Исповедь Зеленого Пламени - Мазова Наталия Михайловна (бесплатная библиотека электронных книг TXT) 📗
— Теперь поняла? — спрашивает Шинно.
— Прикочевали, значит, — произношу я оторопело. — Учуяли. И что теперь?
— По крайней мере, Верховный Экзорцист и они, в любом случае, не окажутся на одной стороне. Значит, вероятнее всего, у бланкиан и Кангры найдутся общие интересы.
— Ты хочешь сказать…
— Именно это и хочу. Другого безопасного места я на сто лиг вокруг не знаю. Ищите да обрящете.
Я испуганно меряю взглядом ширину реки.
— То есть я должна плыть на тот берег?
— Ах да, тебе же, как всем Огненным, положено плавать только топором на дно… Ну вот подходящее бревнышко — не тяжелое, опять же сучки есть, держаться удобно. Течение здесь слабое, так что переправишься без проблем. Только поторопись — когда солдаты увидят тебя на воде, я не посмею приказать им не стрелять.
Подхватываю бревнышко — оно действительно совсем легкое — и иду к воде, но вдруг оборачиваюсь в испуге:
— Откуда ты знаешь, что я… Огненная?!
Улыбка сбегает с его лица.
— Обрати внимание, я назвал тебе истинное Имя, не спросив твоего, — и одними губами, словно целуя: — Улыбнись, сражайся, умри!
Я резко поворачиваюсь к нему спиной и, вздрагивая от холода, вхожу в воду, опираюсь грудью на бревнышко… В платье плыть неудобно, но Шинно абсолютно прав — некогда. Некогда даже оглянуться еще раз.
Елки зеленые, я же еще в лагере Верховного Экзорциста обратила внимание, что кольцо на его руке почему-то надето камнем внутрь!
Шинно Росальве диа Родакаср, Лисенок мутамнийских кровей, капитан арбалетчиков…
Солнце бьет мне в глаза. Слабое течение аккуратно сносит меня к кангранским шатрам.
От судорожного хватания за бревно свело руки. В попытках выбраться на кангранский берег я совершенно изнемогла — никак не получалось уцепиться рукой за корни, торчащие из подмытого обрыва, и не выпустить при этом свое плавсредство. Раз я даже с головой окунулась, испугавшись больше, чем лицом к лицу с Ле Жеанно.
Но все рано или поздно кончается. Мокрая, с ног до головы в песке, я уже карабкаюсь вверх по склону, поднимаю голову над краем обрыва…
У самого края со спокойствием Будды сидит старуха кангранка в голубых шароварах и коричневой шерстяной рубахе. В руках ее тяжелое копье с перекладинкой, и его наконечник находится в опасной близости от меня — достаточно легкого толчка, чтобы я полетела назад в Сорну.
— Убери копье, — выговариваю я задыхаясь. — Пусти на берег.
— Вай-буй, какой невоспитанный романдский девушка! — бабка каким-то образом всплескивает руками, не выпустив при этом копья. — Нет бы сказать старой Хеведи — доброе утро, бабушка, как твое здоровье и здоровье твоей уважаемой семьи? Вот как бы поступил приличный кангранский девушка.
Три молодых кангранки, развешивающие на жердях выстиранную одежду, одновременно поворачивают головы на эти слова, смотрят на меня секунды три и возвращаются к работе.
— Бабуля, — говорю я, начиная раздражаться, — у меня нет времени на ваши кангранские церемонии. Здесь Герхард Диаль-ри?
— Какой такой Герхард? Знать ничего не знаю. Еще не хватало всякий беглый еретик пускать в свой шатер! — копье приближается ко мне еще на сантиметр. — Честный девушка положено дома сидеть, приданое себе вышивать, а не вылезать из реки, как водяной ведьма!
Мозг мой лихорадочно работает. Неужели и вправду не здесь? Да нет, такие люди, как Шинно, не ошибаются, да и логика на его стороне…
И тут среди развешанного тряпья мне бросается в глаза рубашка из тонкого полотна, с широкими рукавами и большим воротником. Совершенно очевидно, что это не кангранская вещь. Отсюда я различаю даже вышивку на уголках воротника — хорошо знакомые мне бледно-зеленые листья клевера.
— Ай и врешь же ты, бабка! — я уже не считаю нужным скрывать раздражение. — Врешь и не краснеешь! А чья там рубашка сушится на жердях? Приютили еретика и белье ему стираете… да убери ты свою орясину!
На бабкином лице нет и следа смущения, кажется, все происходящее доставляет ей массу удовольствия.
— С вами, романдцами, дело иметь — легче ежика живьем съесть! Не знает Кангрань никакой ваш ересь! Мы люди простой, честный, молимся, как нас пророки учили, Джезу Кристу и супруге его Мариль. А романдцам Джезу и Мариль сына своего в короли дали, и где теперь дети его детей? Потому и пришел к вам Зверь, что отвергли вы власть от бога, а Что не от бога, то от шайтана! А еще вы, богохульники, вино из винограда пьете, хотя сказал Джезу — не вкушу от плода лозы, доколе не настанет царствие Божие!
Нет, какова ситуация? Я, вымотанная до предела, еле держусь на обрыве, на романдском берегу в любой момент могут появиться арбалетчики, а это старое пугало с копьем еще пытается здесь устраивать теологические диспуты!
— Циркулярный пила хочу, — говорю я устало. До чего же все-таки заразителен этот ломаный язык — привяжется, потом не отлипнет! — Хоть знаешь, что это такое?
Бабка чешет в затылке.
— Кангрань Хеведи мудрый женщина, не зря пятьдесят лет на свете живет — много умный слова романдский знает! Чиркулярный пила, это от слова «чирк-чирк».
— Вот-вот, — подтверждаю я с готовностью. — Хочу чирк-чирк старую Хеведи на много-много маленьких кусочков. А если ты сейчас же не пустишь меня на берег, с той стороны набежит тысяча с половиной арбалетчиков, и тогда нам всем будет шалалай.
— Арбалетчики — это плохо, — произносит бабка задумчиво. Копье в ее руке на секунду утрачивает твердость, и я таки выкарабкиваюсь на берег.
— Теперь давай говори, где вы прячете Герхарда. А то ведь сама найду — хуже будет.
— А с чего это я должна тебе говорить? Почем я знаю, может, ты его хочешь ножиком зарезать.
— Я Ирма диа Алиманд, — у меня все сильнее создается впечатление, что эти штучки старой Хеведи — не более чем игра, имеющая целью каким-то образом меня проверить. — Надеюсь, этого достаточно? Или тебе еще рекомендательное письмо от Верховного Экзорциста предъявить? Так ты все равно по-романдски читать не умеешь.
Имя это произвело на бабку прямо-таки магическое действие — копье полетело прочь, а лицо затопила медовая сладость.
— Так что ж ты раньше молчал, глупый романдский девушка? — восклицает она с типично восточным оживлением. — Нет бы сразу сказать — так и так, я святая Ирма, три ночи шла, не пила, не ела, все с любимым увидеться хотела!
— Хеведи, — отвечаю я ей в тон, — будь я глупая девушка, я бы тебе за такие речи все космы повыдергала. Но я девушка умная и знаю, что сумма длин языка и косы у женщины является величиной постоянной. Поэтому я лучше помолюсь святой Мариль, чтобы она вынула из волос шпильку и пронзила ею твой нечестивый язык — может, тогда он будет меньше молоть чушь.
Во время этого моего монолога бабуля только языком прищелкивает от восхищения. Нет, я просто тащусь с этих кангранцев!
— Там он, твой еретик, в оранжевом шатре, — наконец произносит она. — Спит еще. Вчера выпил у старой Хеведи весь жбанчик яблочной стоялки, кангранский воин от столького питья до своего шатра не доползет, а у этого хеаля ни в одном глазу!
Я вскакиваю на ноги и мчусь к указанному шатру. В спину мне летит голос Хеведи:
— На что он тебе сдался, молодой да красивой? Вот тот, что на том берегу тебя провожал, — вай-буй, что за воин! А этот чародей только притворяется, а самому, поди, уж лет за сто…
— Точнее, тысяча двести с чем-то, — отвечаю я, обернувшись. — Он ведь на самом деле хеаль — по-нашему это называется Нездешний, — и вхожу в шатер, совершенно не беспокоясь о том, в каком состоянии оставляю Хеведи.
В просторном шатре полумрак. Хозяин лежит у стенки на войлочной подстилке, на нем такая же рубашка из коричневой шерсти, что и на кангранках. Глаза закрыты, я не вижу их, но облик — снова его собственный, хорошо знакомый всем, кто хоть раз бывал на балу в Башне Теней… Я опускаюсь на колени рядом с ним. Тонкий луч, прошедший сквозь дырочку в плотно натянутой ткани, ложится на его темные волосы и словно перечеркивает их седой прядью… Красив — как и положено Нездешнему, а я сейчас похожа черт знает на что — мокрая, грязная, в драной одежде…
