Механические птицы не поют (СИ) - Баюн София (прочитать книгу .TXT) 📗
Позже он узнал, что девушку звали странным именем Василика, и она была подавальщицей в пабе. Как и большинство девушек, продающих фрукты в портах по утрам, чтобы завлечь в свои заведения постояльцев и посетителей.
Но в тот день Уолтер понял, что ничего не случается просто так.
В тот же вечер он отдал какому-то портовому нищему свое пальто, за бесценок продал саквояж, сжег шейный платок в камине и купил себе эту самую шинель и гитару.
Неважно, кем он был в той, прошлой жизни. Главное, что и в этой, и в прошлой жизни он виртуозно играл. И сейчас был просто Уолтер, музыкант в пабе «У Мадлен».
И хотел им и оставаться.
А если он хотел оставаться просто музыкантом Уолтером, «У Мадлен» нужно было быть через пятнадцать минут, потому что Хенрик, хозяин заведения и бармен, просил его вчера самому открыть бар и постоять за стойкой пару часов. Уолтер не возражал. Он прекрасно варил кофе и заваривал чай, а большего от него по утрам редко требовали. С вечера он специально не стал пить, чтобы сейчас быть в состоянии работать и улыбаться посетителям.
Василика уже была на месте, и принимала заказы на завтрак от нескольких проснувшихся постояльцев.
— Уолтер! Ты вовремя, эти чудесные господа заказали у меня целый галлон кофе! — она поставила поднос на пустой стол и помахала ему рукой.
— Неужели кого-то не бодрит твой щебет по утрам, милая? — улыбнулся он, снимая очки.
Василика звонко чмокнула его в щеку и проскользнула на кухню. Уолтер, вздохнув, встал за стойку и включил небольшую печку под медным подносом, полным песка.
Он помнил женщину, научившую его так варить кофе. Ее звали Атаро. Она служила в доме его отца, единственная горничная вместо кружевных наколок носившая на голове яркий, красно-желтый тюрбан со своей родины. У нее была кожа цвета горького шоколада, самые белые глаза и зубы из всех, что он когда-либо видел, и самых громкий смех. Она говорила, что варить кофе — колдовство. Что, если не разбудить живущих в порошке духов, можно просто вылить чашку на пол.
Уолтер улыбался, ставя в нагретый песок большие медные джезвы.
Здесь тоже любили кофе. И умели ценить разбуженных духов.
— Уолтер, твою мать, я что, еще с вечера не протрезвела или я правда вижу твою сияющую рожу за этой стойкой с утра? — прохрипела высокая, черноволосая женщина, садясь за стойку.
— Моя обожаемая Зэла, твой голос подобен пению райской птицы в ветвях цветущего персика рано утром, когда… — с радостью включился он в их обычную игру.
— Ох, заткнись, ради всего святого, Уолтер, у меня от твоего меда слипаются уши, — мрачно сказала она.
— Как пожелает прекраснейшая фрау!
Зэла была бортовым механиком. Она часто нанималась на суда и отправлялась в многомесячные плавания, но всегда возвращалась и останавливалась именно в пабе «У Мадлен». И после каждого плавания по полгода занималась обслуживанием кораблей на верфях, не выходя в море, и страшно ругалась, поминая качку, ледяной ветер, раскаленные моторы, погнутые шестеренки, порванные ремни и сальные шуточки матросов.
А потом снова срывалась в плавание.
Уолтера, высокого, субтильного, вечно растрепанного русоволосого музыканта с аристократическим прошлым, она сразу невзлюбила. Он, не задумываясь, подыграл ей, и она верила, что перед ней велеречивый, высокопарный и изнеженный мальчишка до тех пор, пока мальчишка не выпил при ней бутылку виски и не подрался с двумя матросами, уделявшими Василике слишком пристальное внимание.
То есть до вечера того же дня, как они познакомились.
Впрочем, Уолтер с удовольствием продолжал строить из себя трепетного юношу, превратив ошибку Зэлы в ежедневную беззлобную игру.
— Возьми, полегчает. Я капнул тебе в виски кофе, — подмигнул Уолтер, подвигая к ней высокий бокал.
— Спасибо. Не такой уж ты и мерзкий все-таки, но как увижу твою лощеную мордашку, так и хочется сломать твой породистый носик в трех местах, — проворчала Зэла, которая привыкла общаться с моряками, а не с более благодарными собеседниками.
С этой ее особенностью Уолтер вполне смирился.
— Слыхал, Полуночница вчера этого… попечителя… как там его звали… герра, мать его, Хагана… пришила, в общем. Вместе с его женой.
— Герра Хагана? Второго владельца «Механических пташек»? — брезгливо скривился Уолтер.
— Его самого, старого козла, туда ему и дорога. Все так убиваются, как же, благотворительность, попечитель каких-то сиротских приютов, поит бездомных котят сливочками. А сам выпускает этих… — с ненавистью выдохнула Зэла.
Уолтер молчал, разливая кофе по чашкам. Герр Хаган заявлял, что делает доброе дело, создавая механических кукол для работы в борделях. Половина из девушек в желтых шарфах, снующих по пирсу, имела металлический каркас вместо скелета и масло вместо крови. Уолтер знал только две сферы, где было разрешено изготавливать таких кукол, каждая из которых лицензировалась и проходила ежегодную сертификацию.
Это была сфера удовольствий и сфера ритуальных услуг.
Ненависть Зэлы вызывала первая. А именно то, что многие из кукол герра Хагана, бывшего не только совладельцем фирмы, но и художником, имели облик несовершеннолетних девочек. Уолтеру тоже претила сама мысль о подобном, но он утешал себя тем, что тем, кто испытывает такие чувства, лучше удовлетворять их с бездушными «пташками», а не с живыми людьми. Если уж они по какой-то причине до сих пор не болтаются в петле.
Зэла подобных утешений не находила.
— Интересно, кому это он так насолил, что для него наняли Полуночницу. Удовольствие-то не из дешевых.
— Понятия не имею, только я бы ему сбор организовала на компенсацию расходов. Ну-ка, подлей мне еще кофе.
— А откуда они вообще знают, что это Полуночница? Они вообще-то работают без свидетелей, — усомнился Уолтер, наливая кофе в новую чашку.
— Девочка видела. Дочка Хагана. Говорит, черная тень, представилась Мальчиком-С-Фонарем.
— Ну тогда Полуночники не имеют никакого отношения к этому убийству. Разве ты не знаешь — Полуночница или не попалась бы на глаза ребенку или просто тихо придушила бы свидетеля.
— Полуночницы, наверное, разные бывают. Не знаю я, Уолтер. Надеюсь только, что на улицах станет поменьше девочек в желтых шарфах. Каждый раз смотришь — будто гимназистка идет, и все у него тоненькие, маленькие, в синих платьях… А как обернется… а, пошло оно все.
Зэла залпом выпила обжигающий кофе и собиралась с размаха поставить кружку на стойку. Уолтер успел подставить под кружку ладонь и улыбнулся Зэле:
— Милая, ты перебила половину нашей посуды. Нельзя ли меньше экспрессии?
— Зануда, — беззлобно буркнула она, все же ставя чашку рядом с его рукой.
Аккуратно, не издав ни звука.
— Уолтер, нам нужен еще чай! За третий и за пятый столик, там твои соотечественники, они говорят, что здесь никто не умеет прилично заваривать!
Василика села рядом с Зэлой, поставив на стойку пустой поднос.
Уолтер улыбнулся. Женщины смотрелись вместе забавно. Зэла была черноволосой, с обветренным красно-медным лицом, высокими скулами и раскосыми глазами, отличающими коренных жителей Континента. А Василика — бледная, веснушчатая рыжеволосая простушка, моложе Зэлы лет на десять. Рядом они напоминали осеннюю белку и угольную кошку.
Уолтер как-то видел такого зверя, крупнее льва в полтора раза, с черной, смолянисто поблескивающей шерстью.
— Мои соотечественники очень любят говорить, что чай, который они пьют где-то, кроме Альбиона, вовсе не чай, а помои, которыми они постеснялись бы пачкать свой фарфор, — Уолтер выдвинул один из ящиков под стойкой и достал оттуда мешочек из небеленого полотна. — Но каково было бы их удивление, если бы они узнали, что тот чай, что везут клиперы из колоний, на самом деле — пыль, которую нельзя заваривать без горьких цитрусовых корок? Есть всего четыре клипера, которые возят на Альбион настоящий чай. И все они ходят только в Гунхэго.
Он надел толстые стеганые перчатки и снял со второй печки большой медный чайник. Ополоснул кипятком два фарфоровых чайника и вылил воду прямо на пол. Она быстро ушла сквозь доски.
