Подари мне пламя. Чернильная мышь (СИ) - Арнаутова Дана "Твиллайт" (читать книги онлайн полные версии .TXT) 📗
Вроде бы она уже очнулась от прострации, навалившейся после возвращения домой, да и истеричностью никогда не страдала. Сделала уборку в комнате, вымыла с уксусом продуктовый шкаф, сложила белье для прачечной… Мелкие дела отвлекали, и она сама понимала, что прячется за них, чтоб не думать. Пряталась, пряталась… И вот только сейчас осознание накрыло, руша преграды лицемерного разума.
Ну, мерзость, да… И что теперь, жизнь кончена? Глупости какие! Никакой контракт она, разумеется, заключать не будет, а вот подумать, как жить дальше — необходимо. Кое в чем лэрд Монтроз, наглый мерзавец, был все-таки прав. Если пойти к декану и попросить разрешения на ежемесячную оплату, неужели тот откажет? Ведь сколько раз ставил прилежание Маред в пример. Тут же некстати вспомнилось, как Монтроз небрежно говорил о декане, будто о старом знакомом, и Маред передернуло: не дай Бригит, чтобы Корсар использовал это знакомство…
Итак, нанести визит к декану. Как жаль теперь утраченных льгот на обучение! Когда она писала отказ от королевской помощи в связи с замужеством, жизнь казалась прекрасной, а будущее — обеспеченным. Она так верила будущему мужу! Да у нее бы язык не повернулся заговорить о брачном контракте… Ладно, хватит об этом. У нее целое лето впереди! Что-нибудь получится!
Под стареньким шерстяным пледом было тепло и уютно. И думалось четко и ясно, без лишней слезливости и тревоги. Правда, непрошеные мысли так и лезли в голову, но Маред решила, что вот сейчас обдумает их — и все. Ясно же, что это мысли, про которые никто не узнает.
Да, предложение Монтроза выглядело, как подарок от феи-крестной. Целый год отдыха от ежедневной работы, отнимающей каждую свободную минуту. И практика в «Корсаре»! Ведь прав сиятельный мерзавец, снова прав. Ей всегда удавалось гнать прочь тревожные раздумья, что мало кто из почтенных правоведов захочет взять на работу женщину, да еще и без опыта. Но мысли эти никуда не девались, возвращаясь снова и снова, так что Монтроз безошибочно ударил по больному месту. А после практики в таком респектабельном месте можно устраиваться куда угодно — репутация у фирмы высочайшая.
Сама она даже мечтать о подобном не осмелилась бы, но слухи о стажировке у лэрда Монтроза как-то слышала. Счастливчикам, получившим приглашение на практику, бешено завидовали! Ах, если б она так позорно не сглупила с кражей даблиона! Если бы не встретилась с Монтрозом первый раз — так! Хотя… Что бы изменилось?
Маред, наконец согревшись от мелкого озноба, перевернулась на спину, вытянулась под пледом и продолжила размышлять.
Допустим, тогда ей могли бы предложить стажировку законно. Был такой шанс? Может, и был. Если Монтроз говорит правду, что ему безразличен пол его сотрудников. Ему наверняка указали бы на Маред в числе лучших студентов! А теперь даже думать об этом бесполезно — шанс упущен. Правда, Монтроз положил на нее глаз, едва увидев, так что неизвестно, чем бы обернулась эта стажировка. Ну, что теперь об этом думать? Назад ничего не вернешь. Теперь лэрд Корсар видит в ней только шлюху, которую можно купить за деньги. Или все же нет? Ведь он предложил стажировку! Ей, Маред, женщине! И хвалил ум и трудолюбие. Неужели все это лишь приманка в мышеловке?
Вспоминать было неприятно, но Маред, находя в этом странное болезненное удовольствие, все же извлекла из памяти голос, интонации, взгляд. И подумала, что Корсар наверняка играл с ней. Как опытный кот, играючи, загоняет глупого мышонка. Был то мягок и вежлив, то подчеркнуто равнодушен, прямо до презрительности. Как будто разговаривал с двумя разными женщинами. И одна, с которой Монтроз говорил о работе, ему нравилась. Зато со второй — о постельном договоре — ему говорить было едва ли не противно. Ох, да что толку травить себе душу! Не будет у нее этой работы! Не будет!
Откинув плед, Маред вскочила и подбежала к окну, распахнув его и жадно глотнув холодного воздуха. Щеки горели, как тогда… в проклятых апартаментах… Что там говорил Корсар? Что Маред понравилось? Мерзавец, мерзавец, мерзавец! Потому что… это было стыдно, гадко, противно, но в какой-то самый ужасный момент показалось, что и вправду нет ничего страшного. Она свободная женщина, которой некому хранить верность, а добродетель… В наш-то век упадка морали? Только все равно это было насилие! Ну, почти… Принуждение — так уж точно.
Опираясь локтями о подоконник, она жадно дышала ночным воздухом, под холодом скрывающим привычную дневную вонь. Смотрела в темноту за окном и снова лихорадочно дрожала, не закрывая, однако, фрамугу. Ну почему эти мысли просто не закончатся? Она ведь ни за то не согласится, это понятно. Так почему просто не перестать об этом думать? Ей двадцать, вся жизнь впереди. Это замуж надо выйти до «двух девяток», как говорится, а делать карьеру — самое время позже. И она все равно ее сделает. Позже, конечно, чем выпускники-мужчины, но сделает. Это вопрос времени, ума и трудолюбия…
«А еще денег и связей. И штанов вместо юбки — безжалостно напомнил внутренний голос, почему-то предательски говорящий со знакомыми лениво-наглыми интонациями. — Честолюбивые юристы со всем выше перечисленным выходят из стен университета каждый год, и все приличные места давно поделены на двадцать лет вперед. Нотариальная контора — еще далеко не худший вариант. А вы, милочка Уинни, можете до старости ждать, пока судьба подкинет еще шанс, почище».
Ночь пахла не липой, как на бульварах, а дымом, мокрыми кожами и слегка — помойкой. Сиял огнями центр города, а еще вдалеке еще одна россыпь рукотворных звезд затмевала звезды настоящие на другой окраине, восточной. Там высились башни астероновых фабрик — основа промышленности Империи.
Но Маред с ее второго этажа лучше всего был виден кусок внутреннего дворика с мусорной кучей, вывалившейся из переполненного бака. И вдруг стало до слез ясно, что никогда-никогда ей не выбраться из этой жуткой квартирки с вездесущими тараканами и мусорной вонью в окно.
А еще жалко до слез стажировки в «Корсаре». Стоит лишь подумать, что кто-то получит такой шанс — ее шанс!
Но и это не самое отвратительное. А самое — в том, что Монтроз был прав. Она воровка и шлюха, потому что согласна была на все, лишь бы отпустили.
Маред едва не застонала от омерзения и ненависти, вспоминая, как горячие жесткие пальцы гладили ее тело, умело и бесстыдно прикасались там, где никто, никогда… И как ей это чуть было не показалось приятным… Все! Хватит!
Дрожь стала еще сильнее. С силой захлопнув окно, Маред кинулась к висящей на вешалке сумочке, достала фониль. Открыла список контактов, от волнения не попадая пальцами по значкам. Хватит уже издеваться над собой! Монтроз А., юр. дом «Корсар»… «Удалить». И подтвердить! Все!
С души свалилась могильная плита — не меньше. Маред почти услышала грохот, с которым она рухнула. Интересно, соседи не проснулись?
Глупо улыбаясь, Маред села на диван, закуталась в плед, обняв руками колени. Никакого контракта! Вот вам, светлейший лэрд королевский стряпчий! Ищите себе другую шлюху. Подавитесь своей практикой… Улыбка свела скулы, превращаясь в в гримасу. «Будет больно и противно… Жизнь, о которой ты мечтала… Какой ты была жаркой и мокрой…»
Голос Корсара не отпускал, вцепившись в сознание. Маред сжалась в комок, еще сильнее обхватив колени.
— Ненавижу. Ненавижу вас! Какое вы имеете право так поступать с людьми? Не знаю, как, но я вам это еще припомню!
Звук собственного голоса в тишине квартиры казался тусклым и чужим. Слова не помогали. Она сама согласилась, сама! А этот мерзавец еще и пожалел ее! Скот! Чаем отпаивал, обнимал, предлагал остаться… А потом предложил продаться! Тварь… Назло ему сделаю карьеру и найду способ его уничтожить. Хоть как-нибудь! И все на этом, теперь уже точно. Спать надо. А завтра — опять работать и написать прошение декану.
Тело ныло, словно она опять училась верховой езде. Неужели от переживаний можно так устать? Еле двигаясь, Маред заставила себя встать, добралась до раковины и вымыла чашку, чтоб не оставлять ее в поживу тараканам. Умылась, легла… Сон словно рухнул на нее сверху: тяжелый, густой, липкий, как чай, которым потчевал Монтроз. Но это уже был последний отблеск, и потом Маред провалилась в дремоту, не думая уже ни о чем.
