Мир Гаора (СИ) - Зубачева Татьяна Николаевна (книги полностью .TXT) 📗
- Заходи.
Он зашёл со всеми в камеру. Надо бы одежду просушить. Оделся-то он прямо на мокрое тело, и его уже начала бить дрожь, а сушиться... только движением. Место, где лежал маньяк, похоже, тоже считается очищенным, там как раз мальцы в чёт-нечёт дуются, так что если он рядом встанет...
- Рыжий, а сейчас ты чего?
- Одеж...ду... су...шу... - раздельно ответил он между отжиманиями.
- Надо же, удумал.
- А чо, мы в поле так же, прихватит дожжом в пахоту аль на покосе, ну и пока допашешь, то и просохнешь.
- Рыжий, ты ж не поселковый, отколь знаешь?
- В армии на марше сохнут, - ответил, отходя от стены, Гаор. - Бегом греемся, штыком бреемся.
Старое присловье выскочило само собой, он, только сказав, сообразил, что к бритью здесь отношение особое. Но спросили его о другом.
- А штык - это чего?
Что есть не видавшие слонов, Гаор мог поверить, но чтоб штыка не знали?! Он растерялся, и ответил за него Чалый.
- Ну, ты и чуня, Малец! Это нож такой у винтовки.
Дальше последовало абсолютно неуставное, но от этого не менее точное описание.
- А чуня это что? - рискнул спросить Гаор, вспомнив своё намерение учить язык.
- Нуу, - Чалый полез всей пятернёй к себе в затылок, взъерошив и без того спутанные волосы, - ну, поселковых так зовут, кто акромя хлева с полем и не знает ни хрена.
- Сам ты чуня, - обиделся Малец, - ты без них зимой проживи. В бахилах одних зябко, в раз ноги поморозишь.
Гаор кивнул, обрадованный таким поворотом разговора. И прозвище узнал, и что это обувь. Значит, бахилы и чуни. Зимой без них ноги поморозишь. Запомним. А ноги как раз растереть надо, а то находился по мокрому. Он сел на нары и стал растирать ступни.
- Ну, так как, Рыжий? - негромко спросил его Седой, - может, хватит темнить?
Гаор удивлённо вскинул на него глаза. Седой улыбался, но глаза его были серьёзны и даже настороженны.
- Так как ты на тот суд попал?
Гаор сообразил, что Седой может посчитать его за осведомителя или ещё кого из того же ведомства, а это грозило вполне серьёзными неприятностями. Но и полностью раскрываться тоже не хотелось. Стукачей нигде не любят, а журналистов... ему с разным приходилось сталкиваться, и часто выручала ветеранская форма, а здесь...
- Судебное заседание было открытым, - осторожно ответил он. - Любой мог зайти.
- Вот так шёл и зашёл?
Гаор кивнул.
- И всё так запомнил?
Здесь он мог ответить честно.
- У меня память хорошая. Да и такое услышишь, так не забудешь.
- Допустим. А про тихушника откуда узнал?
- Пока слушал, догадался.
- И больше тебе нечем заняться было, как в суде сидеть и слушать?
...Про суд ему сказал Жук. Что будут судить маньяка, о котором уже писали и шумели все газеты, и обещал провести по своей адвокатской карточке как помощника. Он кинулся к Кервину, взял, на всякий случай, карточку разового поручения от газеты и еле успел забежать домой переодеться в штатское, здраво рассудив, что в помощника-ветерана никто не поверит. Он успел, проблем на входе не возникло. Зал был почти пуст, хотя процесс не имел грифа закрытости. Потом он заметил нескольких мужчин в неприметных костюмах и с незапоминающейся внешностью, и в то же время очень схожих между собой. "Как, скажи, штампуют их", - шепнул он Жуку. Тот кивнул, будто склонился к бумагам. Журналистов не было. Он уже покрутился по разным местам, и многих знал в лицо. Пойманный маньяк - сенсация! И ни одного журналюги. Это была третья странность. И невнятица в выяснении обстоятельств поимки. Получалось, что маньяка долго прикрывали, а потом прикрывать перестали, и тот сразу вляпался, попался на горячем, потому что... потому что был уверен в безнаказанности. И произошло это... когда в число его жертв попали чистокровные, и убитых мальчиков стало больше, чем девочек. Но всё это он сообразил потом, а тогда только сидел рядом с Жуком, задыхаясь от бешенства. И писал так же...
- Так тебе это интересно было? - насмешливо спросил Седой.
Гаор вздохнул. Темнить действительно не имеет смысла.
- Нет, конечно, у меня было поручение. От газеты.
Седой удивлённо негромко присвистнул.
- Однако, новость. С тобой, Рыжий, не соскучишься. Так кто ты, Рыжий?
И тут он сорвался.
- Раб, обращённый раб, вот я кто!
Он сразу пожалел о своей вспышке, но тут к решётке подошёл надзиратель и указал на него дубинкой. Гаор слез с нар и пошёл к решётке.
Надзиратель выпустил его и погнал по коридору к выходу. Опять лестницы, тамбуры, коридоры. Когда его водили к врачу, он от вспыхнувшей вдруг дикой сумасшедшей надежды как-то даже не замечал, что вокруг так же проводят навстречу и на обгон по одному и группами рабов, а сейчас обратил внимание и опять подумал про конвейер, какая это огромная машина - рабство. И как мало он знал об этом, и не думал, и читать не приходилось. И это то самое - все знают, и никто не говорит.
Опять тамбур, где он разделся, бросив одежду у стены в ряду таких же кучек.
- Заводи.
- Вперёд.
Гаор перешагнул порог и оказался в большом безоконном зале, наполненном людьми, голыми, в форме, штатском и белых халатах, тут же катались столики на колёсах с бумагами, раздавались какие-то звонки, мешались команды и разговоры. Конвейер работал на полную мощность.
- Встань сюда.
Это уже ему.
- Этих куда?
- Третья категория на утилизацию.
- Все четверо?
- Да, оформляй.
Утилизация? Кого-то... четверых на утилизацию. Третья категория, что это?
- Ну-ка, что тут у нас?
Молодой, видно только-только аттестовали, румяный гладко выбритый лейтенант с зелёными петлицами, посвистывая, оглядывает его.
- Обращённый?
- Да, - Гаор успел добавить, - господин, - до того как лейтенантский кулак коснулся его губ.
- Статья?
Его ответ вызвал уже знакомое удивление.
- Что-что? Эй, кто взял справочник?
- Возьми, зануда!
По воздуху перелетает и шлёпается прямо в руки лейтенанта пухлая затрёпанная книжка. Лейтенант быстро пролистывает её, находит нужное место и удивлённо свистит.
- Покажи клеймо.
Гаор осторожно одной рукой - оставив другую предусмотрительно за спиной, чтобы не схлопотать новой оплеухи - приподнял волосы надо лбом.
- Так я, значит, зануда?! А ну, вы, знатоки, кто из вас пять лучей видел?
Гаора сразу окружила целая толпа. Чужие руки крутили и ощупывали его. Зажав волосы надо лбом, ему смотрели клеймо. Дёргая, проверяли номер на ошейнике.
- И что здесь? - прозвучал начальственный голос.
Гаора сразу отпустили, и он невольно вместе с этими лейтенантами встал по стойке "смирно".
- Пять лучей, капитан.
- Вот как? Интересно.
Капитан был немолод и обстоятелен. Снова осмотр клейма и номера на ошейнике.
- Где его карта? А вы продолжайте, - толпа рассеялась. - Ну, давайте, лейтенант.
- По здоровью первая категория, капитан.
- Проверим.
Снова его ощупывают, трогают шрамы.
- Что это у тебя?
- Осколочное, господин.
- Воевал?
- Да, господин.
- В карте отмечено? Посмотрите, лейтенант.
- Так точно, капитан.
- Ну что ж, а это?
- Пулевое, господин.
Как бы не сбиться, не назвать капитана по-другому, как он понимает, другое обращение ему не положено, пока, во всяком случае, он угадывает.
- Все свои отметины знаешь, ну-ну. - Капитан отступил на шаг. - Упал, отжался. Десять раз.
Гаор молча качнулся вперёд, выполняя приказ. А здорово, что он успел разогреться в камере. И вчера, и сегодня. Как скажи, угадал.
- Хорошо, встань. Руки за голову. Полный оборот корпусом.
Проверяют суставы - сообразил Гаор. Ладно, как там говорил Чалый, могём? Могём.
