Осколки небес (СИ) - Колдарева Анастасия (онлайн книга без TXT) 📗
Ну уж дудки! Гнев был выстраданным, вынянченным и чугунное уныние, гнущее к земле, сейчас как никогда имело право на существование!
— Я в двух шагах от преисподней, вот что стряслось, — буркнул Андрей, поднявшись с кровати. Поднял с пола опустевшую сумку и начал запихивать в нее разбросанные вещи.
— Несколько дней назад ты в нее даже не верил.
— И был вполне счастлив!
— Правда?
Андрей насупился.
— Я понимаю, — сочувственно кивнул Азариил. — Но безгрешные души не наследуют ад. Люди сами обрекают себя на него.
— И чем же я заслужил? Чем? Жил как все, а может, и лучше: не убивал, не воровал, — Андрей задохнулся от захлестнувшей его детской обиды.
— Блуд, гордыня, чревоугодие, — ангел принялся загибать пальцы, — жестокосердие, безбожие, бесстыдство, сребролюбие, лжесвидетельство, презрение и отсутствие милосердия к ближним своим, празднословие…
— Замолчи.
— Не убеждает?
— Нет! Все так живут.
— Вот-вот, и ни тени смирения.
— Какого смирения?! — взвыл Андрей. — Тебя послушать, так рай у вас исключительно для дремучих церковных старух да целомудренных монашек.
— Ты хочешь в рай? — уточнил Азариил.
— А пустят?
Ангел устремил серьезный взгляд в потолок:
— Блажен, кто верует.
Андрей расценил его слова как издевку и досадливо фыркнул.
— Господь пришедый не праведныя призвати, но грешныя в покаяние, помилует, ущедрит и простит их, — веско добавил Азариил.
В покаяние?..
Получасом раньше необходимость копаться в грязном белье собственной души, перетряхивая исподнее и вывешивая его на чье-либо обозрение, вызвала бы бурю возмущения. Ошибки совершают все, да и поступают порой наперекор совести — многие. И если потом бывает стыдно, то всегда найдется дюжина самооправданий. Но ошибками можно оправдать что угодно, от неудачной женитьбы и до убийства: ну, вспылил, был не прав, вешаться теперь, что ли? Крест всю жизнь тащить?.. Ошибка — это несерьезно, это так: мимоходом, играючи кому-нибудь навредить — и, виновато улыбнувшись, удалиться. А грех — тяжелый камень, влекущий ко дну.
И Андрей вдруг с невероятной ясностью осознал, откуда подчас берется в нем это тошнотворное омерзение, эта нестерпимая неприязнь к самому себе. Присутствие ангела немыслимым образом превращало ошибки в грехи.
Вот и сейчас сделалось тяжело, невыносимо.
— Мне, как Варе, начать распевать псалмы? — зло осведомился Андрей, обороняясь. — Или раздать имущество бездомным и удалиться в пустыню?
— А ты хоть раз нищим подавал?
— Пьянчугам и бомжам на чекушку? Это, по-твоему, доброе дело? Лезут отовсюду с протянутой рукой — а на самих пахать можно! Или мамаши настрогают детей, а потом ноют: мол, подайте Христа ради на пеленки! А чем она думала, когда столько рожала? Кто ее выводок содержать должен? Я? Или муж, который тут же, в соседней подземке разухабисто наяривает на баяне? Где-то, наверное, есть и вправду заслуживающие помощи, но как их найти среди лжецов и лицемеров?
— То есть милосердие непременно требует справку о недееспособности?
— Я считаю: надо честно. Кто заслуживает, тот и получает.
— О заслугах поговорим отдельно? — предложил Азариил терпеливо. — Рожденный в богатой семье талантливый мальчик, живущий на всем готовом, высокомерный, корыстный, своенравный, тщеславный, а часто и грубый. Он выносит вердикт людям, полагая свои дарования и успехи более приемлемыми в обществе, чем, скажем, многодетность. Он берет на себя смелость судить, руководствуясь лишь беглым взглядом на человека и предубеждениями…
— Помогать нужно, кто бы спорил, — недовольно перебил Андрей. — Но я не собираюсь потворствовать пьянству и разгильдяйству!
— Ты и не смог бы. Не бери на себя лишнего.
— Не понял.
— Ты мнишь, будто ответственен за дальнейшую участь подаяния, и в этом главное заблуждение. Чужие судьбы не в твоей власти.
— Но если алкоголик клянчит на бутылку, дающий волей-неволей толкает его к могиле!
— Вовсе нет. Несчастный сам к ней движется, поскольку сам распоряжается полученным. Ты никогда не отличишь истинно нуждающегося от обманщика, потому заповедано давать всякому просящему: в этом проявляется твое милосердие, любовь и терпение к людям.
— Ладно, я понял, — проворчал Андрей. — Как только, так сразу.
— Оскорбляешь Господа одолжениями, а потом удивляешься, за что тебя в преисподнюю.
— А ты зудишь о подаянии, а сам ни копейки денег не взял! — возмущенно закричал Андрей, вспомнив наконец, отчего завелся. — Просил же по-человечески, в подробностях разжевал, где лежат и сколько надо!
Вздрогнув от столь несдержанного натиска, Азариил съежился и устремил на Андрея полный недоумения взгляд.
— Разве деньги так уж страшно важны?
Нет, он точно издевался.
— А на что мы, по-твоему, жить будем? На подножный корм перейдем? Или тоже на паперти встанем?
— Бог пошлет…
— Бог нас уже послал! — Андрей швырнул сумку на кровать. Руки дрожали.
Азариил помолчал, внимательно вглядываясь в его лицо, и произнес:
— Я вижу ад в твоих глазах.
Андрей дернулся, словно от пощечины.
— Это потому что я не вижу рая в твоих.
— Пойдем со мной, — ангел поднялся с кровати.
— Куда?
— Покажу тебе кое-что.
— Рай? — насмешливо.
Азариил взглянул на него в упор и ничего не ответил.
Сквер был неухоженным, густо заросшим молодой порослью деревьев. Никто здесь не прореживал осины и не выкорчевывал корявые остовы засохших кленов. Под ногами хрустел свежий снег. Худо-бедно светили фонари.
— Холодно-то как, — пробормотал Андрей, обхватив себя руками. С губ срывались облачка пара.
— Вот он, — Азариил кивком указал вперед, на дорожку.
Андрей двинулся за ним, щедро загребая ботинками снег и подмороженные листья. От пронзительных ледяных запахов закружилась голова.
Навстречу медленно двигалась понурая фигура в теплом, наглухо застегнутом пальто. На голове вязаная шапка, в покрасневшей от холода ладони бумажная папка, а лицо — покойницкое, желтое и иссохшее.
— Виктор Геннадьевич Обухов, торговец недвижимостью, пятьдесят два года, — сказал Азариил. — У него рак поджелудочной железы. Он хороший человек, мягкий, отзывчивый. Но болезнь подточила его. Врачи ошиблись в диагнозе, а потом и вовсе отказались лечить, отправили домой умирать. В выписке из медицинской карты причиной смерти укажут сердечный приступ. Он оставил работу и превратился в обузу для жены и детей, которым был нужен лишь в качестве источника дохода. Он один из тех нуждающихся, от которых ты при встрече брезгливо отворачиваешься, — Азариил, сощурившись, вглядывался в бредущего навстречу человека, словно считывая с него его жизнь. — А сегодня покинул дом в последний раз, чтобы покончить с собой. Не собирается ждать, пока убьет болезнь. Не может смириться с отвращением родных.
— Смертный грех, однако, — с сомнением произнес Андрей. — Может, объяснишь, что мы здесь делаем?
— Ты сам сказал: смертный грех. Спасаем душу.
— Не понял.
Мужчина тем временем остановился. Азариил подошел к нему и что-то быстро шепнул на ухо. Мужчина вздрогнул.
— Он что, не может нас видеть? — с сомнением спросил Андрей, приблизился и провел ладонью перед лицом обреченного. Ангел продолжал смотреть на человека, его обветренные губы беззвучно шевелились. Минуты потекли одна за другой. Позабыв о холоде и своей недавней злости, Андрей наблюдал за движением сухих, потрескавшихся губ в быстро тающем облачке пара от теплого дыхания. Ветер не утихал ни на секунду, путаясь в черных взъерошенных волосах ангела. С неба сыпалась снежная крупа, заставляя щуриться и прикрывать глаза ладонью.
— Вот теперь все, — проговорил Азариил как-то устало и отступил на полшага.
Андрей не отводил от него зачарованного взгляда. Только что на его глазах свершилось чудо, второе за истекшие сутки. И если варино воскрешение ещё можно было объяснить необходимостью защиты от демонов, то помощь безвестному риелтору казалась бессмысленной.
