Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ) - "Вансайрес" (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации TXT) 📗
Хайнэ зашевелился, глаза его жутковато и болезненно сверкнули, воспалённые и потрескавшиеся губы искривились.
— Нет!!! — закричал он, с трудом приподнявшись на подушках.
Верховная Жрица вздрогнула.
Вторая ошибка за этот вечер. Или третья?
Всё как будто валилось из рук, все планы рассыпались, привычное чутьё изменило ей.
— Да, — проговорила она с холодной яростью. — Ты всё равно не сможешь ничего изменить. Тебе вообще не следовало рождаться.
Развернувшись, Даран вышла из комнаты, не оглядываясь, и в коридоре столкнулась с мальчишкой, чьи волосы ярко сверкнули в царившей вокруг полутьме.
«Тот самый, которого привела Ниси», — сразу же догадалась она.
И почему-то быстро и гулко, как будто от страха, заколотилось сердце.
Мальчишка смотрел на неё снизу вверх, но смотрел прямо, и взгляд у него был чуть прищуренный и холодный, совсем не детский.
Впрочем, возможно, она опять ошиблась в своей оценке, неправильно поняла тёмный блеск багряно-алых, как осенние листья, глаз.
Сегодня всё было неправильно.
«Полнолуние, разгул стихийных сил», — вспомнились Даран собственные слова.
И обступившие со всех сторон тени.
Глава 5
Ближе к полуночи Хайнэ почувствовал, что температура начинает спадать. Измученный страхом и неизвестностью даже больше, чем лихорадкой, он откинул промокшие покрывала, и попытался подняться на ноги.
Никто ничего не сказал ему прямо, но тени — тени лекаря, жрицы, родителей и слуг, заходивших в комнату, чтобы раскурить новые благовония и поменять светильники — шептались над его кроватью, и из обрывков их разговоров Хайнэ выловил жуткие слова: красная лихорадка.
Эти слова сказали ему гораздо больше, чем предполагали те, кто их произносил.
И пусть сведения, почёрпнутые из любовных романов, не обладали большой достоверностью, они внушали куда больше ужаса, чем мог бы вызвать обстоятельный рассказ лекаря.
Хайнэ открывал глаза, видел пятна на своих руках и вспоминал уродца Касари из книги — бесполого горбатого карлика, перенёсшего в детстве такую же болезнь и вынужденного всю жизнь ходить обмотанным бинтами, чтобы окружающие не пугались вида его гниющей кожи.
Хайнэ закрывал глаза, проваливаясь в жаркую тьму, и ему чудился костёр на площади в Нижнем Городе, и чудилось, что это он стоит, привязанный к столбу, и кричит от невыносимой боли.
Смерть, которой его пыталась напугать Верховная Жрица, казалась в этой ситуации не самым худшим вариантом.
Впрочем, сейчас её тень, порой подступавшая близко-близко, казалось, отступила.
Хайнэ сполз с кровати и заковылял к дверям.
Идти было больно и тяжело: к ногам как будто подвесили свинцовые гири. Кожа на внутренней стороне бёдер и сгибах локтей — участки, покрытые пятнами — горела и саднила, как от ожогов.
Но, по крайней мере, в коридоре стало легче дышать — там невыносимо душный аромат благовоний ощущался не так сильно.
Постояв какое-то время на месте, Хайнэ развернулся и пополз в библиотеку, цепляясь рукой за стену. Никому из домочадцев нельзя было находиться возле кровати тяжелобольного, пока не закончен ритуал изгнания злых духов, но книга могла бы отвлечь от жутких мыслей, помочь скоротать время до рассвета.
Переступив через порог, Хайнэ вздрогнул и замер на месте, вцепившись в стену: слабое пламя свечи, мерцавшее возле стопки книг на столе, выхватило из темноты бледное, меланхоличное лицо отца.
Хайнэ не ожидал его увидеть, хотя, казалось бы, должен был: библиотека была в большей степени комнатой Райко, чем его спальня или любой другой из залов. В первый момент мальчика вдруг пронзило отчаянное желание броситься к отцу, вцепиться в него, умолять посидеть с ним в комнате до утра, закричать: «Спаси меня, спаси!»
Они никогда не были близки, хотя и похожи (в чем именно — Хайнэ не знал, но внутреннее чутьё подсказывало ему, что это так), но сейчас на какое-то мгновение показалось, что разделяющая их преграда может быть снесена, что на пороге смерти или жизни, которая немногим лучше смерти, всё остальное перестанет иметь значение.
И, возможно, так бы и случилось, но что-то всё-таки удержало Хайнэ от безудержного порыва, от искреннего признания в своих страхах и мольбы о помощи, а в следующую минуту он понял, что уже не сможет на это решиться, нет.
— Тебе лучше? — спросил отец ничего не выражающим голосом.
— Да, — пробормотал Хайнэ.
— Хорошо. — Отец смотрел куда-то сквозь него. — А, может быть, и ничего хорошего. Кто знает, какой исход был бы для тебя лучшим. Хотя, пожалуй, я в какой-то степени даже рад за тебя, что всё случилось именно так. Говорят, эта болезнь отнимает мужскую силу и возможность продолжить род, ну так это даже к лучшему. Я бы хотел, чтобы в своё время такое произошло со мной. Тогда бы у меня не было никакой жены и никаких детей, я бы остался в столице и писал книги. Ты можешь поступить сейчас точно так же. Ты счастливый. Я тебе завидую.
Отец чуть вздохнул и, подперев локтём голову, принялся скользить бездумным взглядом по полкам с книгами.
Свеча догорела, истекая последними каплями воска на богато разукрашенные переплёты книг, и библиотека погрузилась в темноту.
— Правда, мать всё равно собирается увезти тебя обратно в Арне, якобы это чем-то поможет, — задумчиво добавил отец. — Но тут уж я не помощник. Я права голоса не имею.
Хайнэ постоял какое-то время на пороге, придавленный этими словами, как каменной плитой, а потом развернулся и пошёл обратно.
Иннин поедет во дворец и станет жрицей, а он поедет обратно в Арне и, если выживет, станет уродливым калекой.
«Смирись, — прозвучал в голове жёсткий голос Верховной Жрицы. — Это — божественная справедливость!»
«Ты счастливый», — как будто насмехаясь, заявил отец.
Хайнэ задрожал и схватился руками за голову.
Изнутри поднималась волна злости, протеста, ненависти против всего сущего.
Почему, почему, почему он?!
Почему только вчера он был во дворце, ему подарили птицу…
«А где же Энике?!» — молнией вспыхнуло в голове.
Хайнэ схватился за эту мысль, как утопающий — за соломинку и, позабыв о боли в ногах, бросился разыскивать коху. Он смутно помнил, что слуги унесли птицу из его комнаты, вот только куда?..
Наконец, распахнув двери в один из залов, Хайнэ обнаружил клетку, вот только она была пуста. Он подошёл ближе, не веря своим глазам.
Дверца была распахнута настежь, коху, очевидно, улетела. Свёртка с семенами божественного дерева, который Хайнэ, уезжая из дворца, положил на дно клетки, а потом позабыл переложить в другое место, тоже нигде не было. По всей видимости, его просто выкинули, не разобравшись.
Губы у Хайнэ задрожали.
«Как же так? Как же так? — подумал он, комкая рукава. — Почему у меня ничего не осталось, почему у меня отобрали всё?..»
И что-то словно разорвалось внутри от этой мысли, как будто в грудь по самую рукоять вонзили кинжал, и его лезвие пробило преграду, доселе сдерживавшую самые сильные эмоции — отчаяние, страх, ненависть, боль.
Хайнэ снова развернулся, пошёл куда-то как в бреду, почти не разбирая дороги.
Посередине коридора он остановился.
Может быть, пойти к кому-то, попросить о помощи? Отца? О да, отец подберёт для него хорошие слова утешения. Иннин?
Запрокинув голову, Хайнэ зашёлся в приступе беззвучного, злого смеха.
Иннин сейчас, должно быть, очень счастлива! О, как она счастлива, как предвкушает, что совсем скоро попадёт во дворец, её мечта исполнена, сама Верховная Жрица приехала за ней!
Хайнэ снова вспомнил слова, которые ему сказала сестра матери, и на мгновение замер, а потом лицо его исказила гримаса ненависти.
— Ну уж нет, — яростно прошептал он в темноту. — Ни за что! Никогда! Пусть, если уедет, мучается угрызениями совести, пусть страдает, я сделаю для этого всё. Если надо, я притащусь умирать к ней во дворец, чтобы она увидела мой гниющий труп, и это воспоминание осталось с ней до конца жизни! Пусть видит его в кошмарных снах, как я теперь вижу… вижу…
