Возвращение к себе (СИ) - Огнева Вера Евгеньевна (книги бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
- Ты знаешь, где стоит замок Филиппа де Барна? - в один голос спросили Соль и Лерн.
- Сама там не была. Но люди оттуда проходили. С чужих слов: из Дье выходят три дороги. Барнская - средняя. А сколько идти не знаю. Земли Барна, еще вассальные поместья до них… по другим дорогам раньше стояли мелкие вольные замки…
- Что с ними стало?
- Худо там. Обезлюдели места. Во-первых, в поход много народа подалось; во-вторых, поветрие там погуляло, когда лицо снизу опухает. Детям хоть бы что, а взрослых много умерло. Говорят, кроме Барна в тех местах ленных баронов не осталось.
Роберт прикинул, что если некто собрался объединить этот край, да еще присовокупить к нему Критьен, получит владения величиной с приличное южное графство. Только в подданных здесь остались, в основном, волки да олени.
- Ах! Про монастырь-то я забыла! Говорили, вроде бенедиктинцы в нашу глушь за-брались.
Нет. Другие. Называют себя цистерианцами. Устав у них уж больно суров. Безвы-лазно сидят за стенами, отстраиваются. От Барна они - на север и на закат. Точнее сказать не могу.
- Так. Что у нас получается? - Роберт склонился над картой.
- Не из монастыря ли наши 'друзья' наезжают? - предположил Соль.
- Ты спятил? - возмутился за святых отцов Лерн.
- Спятил или нет, но остатками ума проницаю: они гнездятся либо в монастыре, либо в замке Барн, либо в одном из мелких баронств на востоке.
Спорить было трудно. И не стали, разошлись спать. Только Гарет, как вчера, остался перед очагом с каким-то задельем в руках.
Лето тихо шло в осень. На юге еще жарило солнце, а здесь, пробивающиеся сквозь кроны лучи ласкали кожу, как пальцы женщины, печально провожающей зрелость.
Роберт ехал без шлема, надев легкую кольчуг прямо на рубашку. Меч, как всегда - под рукой - приторочен к седлу. Тело то впитывало позднее солнечное тепло, то подергивалось ознобом от вековой сырости, поросших елями низин. Землю сплошь покрывали папоротни-ки, сквозь которые лезли пестрые шляпы грибов.
Хутор, вокруг которого загибался гигантский овраг, прошли вчера открыто. На насто-роженные расспросы поселян, ответили охотно, но взаимности не добились.
Переночевать их не пустили. Даже чистый серебряный звон, - Соль поднес свой кошель к запертым створкам ворот и несколько раз встряхнул, - не заставил хозяев отворить. Пришлось до темноты тащиться вдоль оврага. Остановились только у самого его окончания, в ложбинке, по которой звенел чистый, веселый ручеек.
Натянув шатры, люди кoe-как перекусили у костра. Дежурили по очереди, исключая Дени и Хагена, которому еще три дня оставалось пить сонное зелье.
Роберт сел вполоборота к костру. Смотрел больше в темноту, не давая огню заслонить ночь. Вокруг распласталась тишина, изредка тревожимая ночными обитателями леса. Не пе-реставая чутко слушать их голоса и оглядывать неподвижные кусты на взгорке, он мыслен-но вернулся в тот страшный, памятный год.
Кто бы мог подумать, что в пяти лье от, заполненного рабами и бедной рудой, карьера, за грядой холмов, через которую перекидывалась дорога, раскинулся оазис.
Затейливой ар-хитектуры дом, похожий на маленький дворец, окружали финиковые пальмы. Из-за окован-ных медью тяжелых ворот доносилось ржание коней, бормотание человеческих голосов и визгливые крики драгоценного украшения здешних богатых домов - павлина.
За воротами царила суета. Обитателям оазиса было не до неги. В саду и по широкому, выложенному желтыми плитками, двору сновали люди: уводили расседлывать коней, разво-дили гостей и приезжих стражников по их помещениям. Почти все слуги что-то тащили, на-поминая обитателей растревоженного муравейника.
Роберт попал во двор в числе последних, не застав торжественного въезда Селима Ма-лика. Царедворца первым увели с солнцепека в прохладные покои. Графу же Парижскому отвели куда менее удобное помещение: его закрыли в деревянной клетке на заднем дворе.
Сквозь ячейки узилища можно было просунуть руку, и только. Спасибо, хоть сплошная крыша давала защиту от солнца. В таких клетках, как помнил Роберт, подвешивали людей для медленной позорной казни. Окрепшая было за время пути, надежда начала потихоньку таять.
На чью потеху, интересно, его подвесили в сажени от земли? Стражники больше любили активные виды казни - пострелять, порубить. Прихлебатели Селима, - если кто и забредал на задний двор, - узником почти не интересовалось. Сам паша? Что если он склонен к пустым жестоким забавам? Впрочем, что Роберт мог знать о нравах и обычаях египетской знати?
Вечер, ночь и весь следующий день он просидел, таращась на белую стену дувала.
Вы-сота клетки была такова, что даже ему, прямо скажем, не исполину, было не выпрямиться. Он прилег, сильно согнув спину и подтянув колени к подбородку. От такой позы быстро начало ломить все тело.
Он сидел.
Мимо клетки сновали рабы, все как один - в коротких серых рубашках без рукавов, и с медными ошейниками. Иногда в отдалении степенно прохаживался кто-нибудь из свиты Селима Малика. На Роберта смотрели с некоторым интересов, но по долгу не задержива-лись. Оно и понятно. Пленника не выводили в нужный чулан, в следствие чего, от клетки несло вонью. Однажды, скосив глаза в сторону франка, мимо прошествовали две, закутанные в покрывала женщины.
Он не видел женщин восемь месяцев, но появление этих сарацинок вызвало только легкое удивление. Роберт прислушался к себе - ничего. Рудник, тяжелая работа, голод, неизвестность, страх, - чего душой-то кривить, - и страх тоже. Какие уж тут женщины!
За все время ему только два раза принесли воду в плоской миске. Ее оказалось очень мало. Пить хотелось все сильнее. Вечером, сразу после заката, к клетке подошел раб в серой тунике. Сквозь деревянные прутья он просунул три огромных черных финика и яблоко. Был еще кусок хлеба. Роберт даже в темноте разглядел довольно большую белую краюху. Такой плоский хлеб из пшеничной муки, здешнее жители пекли в земляных печах. Но хлеба ему не досталось. Воровато оглянувшись по сторонам, раб засунул краюху себе за пазуху. Вот не-доумок, невесело усмехнулся Роберт, - разговаривать с колдуном боится, а красть у него еду - нет.
Желудок требовал пищи. Скудную подачку едва ли можно было назвать ужином. Что-бы обмануть голод, пленник постарался растянуть трапезу: откусывал маленькие кусочки финика и долго, медленно жевал, вспоминая забытый вкус фруктов.
Следующим вечером, когда солнце, как большая рыжая кошка распласталось по кромке дувала, за ним пришли.
Четверо вооруженных до зубов сарацин, - все в кольчугах и шлемах, пиковки, которых торчали из-под накрученных поверх белых повязок, - встали у клетки, предоставив пятому отперать дверь. Франк долго поднимался, разгибая затекшую поясницу. Его поторопили копьем, да так, что позорная, пропахшая экскрементами клетка, показалась вполне сносной. Впереди могло ждать гораздо менее удобное место.
Роберта рысцой прогнали по двору к низенькой двери, потом через сквозной проход - в крохотный дворик, куда открывалась дверь кузни. Ножные кандалы быстро расклепали. Ручные оставили.
Дальше его вели запутанными, темными коридорами. Самое место для пытошной, но… толкнули в светлый холл, откуда расходились широкие беленые коридоры. Босые ноги Роберта нащупали гладкий, прохладный мрамор господской половины.
Короткое путешествие закончилось совсем не так, как он ожидал: за неприметной низ-кой дверцей его встретил горячий влажный воздух. Роберт не поверил своим глазам: посреди комнаты, пол которой был выложен белыми и розовыми плитками, в квадратном бассейне исходила паром горячая вода.
Его заставили мыться со скованными руками, но графу Парижскому было на это на-плевать: с животным наслаждением он сдирал с себя восьмимесячную грязь, сначала ногтя-ми, потом куском грубой ткани. Франк так увлекся, что страже пришлось его поторопить.
