Полночь мира (=Пепел Сколена) - Буркин Павел Витальевич (бесплатные онлайн книги читаем полные .txt) 📗
- Значит, так, - распорядился новоявленный барон. - Найди какую-нибудь молодуху-вдову с тремя детьми, и посмазливее. Схвати её, отвези в имение прежнего барона и запри в подвале. В качестве вдовы отдадим ее. Только тихо, никому ни слова. Саму вдову схватишь якобы за непочтительность. Придумай, как это сделать, ты на таких делах собаку съел.
- А они...
- Они не знают ни имени вдовы сотника, ни ее внешности, ни как зовут детей. Пленных-то из этой деревни не было. Выяснить не у кого. Сойдет. И пусть хоть на куски их режут, мне плевать. А эту Фольвед я еще заставлю подарить детей мне - Алк Морской, как она хороша... У сотника губа не дура была. А пока, чтобы не скучать, поймай-ка мне вон ту девчушку. Будет у меня Фольвед - эту тебе отдам.
- Тьерри-катэ, может, это уж слишком?
- Женщины побежденных всегда принадлежали победителям. Так было, когда сколенцы завоевывали Алкию. Не вижу, почему сейчас должно быть иначе.
- Слушаюсь.
Алк из подчиненных Тьерри пришпорил коня, поймал удиравшую от другого солдата девчонку, сунул в рот драную рукавицу (на руке еще не зажили следы зубок предыдущей жертвы), заломил руки за спину. Девчонка вскрикнула - и обмякла в его руках.
- Тьерри-катэ, вам подарок от жителей Гремящего Ручья - усмехнулся Гонтран. - Ее вроде Олтаной зовут.
Тьерри лениво оглядел заплаканное лицо, мозолистой рукой потрогал едва наметившейся груди... Глаза барона заволокло паволокой желания. Не Фольвед, конечно, далеко не Фольвед - та подобна спелой вишне, а эта так, зеленое яблочко. Но на первое время сойдет. И перекинул девчонку через седло - точно как тюк с ковром.
- Сойдет.
Фольвед надеялась, что ценой Олтаны, соседской дочки, ценой сестры с тремя детьми, которая вообще исчезла невесть куда, ей удалось откупиться у судьбы. Наивная! Тьерри часто появлялся в селе, приглядывая, чтобы мешки с зерном наполняли до верху, чтобы скотина была самой упитанной и вкусной, а селяне, и особенно женщины, при его появлении кланялись до земли. Но каждый раз, проезжая мимо колодца, осматривая огороды и умываясь холодной водой Гремящего ручья, он видел стройную фигуру женщины, несущей к дому ведра, вязанку хвороста или идущую с крынкой молока. Ее легонько колыхавшиеся на ходу бедра манили взгляд, а полные, яркие губы разжигали желание. Прошла неделя - и Тьерри стал думать о ней непрерывно, даже когда задирал Олтане юбку...
"Нет, так легко сойти с ума, - наконец решил он. - Неужели проклятый сколенский сотник окажется сильнее алкского пятидесятника?" Тьерри помнил, как Эгинар упал от его стрелы, вонзившейся как раз между лопаток. Помнил, как вывернул меч из руки обезображенного мертвеца: только хрустнули, ломаясь, стиснутые в предсмертной судороге пальцы. Пользуясь безнаказанностью, приказал стащить с павшего сотника и отстирать заляпанные кровью штаны и сапоги. Рубаха, увы, была рассечена мечом и проткнута копьем: даже если зашить, останутся швы, и будет понятно любому, что алкский пятидесятник, а теперь и барон не брезгует никакой рваниной. Штаны и сапоги оказались великоваты, но зато добротно скроены, а свое, алкское, что-то поизносилось.
Владел он теперь и деревней сотника, был властен в жизни и смерти его близких. И только жена Эгинара ван Андрама оставалась ему недоступной, а оттого казалась еще более манящей. Если ее не покорить, не сделать его и только его, не заставить забыть о прошлом - он будет чувствовать себя просто мелким мародером, воришкой, забравшимся в чужой дом.
Отшумели осенние дожди, отплакали вдовы и сироты, милосердно скрывая прошлое, на землю упал снег, и только Гремящий ручей звенел в каменистом русле, стойко сопротивляясь морозу. Его вода сверкала, будто хрустальная, пересекая бескрайние слепящее-белые поля. Обычно в такие дни молодежь садилась в сани - и ехала на посиделки в соседние деревни. А там уже ждало пиво, немудреные песни и танцы - и, конечно, девчонки. Какая из них - твоя судьба? Никогда не скажешь наверняка, и потому не пропусти ни одной посиделки.
Но беспросветное отчаяние гнуло к земле и самых неунывающих. Каждый думал, как заплатить все подати и прокормиться, и еще не навлечь на себя алчный взор новоявленного барона. А Тьерри, наоборот, каждый вечер устраивал пирушки, пиво и хмельной мед лились рекой. В пьяном угаре он кричал, что он - дворянин и воин величайшего повелителя Сэрхирга, а этот Эгинаришка - лишь смерд, дело которого - в навозе ковыряться, а не воевать, который получил по заслугам, и вообще он сколенская свинья и мерзавец, поднявший руку на алков.
- Не кричите, господин, - раздалось однажды вечером.
- Кто здесь?! - рыкнул Тьерри, пытаясь сообразить, чье это лицо плывет и двоится перед глазами.
- Я, значит, Нэтак, из деревни.
Этого Нэтака Тьерри уже знал. Хитрый, жадный мельник, втридорога бравший за помол. При Эгинаре ему приходилось умерять аппетиты, но Тьерри быстро нашел с ним общий язык: мельник говорил ему, у кого сколько зерна и где, а Тьерри позволял ему брать за помол столько, сколько он хотел, и еще освободил от отработок. Мельник, впрочем, услужил ему и в другом: он вынюхивал, подслушивал, доносил, особенно стараясь опорочить Фольвед: ненависть к Эгинару не умерла вместе с ним.
- Ну, говори, Нэтак. - Тьерри попытался улыбнуться, но лицо перекосилось жутковатым оскалом. - Что стесняешься, у тебя брачная ночь, что ли?
- Господин, я... Я решил, что вы должны знать...
- О чем знать, давай, не юли, а то как дам! - а руки уже наливали медовуху в кубок. Залпом проглотил четверть, в голове зашумело, но слова Нэтака дошли. От удивления Тьерри даже немного протрезвел.
- Господин, я видел, как вы смотрите на Эгинарову вдову...
- Что ты сказал?!
Счастье Нэтака было в том, что пьяный барон не смог найти рукоять меча. Но Тьерри уже успокоился, а потом на лице зазмеилась зловещая улыбка.
- Я хотел сказать, - продолжал Нэтак. - Ты получил все, чем владели наши бароны испокон веков, и даже больше, но в одном ты не смог превзойти даже Эгинара-кузнеца. Я говорю о Фольвед. Да, Олтана девка ничего, но одно другому не мешает. Возьми ее, покажи всем, что она путается с убийцей мужа, что у сколенок нет ни чести, ни совести, и они готовы выпрыгнуть из юбки с любым... алком. Этим ты опозоришь и его самого: каждый берет жену по себе.
- Ты предлагаешь ее...
- Ну да. Но не совсем. Взятую насильно жалеют, а того, кто это сделал - ненавидят. Но если ты заставишь ее выйти за тебя, родить тебе детей - тебя будут уважать еще больше.
- Здорово, - одобрил Тьерри. - А его дети? На что мне его ублюдки?
- Сначала пообещай их усыновить. А потом, когда она выйдет за тебя замуж и родит тебе сына - выгони всех из дому. Пусть его сын скитается по деревням и работает за похлебку, а его дочери станут шлюхами.
- А что, если он бросится мстить?
- И будет казнен за измену? Ведь он покусится на государева человека, сам будучи никем.
- Хочешь стать старостой?
- Нет. Не сейчас. Меня вполне устраивает нынешнее положение. Только дай немного на пропитание...
- Держи! - бросил к его ногам мешочек с серебром Тьерри.
Нэтак ушел, но его слова засели в голове у Тьерри. Не в том дело, что она прекрасна и притягивает взгляды мужчин, что не может быть никаких сомнений в ее плодовитости и хозяйственности. Даже не в том, что она - идеальная жена, способная быть и страстной, и верной, и стойкой в невзгодах. Убитый у Кровавых топей сотник ей смог овладеть, и если то же самое не сможет сделать сам Тьерри, все так и будут говорить, что он застрелил сотника по-подлому, в спину.
Но ведь и хотелось ее нешуточно. Как ни хороша была невинность Олтаны, ее стыд и ужас, как ни ловко справлялась в постели еще одна, но сговорчивая вдовушка, а стоило разок увидеть стройную фигуру Фольвед на поле, в окне дома, у колодцев, как кровь закипала с новой силой. Едва наступила ночь, Тьерри оделся в снятую с покойного сотника одежду. Опоясавшись его мечом, вскочил на коня и поскакал к ее дому. Снег глушил стук копыт, вдобавок Тьерри ехал по задворкам, стараясь никому не попасться на глаза. Посвататься в открытую он отчего-то не решался - может, надеялся, что без свидетелей сможет свободнее говорить о том, что думает.
