Великая оружейница. Рождение Меча (СИ) - Инош Алана (читать книги онлайн бесплатно регистрация TXT, FB2) 📗
– Прости… Прости, мне надо было кое-куда отлучиться, но я вернулась. Я не могла не вернуться, потому что я тебя люблю. Очень-очень. Ты – моё счастье синеглазое.
Брови Смилины расправились, в глубине глаз заблестели улыбчивые искорки.
– А я уж думала, ты домой ускакала, моя козочка, – усмехнулась она.
– Разве я могла уйти, не попрощавшись и не условившись о времени следующей встречи? – Свобода уселась к ней на колени, покрывая быстрыми чмоками её лицо и щекоча дыханием ресницы и брови.
Женщина-кошка опять нахмурилась, всмотревшись в глаза девушки. Её палец скользнул по подбородку Свободы и поймал там не высохшую слезинку.
– Ты опять плакала… Что стряслось, горлинка?
Вместо ответа княжна потёрлась носом о её нос.
– Пообещай мне одну вещь, Смилина… Обещай, что ты не станешь отдавать свою жизнь за меня. Не надо этого делать, потому что в тебе очень, очень много душевных сил. Их у тебя достанет, чтобы продолжать свой путь без меня. А вот я… Я без тебя – не жилец.
– Чего это ты вдруг так заговорила, ладушка? – Женщина-кошка встревоженно заглядывала ей в глаза. – Что за думы такие?
Свобода расправляла пальцами её нахмуренные брови. «Потому что я так устала терять тех, кого люблю!» – кричало сердце в ней, но губы произнесли:
– Пустяки, забудь… Когда увидимся в следующий раз?
Они назначили свидание снова на будущий шесток. Раньше у Смилины не получалось выбраться: было много работы в кузне, и она не могла устраивать себе выходной, когда заблагорассудится.
Верный Бурушка терпеливо ждал княжну там, где она его оставила – у озера. Конь встретил её укоризненным ржанием.
– Прости меня, дружок, прости, я больше не буду так надолго пропадать. – Свобода обняла коня, потрепала по шее, нежно взлохматила пышную волнистую чёлку. – Умница ты у меня!
Бурушка мог бы уйти домой – благо, дорогу он знал, но почему-то предпочёл дожидаться её здесь. Была ли то лошадиная верность или почти человеческая проницательность, но благодаря этому Свободы не хватились дома. Если б Бурушка пришёл на конюшню без всадницы, то во дворце все сейчас стояли бы на ушах, а по окрестностям рыскали бы люди её отца в поисках пропавшей любительницы долгих конных прогулок.
Остаток дня (впрочем, как и многие из предыдущих) Свобода провела на конюшне. Чистила лошадей, задавала им корм, водила на прогулку, приучала к седлу молодых, убирала в стойлах – одним словом, вкалывала наравне с конюхами. Она всё умела, разве только подковы не ставила. Перед сном она надела ожерелье. Долго не гасила лампу, сидела на постели, снова и снова до пронзительной скорби возвращаясь мыслями к матушкиному лицу в хрустальном гробу.
– Княжна, а ну-ка – ножки мыть, – привычно хлопотала Яблонька, белобрысая девушка-служанка. – Ох и долго нынче каталась ты, госпожа! И на конюшне опять возилась. Ножки-то, поди – как у хрюшки копытца… Мыть, мыть скорее! Да и баиньки, на бочок.
Свобода опустила ноги в деревянную лоханку с тёплой водой, разминала там пальцы и ловила уютные мурашки. Яблонька вымыла усталые ступни госпожи и обсушила полотенцем.
– Ожерелье – в шкатулочку? – заботливо обхаживала она Свободу. – А то не ровен час, порвётся во сне – собирай потом бусины по всей постели…
– Оставь, Яблонька, я нынче в нём спать буду, – ответила княжна, взмахом руки отпуская девушку. – Иди, отдыхай, мне больше ничего не надобно. Спокойной тебе ночи.
– И тебе сладких снов, княжна, – поклонилась Яблонька, задом пятясь прочь из опочивальни.
Комната прислуги была за стенкой, соединённая со спальней Свободы слуховым окошком, дабы в случае надобности княжна могла позвать девушек. Задув лампу, Свобода улеглась и накрылась пуховым одеялом.
«Ничто нас не разлучит: ни люди, ни боги, ни сама смерть…» Тёплая слезинка скатилась на подушку по щеке. Свобода нащупала и погладила ожерелье, улыбаясь сквозь солёную плёнку влаги. Дрёма качнула её раз, другой, тело отяжелело и провалилось в пуховый сугроб постели.
Во мраке опочивальни кто-то сидел рядом с нею. Кто-то в белых одеждах склонился над Свободой, и лба коснулось лёгкое дуновение – призрак поцелуя. Душа заплакала, запела всеми струнами, заметалась, рванулась из мягкого, безвольного тела, которое не могло двинуть даже пальцем. Свобода хотела позвать: «Матушка!» – но губы были словно из глины вылеплены. С них слетел только еле слышный стон.
«Свобода, дитя моё, свет моего сердца, – защекотал её голос-шелест, голос-дыхание. – Я слышу всё, что твоя душа шепчет мне. Ловлю каждое её словечко и покрываю его поцелуями. Я – страж твоего сна. Пока я рядом, страхи не проникнут в него».
Сквозь пудовые, неживые веки Свобода видела седые косы и белую накидку с драгоценным очельем… И улыбку, навечно застывшую на губах. Прохладная, точно сотканная из воздуха рука вытирала со щёк княжны слёзы.
«Не плачь обо мне… Твои слёзы – моя боль. Твоё счастье – моё счастье. А твоя жизнь – моё самое главное сокровище».
Свобода послала матушке шелест облетающих дней-листьев и горькую пыль дорог, по которым она скиталась в поисках. Она искала среди живых ту, чьё тело уже принял холодный склеп.
«Пока твоё сердце думало, что моё продолжает биться где-то далеко, я была жива в нём. – Прозрачные ладони ласкали княжну дуновением ветерка, косы рассыпались по постели серебряными струями лунного света, окутывая Свободу и укачивая. – В твоём сердце я прожила дольше. Я и сейчас жива. Твоя любовь – моё дыхание, моя пища и питьё. Спи, моё дитя, жизнь моя. Я берегу твой покой. Ежели солнце улыбнётся тебе завтра, вспомни обо мне, но не со слезами».
Когда княжна встала навстречу новому дню, сквозь осенние тучи в самом деле пробивались лучи солнца. Они проделали в облачном покрове оконце и ласкали землю, играли в пёстрой листве, и на коже чувствовалось их прощальное тепло. Свобода, как могла, удерживала в себе слёзы и улыбалась: она знала, что матушка рядом – всё видит и чувствует.
Ах, как жаль, что нельзя было сегодня встретиться со Смилиной!.. Та работала. Не могла же Свобода заявиться к ней в кузню, в самом деле! Хотя… А если нагрянуть не в кузню, а домой? На губах княжны заиграла озорная улыбка. Точно! Она встретит любимую после трудового дня, как примерная супруга: подаст ей умыться, усадит за стол… А снедь к столу можно было и на княжеской кухне раздобыть.
Всю первую половину дня Свобода провозилась с лошадьми, потом умылась, переоделась и отправилась «выгуливать» Бурушку. Её коню требовались ежедневные пробежки, иначе он, застоявшись в стойле хотя бы день, начинал плохо себя вести: брыкался, не давал себя оседлать, убегал от конюха. Помышляя о предстоящем вечере, Свобода пребывала в самом светлом расположении духа. Мысли о матушке время от времени налетали грустным облачком, и предательская слезинка наворачивалась на глаза, но, памятуя о матушкиной просьбе, девушка тут же её смахивала и улыбалась.
Прихватив с собой пирог с осетриной, Свобода собралась было перенестись в Белые горы, но вдруг вспомнила: она ведь ещё ни разу не была в доме Смилины, а кольцо могло доставить её только в знакомое место или к знакомому человеку. Как же быть? Вечер оказался под угрозой срыва… И тут княжну осенило: деревянная кошка! Её подарочек должен был сейчас стоять у Смилины дома, а значит, один знакомый предмет всё-таки давал лазейку для кольца. Свобода закрыла глаза и как можно яснее представила себе фигурку. Прохладное пространство прохода обняло её.
Она очутилась в просторном каменном доме, построенном в два яруса. В верхней части располагалась большая горница с могучим дубовым столом и лавками, на которых могли устроиться дюжины три гостей. Лавочки были украшены тонким деревянным кружевом резьбы, а на стенах и сводах потолка пестрел растительный узор, выложенный из плоских цветных камушков. На стенах узор представлял собой сдержанную клеточку-решётку, а вот потолок был расцвечен щедро: и алыми маками, и пупавками с белыми лепестками и жёлтыми серединками, и синими колокольчиками, и пшеницей золотой…