Дракон должен умереть. Книга III (СИ) - Лейпек Дин (книги .TXT) 📗
— Моя королева, — осторожно начал Бертрам.
Она остановилась и посмотрела на него.
— А вы не думали, — осторожно продолжил Бертрам, — что лорд Теннесси находится слишком близко к вам?
Королева замерла.
— Ты тоже находишься близко ко мне, — возразила она, но голос звучал неуверенно.
— Не настолько близко, — неожиданно мягко сказал Бертрам.
Королева молчала. Отвернулась и отошла к окну. Постояла там, барабаня пальцами по подоконнику. Потом обернулась — и Бертраму снова показалось, что она очень устала.
— Я услышала, тебя, Бертрам, — сказала королева наконец, тихо и невыразительно. — Я подумаю.
***
Генри задержался в Рокроте на неделю. Ровно столько потребовалось ему, чтобы привести в порядок свое колено — и свои мысли. Потому что они, безусловно, успели порядком перемешаться, и ему нужно было время, чтобы расставить все по своим местам. Впрочем, как оказалось, у некоторых вещей не было своего места в привычной ему картине мира.
Он забыл, как велика была разница между Джоан на расстоянии — даже расстоянии вытянутой руки, — и Джо рядом. Он забыл, как это было удивительно и невозможно, когда она полностью доверялась ему, когда она переставала что-либо скрывать. Он забыл, как она умела принадлежать вся в одном простом движении — и как страшно было обладать ею, пусть даже на короткое мгновение. Он забыл, что вообще категории обладания, доверия, понимания, ответственности и честности приобретали с ней совсем другое значение.
И при этом она уехала, не сказав ему и двух слов. Он не хотел думать о том, что ошибся, что переступил границу, которую теперь нельзя было переступать. Потому что тогда картина мира съеживалась до необычайно малых размеров, и застревала тугим сгустком в солнечном сплетении — и Генри не нравилось это. Он не хотел всю оставшуюся жизнь давиться воспоминаниями о Джоан.
Генри приехал в Риверейн днем и сразу пошел в королевский кабинет. Весь последний день пути ему мучительно хотелось избавиться наконец от этого сгустка тоски, который так мешал внутри, и Генри надеялся, что, когда он увидит Джоан, ему сразу станет легче.
Погода за неделю не переменилась — в раскрытые окна кабинета светило яркое солнце, ветер шуршал свитками на столе. Королевы там не было. Генри сел в одно из кресел. Пятно солнца медленно ползло по полу, подбираясь к его ногам, заползло на колени и разлеглось там, обдавая теплом. Генри прикрыл глаза и начал задремывать, когда сзади раздались шаги. Он заглянул за спинку кресла, не желая вставать и сгонять солнце с колен.
В кабинет вошел Уорсингтон. Увидев Генри, он хмуро кивнул.
— Уорсингтон, — Генри кивнул в ответ, — а вы не знаете, где королева?
— В ратуше. У нее совещание с городским советом.
Генри немного удивился. До сих пор, если королеве что-то нужно было от городского совета — и даже если совету что-либо требовалось от королевы, — то совещание проходило здесь, в ее кабинете.
— Сказать по правде, — хмуро продолжил министр, — я искал тебя, Генри. У меня к тебе поручение от королевы.
У Генри появилось нехорошее предчувствие. Солнце жгло колени.
— Она издала указ, согласно которому все лорды, возглавляющие области, должны лично осуществлять управление на местах и в силу этого освобождаются от всякой службы при дворе. Как ты понимаешь, — добавил Уорсингтон как будто виновато, — это в полной мере относится и к тебе.
Солнце спряталось за пробегающим облаком, и коленям сразу стало холодно.
— Это и есть ее поручение ко мне? —спросил Генри вежливо и спокойно.
— Нет. То есть, не совсем. Она просила, чтобы ты уехал как можно скорее. По возможности — сразу, как окажешься здесь.
Генри только кивнул. Облако ушло, солнце снова пригрелось на коленях, налетевший ветер смахнул несколько свитков на пол. Генри встал, поднял их, положил обратно на стол и повернулся к Уорсингтону.
— Всего хорошего тогда, — сказал он вежливо и тихо, и тут же вышел.
***
Сначала Генри думал, что прямо сейчас возьмет и уедет. Но через полсотни шагов оцепенение, в которое он впал после слов Уорсингтона, сменилось раздражением. Он подумал: «Что за бред? Указ указом — но почему я должен уезжать прямо сейчас?» Еще через полсотни шагов Генри начал злиться. Потому что то, что она делала, было подло. Не жестоко, не глупо, а именно подло. Если ей что-то не нравилось, она могла об этом сказать. Если она не хотела больше его видеть — она могла ему об этом сообщить лично. И не прогонять его вот так, исподтишка, как будто она боялась встретиться с ним. Может быть, она действительно боялась. Но Генри вдруг понял, что его это совершенно не волнует.
На площади перед ратушей было пусто, налетавший ветер вздымал пыль. Королева, очевидно, все еще была там. Генри подошел к фонтану, сел на край, вытянул ноги и скрестил руки на груди. Он мог и подождать.
Спустя бессчетное количество пыльных вихрей из-за дверей ратуши послышались голоса, и на улицу вышла дюжина человек, среди них и королева. Она продолжала что-то говорить, повернувшись к своему собеседнику, и потому не сразу заметила Генри, хотя его одинокую фигуру посреди пустой площади сложно было пропустить.
А потом Джоан увидела его, замолчала на полуслове и остановилась. Ее спутники с любопытством посмотрели на Генри. Он легко поднялся, не расцепляя скрещенных на груди рук, и подошел к королеве. Близко. Куда ближе, чем позволял этикет. Несмотря на ее высокий рост — и каблуки — он все равно нависал над ней, и ей пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Ее лицо было холодным и собранным.
— Так, — сказала она тихо и отчетливо, и стоявшие рядом сразу напряглись.
— Да, — подтвердил Генри так же тихо. — Так.
— Что ты здесь делаешь?
— Жду тебя.
— Уорсингтон не нашел тебя?
— Нашел.
— Тогда что ты здесь делаешь? — повторила она, и в голосе прорвалось легкое раздражение.
— Он ничего не говорил насчет того, что я не могу тебя увидеть, — голос Генри был очень вежливым и очень спокойным. — Уорсингтон что-то перепутал?
Она отвернулась и посмотрела в сторону, слегка закусив губу.
— Нет, — сказала она наконец как можно ровнее, снова встречаясь с ним взглядом. — Он ничего не перепутал.
Они холодно смотрели друг на друга, а члены городского совета с интересом наблюдали за ними.
— Ты что-то хотел мне сказать? — спросила она, и в голосе снова прозвучало раздражение.
— Хотел, — согласился Генри все так же спокойно. И, наклонившись к ней еще чуть ближе, тихо спросил: — Что ты творишь, Джо?
Ее глаза вспыхнули на мгновение, и она сделала глубокий вдох, прежде чем ответить.
— Я поступаю так, как считаю нужным.
— Ты поступаешь неправильно.
Ее глаза стали совсем желтыми, и она сказала, быстро, жестко и так тихо, что у стоявших рядом не было шансов ее расслышать:
— А ты серьезно считаешь, что, поцеловав меня, ты теперь имеешь право говорить мне, что правильно, а что нет?
На этот раз Генри потребовалось усилие, чтобы контролировать свой голос.
— Я считаю, что всегда имею право говорить тебе, что думаю.
— Ошибаешься, — возразила она жестко, — ты вообще не имеешь права говорить со мной, если я этого не позволю. Отойди на пять шагов, Генри, и прекрати эту сцену.
— И не подумаю.
Она снова глубоко вздохнула и прикрыла глаза.
— Исчезни.
— Нет, — тихо сказал Генри и добавил. — Я уеду. Но не потому, что этого хочешь ты. Я уеду потому, что у меня нет никакого желания дальше терпеть твои лицемерие, трусость и подлость.
Она молчала.
Было очень тихо. Так тихо, что Генри слышал...
...как пыль шелестит, взметаемая ветром...
...как песчинки трутся друг о друга, и новые грани, отражая солнечный свет...
«Не надо», — подумал он, всеми силами стараясь прекратить это, вернуть реальность, сохранить ее целой и нерушимой. Он смотрел в глаза Джоан и видел там весь мир, растворившийся в ярко-желтом сиянии.