож, Басса, будь осторожнее с грузом, не разбей.
Ясно. Семейный бизнес. «Крепки семьи, грабящие сообща».
– Несправедливо, – заявил еще один детский голос. – Ты же сам сказал, что сегодня моя очередь брать сапоги.
– У тебя уже есть пара крепких сапог. Можешь хоть раз сделать так, как тебе говорят, а?
В следующее мгновение на вершине багажа уже стоял он, старший. И, повернувшись спиной к Бардасу, отдавал распоряжения своей непослушной команде.
Бардас видел немногое: плешивый затылок с клочьями редких седых волос, потрепанную шинель с подозрительной тщательно заштопанной дыркой под левой ключицей. Уходи, мысленно попросил его Бардас, но мужчина, похоже, никуда не спешил.
– Басса! Басса! Опусти эту штуку! Опять порежешься, и твоя мать съест меня живьем. О черт…
Увидел меня.
Мужчина стоял неподвижно, изумленно глядя на Бардаса, наверное, целую вечность, потом схватился за рукоятку кавалерийской сабли, висевшей на длинном, перекинутом через плечо ремне. Черт! – подумал Бардас. Он, конечно попытался бы убежать, но ноги одеревенели и могли подвести, так что этот вариант отпадал, как отпадал и любой другой, требовавший резких, энергичных движений. Мужчина уже тянул саблю, путаясь в ремне и собственном страхе. Теперь Бардас видел его лицо – круглое, с мощной нижней челюстью, утомленное – когда-то он знал одного торговца свечами с почти таким же лицом. Нож уже был в руке (ну вот, снова то же самое): его головка удобно устроилась на ладони, большой палец прижимал середину рукоятки, остальные легко касались заклепок. Рука за ухо, запястье резко уходит назад, чтобы так же резко уйти вперед в момент завершения движения, тогда вес рукоятки сместится в сторону и придаст оружию устойчивость в полете. Все это делалось инстинктивно, но Бардас доверял себе – за три года в подземелье привычка метать нож в темноте стала второй натурой.
