Чистый лист - Кузнецова Дарья Андреевна (читать книги полные TXT) 📗
— То есть ты их еще и сделал сам? — Я искоса глянула на него, после чего вернулась к модели. — Это же ювелирная работа… С ума сойти! Нет, у тебя точно и руки золотые, и терпения океан. Я бы, кажется, озверела на втором… шпангоуте. Это же вот эти поперечные колечки, я правильно поняла, да?
— Они самые.
— А гондолу ты станешь отдельно собирать?
— Нет, сразу, иначе трудно будет закрепить. Вот тут, внизу, видишь? Это киль. У настоящих дирижаблей через него происходит сообщение с гондолой, а в модели он служит несущей основой.
— А это какой-то строго определенный дирижабль или абстрактная модель?
— Серийный аппарат, который производится на нашей верфи. Модель, конечно, условная, в действительности каркас не деревянный, это алюминиевые фермы. Но в таком масштабе настолько детализировать каркас я, когда начинал собирать, поленился. Все равно же не видно внутри оболочки. — Он усмехнулся. — У меня есть одна детальная модель, чуть больше. Так вот, начиная эту, я к повторению подвига не был готов.
— Не показывай мне его, а то я лопну от восхищения, — с нервным смешком ответила Маю. — Там же проволочки, наверное, совсем паутинки!
— Не совсем, полмиллиметра. Я не алюминий брал, медь, чтобы паять можно было.
— Обалдеть… — подытожила, представив себе процесс. Под микроскопом паял, не иначе. — Нет, это же сколько терпения надо иметь?!
— Ты до сих пор не выставил эту шлюху?! — нарушил утреннюю идиллию знакомый голос.
— Что, опять?! — тихо вздохнула я, переводя взгляд на стоящую в проходе женщину.
— Здравствуй, Любица, — спокойно сказал Май. — Ты сегодня рано.
— Моя воля — ноги бы моей тут не было! — Она обвела брезгливым взглядом кабинет. — Но с тех пор, как ты убил отца, приходится, знаешь ли, переступать через себя.
Я аж задохнулась от возмущения, а Май на пару мгновений замешкался с ответом, но ничем больше не выдал своего состояния. То ли настолько отлично держал себя в руках, то ли… привык уже.
— Сколько тебе нужно? — ровно спросил он.
— Десять тысяч.
— Куда столько? — Похоже, сумма была настолько большой, что Недич, не удержав маски спокойствия, искренне изумился.
— Не твое дело. Я не спрашиваю, сколько ты на свою шлюху тратишь, — огрызнулась Любица и процедила себе под нос, нервно потроша сумочку и пытаясь что-то из нее достать: — Лучше бы ты один тогда сдох, никто бы и не заметил!
— Слушай, ну ты или больная, или просто офигела! — продышалась наконец я.
— Майя, не нужно… — устало начал Недич.
— Заткни свою подстилку! — одновременно с этим рявкнула женщина и обратилась уже ко мне: — Что, на семейное состояние облизываешься? Замуж за князя захотелось? За вот это ничтожество?!
— Тебя бы я придушила из чистого альтруизма, даже доплатила бы за такую возможность! — фыркнула я.
— Ах ты…
— Хватит! — вдруг рявкнул Май, громко хлопнув ладонью по столу, — мы обе аж подпрыгнули от неожиданности. И замолчали, конечно. А тезка заговорил — вроде бы ровно, спокойно, но уже каким-то… совсем другим, промораживающим насквозь, тоном. Имелся бы у меня хвост, я бы непременно его поджала. Все прочие демонстрации характера Мая, оказывается, были цветочками, а вот сейчас мы его, похоже, всерьез разозлили. — Любица, впредь подобные вопросы мы будем решать через Станкевича. Напиши ему, на что тебе нужна эта сумма, и я решу, смогу ли ее выделить. Можешь идти.
Похоже, сестра тоже не ожидала от брата такой вспышки, потому что послушно развернулась и вышла. Через несколько секунд хлопнула дверь. А Май, постояв еще пару мгновений, тяжело рухнул в кресло и, поставив локти на стол, обхватил голову ладонями.
М-да. Все-таки довели.
И вот чего я полезла с замечаниями и заступничеством? Можно подумать, он маленький и сам не справится. Нет же, влезла со своим сверхценным мнением, а ведь попросили помолчать…
Я несколько секунд стояла, ругая себя и скандальную гостью, и никак не могла определиться, что делать дальше. Вроде бы разумнее оставить мужчину в покое и дать спокойно собраться с мыслями. Но, с другой стороны, так поступать стыдно: я же виновата, получится, что набедокурила — и сбежала. А ты, мол, разбирайся сам, мужик же…
Наконец я решила, что пусть он лучше на меня рявкнет, авось полегчает, поэтому тихонько позвала:
— Май! Май… Прости меня, пожалуйста. Понимаю, не надо было лезть, но… ну вот такая я невыдержанная и взбалмошная. Прости, ладно? Я не хотела ничего портить… Май? — позвала, неуверенно коснулась его левого плеча ладонью. — Ты только не молчи. Ну поругайся на меня, полегчает! Я не обижусь, честно-честно, знаю, что виновата, и вообще в каждой бочке затычка…
Ответить тезка не ответил, но вдруг накрыл мою ладонь правой рукой, сжал — осторожно, но крепко. Я замолчала, не зная, что еще можно сказать и как толковать этот жест — не то как знак одобрения, не то как молчаливую просьбу наконец заткнуться.
Однако собраться с мыслями и нарушить тишину я не успела. Май отмер и перевел взгляд на меня. Усталый, больной, но — неожиданно спокойный.
— Не нужно извиняться, — глухо проговорил Недич. — Я даже благодарен тебе, боги знают, сколько бы это продолжалось в противном случае.
— Ты ведь сейчас не про деньги, да? — предположила я.
— Нет, я про эти… встречи и разговоры. Семьи нет, и глупо уверять себя в обратном, — ответил он, а потом резко поднялся и как будто с неохотой выпустил мою руку. — Поехали. Позавтракаем по дороге, ты не против?
— Только за! Пять минут, пойду оденусь, — заверила я и убежала к себе в комнату.
Пока петляли по городу, молчали. Май хмурился, глядя на дорогу и как будто забыв о моем присутствии. Сложно не догадаться, о чем думал мужчина. А я не спешила лезть в душу и теребить: по-прежнему чувствовала себя виноватой из-за некрасивой сцены. Да и за Любицу было очень стыдно, хотя я прекрасно знала, что уж на нее-то повлиять никак не могла. Вообще я умом понимала, что даже без моего участия разговор с такой сестрицей с гарантией и надолго испортил бы Недичу настроение, но все равно часть вины лежала на мне.
Оставалось только молча пялиться в окно, чем я и занималась. И виды города, а после — предместий под солидное урчание мотора потихоньку, исподволь успокаивали, выравнивали настроение. Через какое-то время я перестала прокручивать в мыслях неприятный утренний разговор и несостоявшиеся варианты его продолжения, а потом и вовсе сосредоточилась на живописных видах, выкинув из головы стервозную тетку.
Беряна раскинулась на холмах чуть в стороне от берега. Просто потому, что для большого города места внизу, у воды, не нашлось: полосу прибоя от крутых отвесных скал отделяла узкая линия берега, и все, что там удалось втиснуть, это торговые пристани и склады, помещения которых частью были вырублены прямо в камне. Раньше на побережье располагалась рыбацкая деревушка, порт и город связывал длинный крутой серпантин, потом построили вторую дорогу, пошире, а сотню лет назад в скале пробили первый туннель фуникулера. Сейчас вдоль побережья их работало шесть, и порт здорово разросся. Май обещал показать мне это место, хотя так и не понял, что там интересного, но все это откладывалось на тот неопределенный момент, когда я смогу без вреда для здоровья находиться среди людей.
Именно по причине неудобной для отдыха береговой линии Беряна так и не стала курортом. Зато в окрестностях столицы — в местах, где прибрежная полоса становилась шире и живописнее, — их выросло огромное множество. Вдоль берега в оба конца тянулась крохотная, почти игрушечная железнодорожная ветка, по которой раньше катались небольшие паровозики, а сейчас — вполне обыкновенные трамваи. Параллельно шла и широкая дорога, по ней мы сейчас ехали.
Кругом расстилались зеленеющие поля, виноградники, густые перелески. Тут и там белели отдельные домики, на расстоянии казавшиеся игрушечными, кое-где они собирались в крохотные поселения. Порой домики выбирались к дороге, и тогда образовывали деревушки покрупнее. «Сельская пастораль», — подсказала моя дырявая память. Почему-то с иронией.
