Урод - Соловьев Константин (онлайн книга без .txt) 📗
Настроение Крэйна портилось тем сильнее, чем меньше времени оставалось до отъезда. Он потерял аппетит, просыпался с тяжелой головой и большую часть Эно либо лежал без движения в своих покоях, глядя немигающим взглядом в потолок, либо прохаживался по верхнему ярусу тор-склета не обращая внимания на удивленные лица дружинников и прислуги. Им овладела странная апатия, разогнать которую не могли ни женщины, ни фасх.
Несколько раз он пытался развеяться в трактире, но быстро понял, что выбрал неправильный метод — хмель не брал его и даже эскерт не манил взять рукоять в руку.
«Хватит лгать, — сказал он как-то себе, глядя в зеркало. — Ты просто боишься покидать город. Все-таки ты привык к нему, а теперь боишься показать слабость.» Отражение кивнуло.
Оно всегда соглашалось.
Прыщ, появившийся два Эно назад, не исчез, наоборот, стал еще больше и отвратительно зудел при прикосновении, Каждый раз когда Крэйн подносил к лицу зеркало, прыщ бросался в глаза, он выделялся как толстый ярко-алый жук на фоне земли и забыть про него было невозможно. Он был постоянным напоминанием о собственной неуверенности — Крэйн убедился в этом, когда за Эно до отъезда тот увеличился до размеров ногтя.
Крэйн дорожил своим лицом, несколько раз в день он смачивал злосчастный прыщ густой вонючей жидкостью, взятой у лекаря, и тщательно покрывал бальзамом телесного цвета, если покидал свои покои. Бальзам делал отвратительный красный бугорок практически незаметным, но Крэйну все равно казалось, будто каждый встречный видит его и торопится отвести взгляд, чтобы не выдать себя улыбкой. Понимая всю глупость своей мнительности, он все же старался не сталкиваться ни с кем из знакомых, в этом смысле затворничество в своих покоях было ему на руку, а при случайной встрече машинально поворачивался правой стороной лица. Эта странность в поведении и неизбежная скованность все же были замечены, среди прислуги тор-склета разнесся слух, что шэл Крэйн тяжело переживает болезнь мачехи и даже занемог сам. Видимо, он донесся и до Лата — несколько раз тот словно случайно заходил в покои брата, но каждый раз разговор не клеился и оба расставались с тяжелым чувством. Армад тоже беспокоился, он тоже видел, что шэл все Эно и Урт напролет не покидает своих покоев и при этом даже не прикасается к фасху. Крэйн успокоил его, сославшись на душевную усталость и настроение — волновать старого воина не хотелось, он был одним из немногих, тревожившихся за него. Раза три заходила Лине, но Крэйн не хотел принимать ее. Были и другие, однако двери его покоев оставались заперты — ему было не до них.
К удивлению самого Крэйна, одиночество не доставляло ему неудобств, он мог часами сидеть без движения, глядя в стену перед собой, и мысли его были настолько далеко, что иногда рассвет Урта заставал его врасплох. Пытаясь разобраться в своих ощущениях, он потерпел неудачу, сколько он ни пытался, ему не удавалось найти ни одной причины, объясняющей столь резкое изменение собственного настроения. Единственным объяснением был предстоящий отъезд, первый отъезд из Алдиона за все его двадцать лет. Но Крэйн никогда не боялся ни дороги, ни одиночества, путешествие в другой город вызывало в нем лишь легкую обеспокоенность и предвкушение нового, причины его внезапной хандры крылись глубже.
Гораздо глубже. Шаг за шагом, не пропуская ни одной минуты, Крэйн пробирался в закоулки собственного разума, копался в непослушной памяти, надеясь выудить ответ. Но ответ не шел, и шэл Алдион, промучавшись большую часть Урта без сна, забывался лишь с первыми лучами Эно, но вскоре опять возвращался в свое обычное состояние вялой апатичной отрешенности.
Ни есть, ни пить не хотелось, тело словно перестало нуждаться в подкреплении, но хуже всего было то, что ему трудно было смотреть на людей. Слуги, рискнувшие потревожить его покой и принести еду, вызывали в нем ярость, он едва сдерживался, чтобы не потянуться к услужливо висящим на стене эскертам. Любое человеческое лицо неожиданно стало угнетать его, он перестал даже смотреться в зеркало.
Час за часом сидя без движения, он скатывался в черный водоворот беспросветного безумия, его собственные мысли жалили, как заточенные стисы. Пытаясь убежать от них, он падал все дальше, до тех пор, пока не оказался у самой границы.
Это не было болезнью, его тело было здорово, подорван был сам дух.
Что-то внутри него затвердело, перекрыло путь свежему воздуху, разрослось в стороны переплетениями шипастых черных ветвей. С каждым днем его разум все чаще отказывался повиноваться, у Крэйна было такое ощущение, словно он тонет в озере вязкой жидкости, лишь изредка успевая сделать вдох, весь мир вокруг него казался мутным и расплывчатым. Под конец это превратилось в транс — даже предметы вокруг себя он видел с трудом, его рассудок блуждал между сном и явью.
Несколько раз, когда приходило облегчение и мозг снова начинал работать, Крэйн пытался выбраться из оцепенения, но тщетно — проходило время, и он соскальзывал обратно. Он потерял счет Эно и Урт, когда все наконец закончилось.
Он лежал на кровати, и все тело его было покрыто холодным потом, мышцы свело как в судороге, тело казалось уменьшившимся и невероятно бледным даже почти в полной темноте. Крэйн чувствовал духоту и одновременно что-то вроде горячего и очень плотного кома в груди, который мешал дышать.
— Сумасшедший... — сказал он хрипло, обхватывая голову. — Теперь я знаю, как выглядит грань, если она существует. Это все фасх, я знаю. Такое бывает.
С трудом поднявшись, он размял затекшее, словно окостеневшее тело и с облегчением почувствовал, как мысли снова становятся четкими и послушными. Это была болезнь, но она прошла. Он снова человек, шэл Алдион Крэйн. Он жив и не утратил рассудка.
В дверь постучали. Сильно, властно, явно не прислуга.
— Да.
— Крэйн?
Это был Лат. Свет факелов из коридора отбрасывал на пол его тень — большую, неловкую, дрожащую.
— Это ты... Извини, кажется, у меня не осталось вигов. — Крэйн пошарил рукой в коробе. — Здесь темновато.
— Ничего. — Лат вошел и закрыл за собой дверь. Темнота поглотила его, остался лишь блеск глаз. — Снаружи сейчас Урт.
