Под опекой короля гномов (СИ) - Керасова Елена Васильевна "BlackAvalon" (бесплатные серии книг .TXT) 📗
Мастер помолчал, обдумывая сказанное.
- Никто не станет воевать за человека...
- Мы и не будем воевать. Знать этого королевства не очень довольна своим теперешним правителем, а ежели он притеснит их или сделает что не потребное...
- То они поддержат... вашего воспитанника, - понимающе кивнул мастер. - Теперь я вас понимаю, но... будет ли мальчик благодарен вам? Люди не помнят добра, предпочитая его забыть.
- Люди - да, но люди ли они? Этот мальчик превращается в зверя.
- Вы правы, ваше величество. Я следил за этим ребенком. Не похож он на обычного человеческого ребенка. Но каким он нам нужен? Воином или правителем?
- И тем, и другим.
- Это трудно. Он не может быть королем-правителем и королем-воином одновременно.
- Он должен уметь привлекать союзников, которые завоюют ему его королевство, и должен уметь управлять, дабы удержать это королевство в своих руках. Но и опыт воина у него должен быть.
Мастер чуть улыбнулся.
- Привлекать союзников он уже умеет. Служба разведчиком даст ему опыт воина, а всему остальному научим. Но ему не хватает жесткости. Я хочу попросить вас отдать ему в услужение вашего раба. Мальчик к нему привязан.
- К Тарку? Он увидел его только сегодня.
- Нет, ваше величество. К Хорту.
- К Хорту? - Гторхар нахмурился. - Раб сбежал, чтобы вернуться за мальчишкой... Он не должен привязываться к рабам!
- Ваше величество, поверьте моему опыту. Этот раб нужен, чтобы ваш воспитанник получил несколько очень важных уроков. Тяжелых, болезненных, но необходимых. И первый из них будет посвящен предательству...
*** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** ***
Хорт знал, что надеяться на снисхождение не стоило. Ему надо быть благодарным за то, что он избежал участи остальных беглецов - ноги ему ломать не приказали. Король счел за лучшее изменить наказание, но благодарности к нему юный гном не почувствовал. Трудно быть благодарным, когда тебя привязывают к столбу, а палач за спиной расправляет длинный кнут и бьет им по воздуху для пробы. Несколько сухих, звонких щелчков кнута - это всего лишь обещание боли.
Хорт невольно закрывает глаза и отчаянно закусывает губу. Нет, ему не страшно. Страх перед болью совершенно не причем. Бывало рабов забивали кнутом, в назидание остальным. Еще живя на нижнем уровне, Хорт не раз становился свидетелем подобного, но, по-правде, не считал это ужасным. Куда страшней безнадежность и беспросветность, понимание, что ничего не изменить. Ты навеки раб, презренный урод, ничтожество в глазах всех и что умрешь однажды под кнутом, а твое тело отдадут крысам на прокорм...
Робкая надежда на что-то, смутная, зыбкая, появилась, когда Гторхар взял его к себе, но сейчас она развеялась как дым, и от этого было до боли горько...
Палач не был намерен тянуть бесконечно. Кнут взвился в воздухе и обрушился на спину раба, со звонким щелчком даря первую кровавую отметину. Хорт задохнулся от боли, дернувшись в путах, а кнут вновь был поднят палачом...
Удар за ударом, все новые кровоточащие полосы и страшная боль, от которой темнеет в глазах, ноги подгибаются, а из горла рвется крик...
Он кусает губы, дергается под каждым ударом кнута, но позволяет себе только стоны. Не из гордости - нет! Какая гордость, - помилуйте! - может быть у него?! Только обычай такой - не тревожить криками уши свободных, а ежели посмеешь - значит, смеешь просить, а разве раб имеет право что-то просить? За эту наглость надо еще кнутом приласкать...
На исходе третьего десятка он уж не помнил себя, стоя на краю, чтобы сорваться в благословенный обморок. Но палач останавливается и на него обрушивается ведро ледяной воды и тьма перед глазами рассеивается. Хорт судорожно дышит и жалеет, отчего-то жалеет, что палач остановился, а тот ждет, дает ему передышку, чтобы за тем вновь поднять кнут... и его радует, сорвавшийся в каземате крик. Палач довольно кивает головой со злой усмешкой. Чужая боль ему в радость, а разве иные пойдут в палачи?
Еще дюжина ударов и у Хорта подгибаются ноги. Он бесчувственно повисает в путах, теряя сознание. Но его безжалостно приводят в чувство, дабы продолжить экзекуцию. Спина - сплошная рана и капли крови сбегаются в струи. Страшное зрелище обещает шрамы до смерти, но палач хорошо знает свое дело. Кожа рассечена не так глубоко. Выглядит все премерзко, шрамы останутся, но мышцы не повреждены, а это главное. Ничего, отлежится...
С полсотни ударов отмерены, отданы. Палач сворачивает кнут, прежде бережно протерев от крови, вешает на место - на крюке на стене. После подходит к рабу, оттягивает за волосы голову, всматривается в лицо раба, оценивая состояние. Оценка - силы у того еще есть, а значит выдержит последнюю, главную боль на сегодня.
Прут с клеймом на конце уже давно накален, и знак клейма горит ярко-красным в полутьме каземата. Палач подхватывает прут, поворачивает голову Хорта, прижимает к столбу и подносит ко лбу раскаленное железо...
Дикий крик взрывает тишину, разносится по коридорам, глуша все остальные звуки...
... Хорт приходит в себя от боли. Боль такая, что стон не удержать на устах. Лоб горит так страшно, что невозможно открыть глаза. Чувство, что тогда голова разорвется. К спине дотрагиваются чьи-то руки, принося взрыв боли, и сознание вновь плывет, а рядом раздается голос старого Тарка:
- Ой, дурак... что за дурак! Вот стоило оно того, стоило?! Сбегать за каким-то чуждым мальчишкой от своего господина?! Дурак, какой же ты дурак...
А на глаза Хорта наворачиваются слезы. Больно отчего то сейчас не от ран, а от этой незлобной ругани. Потому как нутром чувствуется жалость, а Хорт уж не позабыл что это такое... Его разве что мать когда-то жалела по далекому детству, до того как родной отец продал в рабы за долги...
Он тихо стонет, пока Тарк осторожно мажет его спину липкой мазью.
Как же больно...
Тарк, со вздохом, подымается на ноги, и, шаркая ногами, уходит прочь. Хорт впадает в какое-то странное состояние - сон-не-сон, явь-не-явь... и скрип дверей ему скорее чудится, как чудится и тихое поскуливание, и что-то холодное-мокрое, но приятное, тыкающееся в щеку...
- Уходи! Уходи отсюда! - слышится голос старого Тарка. - Только тебя не хватало! Еще и мне из-за тебя попадет!
О чем это он? Кому он это говорит? Хорт пытается открыть глаза, посмотреть, но проваливается во тьму.
*** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** *** ***
Господи, да что это? Да за что так?!
Я самозабвенно реву в своей комнате, накрывшись с головой одеялом-шкурой. Меня разрывает от жалости к Хорту. Бедный, как же его избили! Смотреть страшно - спина вся в ужасных кровавых рубцах, а на лбу... мама, за что?!
- Хватит! - холодный голос Гторхара раздается надо мной и одеяло отлетает прочь. Я, сглатывая слезы, сажусь, судорожно протирая лицо ладонями, а гном нависает рядом. - Что произошло? Кто тебя обидел?
- Ни...никто...
- Тогда какого ярта ты развел сырость?! - громыхает Гторхар. - Слезы для девок и младенцев, а не для мужчин. Прекрати немедленно реветь!
Мне очень хочется обрадовать гнома вестью, что я-то никоим образом не отношусь к мужчинам, но, к счастью, выговорить что-то сквозь упрямо текущие слезы, трудно до невозможности. Но и это презрительное "для девок" остро колет обидой и я с усилием заталкиваю слезы вглубь.
- Успокоился? - едко спрашивает Гторхар, когда я подымаю глаза. - А теперь будь добр объясниться. С чего сырость развел? По груди мамки соскучился?
- Нет! - вскидываюсь я от этих полных презренья слов.
- Тогда что случилось? - холодно спрашивает он.
- Я... это из-за Хорта... Его страшно избили! И у него на лбу... выжжен знак... Кто с ним это сделал? Это... это ужасно! Жестоко!
- Так это из-за Хорта, - протянул гном. - Жестоко, говоришь? Может, ему ноги надо было переломать?
Я неверяще смотрела на него, думая, что ослышалась.
