Левая Рука Бога - Хофман Пол (читать полные книги онлайн бесплатно txt) 📗
— Прости, Кейл, — сказал он, запихивая в рот остатки еды, и, поспешно вскочив, убрал свой поднос.
Кейл сел и осмотрел свой ужин: что-то напоминающее сосиску (но не сосиска), покрытое жидкой подливкой, в которой плавали кусочки неопознанных корнеплодов, утративших цвет от бесконечно долгой варки и превратившихся в бледно-желтое комковатое пюре. Сбоку стояла миска с кашей, холодной, застывшей и серой, как недельной давности слякоть. Как бы Кейл ни умирал от голода, в первый момент он не мог заставить себя начать есть. Кто-то втиснулся на лавку рядом. Кейл, даже не взглянув в ту сторону, принялся за еду. Только по едва заметному подергиванию в уголке рта можно было догадаться, какой она была гадостью.
Мальчик, усевшийся возле него, заговорил, но так тихо, что слышать его мог только Кейл. Глупо быть пойманным за разговором во время еды.
— Я кое-что нашел, — сказал мальчик. Даже притом что голос его был едва слышен, в нем явно чувствовалось возбуждение.
— Повезло тебе, — безразлично ответил Кейл.
— Кое-что удивительное.
На этот раз Кейл вообще никак не прореагировал, сосредоточившись на том, чтобы не подавиться кашей. Мальчик помолчал.
— Это еда. Еда, которую можно есть.
Кейл лишь чуть-чуть приподнял голову, но его сосед уже знал, что одержал победу.
— Почему я должен тебе верить?
— Со мной был Смутный Генри. Встречаемся в семь у Повешенного Искупителя.
С этими словами мальчик встал и ушел. Кейл поднял голову, и на его лице появилось тоскливое выражение, настолько отличавшееся от обычной бесстрастной маски, что сидевшие напротив мальчики уставились на него в изумлении.
— Ты это больше не будешь? — спросил один из них, чьи глаза светились такой надеждой, будто в вонючей сосиске и восковой каше таилось удовольствия больше, чем он мог даже осознать.
Кейл, не ответив и не взглянув на мальчика, снова принялся за еду, заставляя себя глотать и подавляя тошноту.
Покончив с ужином, Кейл отнес деревянный поднос в чисториум, поскоблил его в тазу с песком и поставил на верх стопки. При выходе, под зорким взглядом Искупителя, сидевшего в огромном кресле на возвышении, откуда он мог обозревать всю трапезную, Кейл опустился на колени перед статуей Повешенного Искупителя, трижды ударил себя в грудь и пробормотал: «Я есть грех. Я есть грех. Я есть грех», — ни в малейшей мере не вникая в то, что значат эти слова.
Снаружи было темно, уже опустился вечерний туман. Это хорошо: легче будет незамеченным проскользнуть от амвона в кусты, которые росли позади гигантской статуи.
К тому времени как он добрался до места, Кейл мог видеть перед собой не более чем на пятнадцать футов. Он спустился с амвона на гравиевую дорожку перед статуей.
Это была самая большая из всех священных виселиц в Святилище, а их там были сотни, некоторые — не более нескольких дюймов, прибитые к стенам, установленные в нишах, украшающие урны со святым прахом в конце каждого коридора и над всеми дверьми. К ним так привыкли, их так часто поминали, что смысл образа давно утратил какое бы то ни было значение. В сущности, никто, кроме свежачков, их и не замечал и не помнил, что они изображали. А были это скульптурки человека, свисающего с перекладины на веревке, петлей затянутой вокруг шеи, — тело испещрено ранами от пыток, коим его подвергли перед казнью, переломанные ноги болтаются, вывернутые под странным углом. Священные фигурки Повешенного Искупителя, сделанные при основании Святилища тысячу лет назад, были грубыми и тяготели к примитивному реализму: несмотря на недостаток мастерства резчиков, в глазах был виден ужас, язык вываливался изо рта, тело изображалось изломанным и скорчившимся. Словно бы резчик хотел сказать: он умер ужасной смертью. Но с годами статуи становились более искусными, хотя вместе с тем и слащавыми. Гигантская статуя с огромной виселицей, толстой веревкой и висящей на ней длинной, футов в пятнадцать фигурой была сооружена всего тридцать лет назад: раны на спине были изображены рельефно, но аккуратно и без крови. Ноги человека не казались переломанными, скорее, создавалось впечатление, будто они сведены судорогами. Но самым странным было выражение лица: вместо мук удушения на нем была мина какого-то благостного удивления, словно в горле у повешенного застряла маленькая косточка и он пытался освободиться от нее деликатным покашливанием.
Правда, той ночью, в тумане и кромешной тьме, единственным, что мог разглядеть Кейл, были огромные ступни Искупителя, выплывавшие из белого тумана. От этого странного зрелища Кейл почувствовал себя неуютно. Осторожно, чтобы не шуметь, он скользнул в кусты, которые должны были скрыть его от любого, кто проходил бы мимо.
— Кейл?
— Да.
Мальчик из трапезной — его звали Кляйст — и Смутный Генри вынырнули из кустов прямо перед Кейлом.
— Ну, Генри, берегись, если риск того не стоит, — прошептал Кейл.
— Стоит, Кейл, обещаю.
Кляйст жестом велел Кейлу следовать за ним в кусты, росшие под самой стеной. Здесь было еще темнее, и Кейл задержался, чтобы глаза привыкли к уже полной темноте. Двое остальных ждали. Постепенно в стене проступила дверь.
Едва ли само по себе наличие двери можно считать таким уж волнующим событием, но при обилии дверных проемов дверей в Святилище было очень мало.
Во время Великой Реформации, случившейся двести лет назад, более половины Искупителей были сожжены на костре за ересь. Опасаясь, что эти вероотступники могли оказать пагубное влияние и на своих подопечных, победившая фракция Искупителей всем мальчикам для надежности перерезала горла. Набрав после этого свежачков, Искупители произвели немало перемен, и одна из них заключалась в том, что они сняли все двери в местах, доступных для мальчиков.
В конце концов, зачем нужны двери там, где обитают грешники? Двери скрывают. Двери — одно из дьявольских порождений, сочли они: за ними можно спрятаться, за ними таятся секреты и замышляются дурные дела. Теперь, когда они это осознали, сама мысль о дверях заставляла Искупителей дрожать от гнева и страха. Самого дьявола стали изображать не только как зверя с рогом, но почти так же часто — в виде прямоугольника с замком. Разумеется, анафема, наложенная на двери, не касалась самих Искупителей: одно только наличие дверей в их рабочих кабинетах и спальных кельях было знаком их искупления. Праведность Искупителя измерялась количеством ключей, которые ему было дозволено носить на цепи, обернутой вокруг пояса. Звенеть ими на ходу означало показывать, что ты уже призван Небом.
Вот почему находка доселе неизвестной двери была событием из ряда вон выходящим.
Теперь, когда глаза Кейла окончательно привыкли к темноте, он разглядел рядом с дверью кучку отколупанной штукатурки и штабель крошащихся кирпичей.
— Я обнаружил ее, когда прятался от Четника, — сказал Смутный Генри. — Штукатурка вон там, в углу, отваливалась, и я, пока ждал, отковырял кусок. Она легко крошилась, потому что отсырела. Мне понадобилось всего полминуты.
Кейл протянул руку к краю двери и осторожно толкнул. Потом еще и еще.
— Она заперта.
Кляйст и Смутный Генри улыбнулись. Сунув руку в карман, Кляйст протянул Кейлу нечто, чего тот никогда не видел в руках мальчика, — ключ. Ключ был длинный, толстый и изъеденный ржавчиной. Теперь все три пары глаз сверкали от возбуждения. Кляйст вставил ключ в замочную скважину и стал поворачивать, кряхтя от усилия. Спустя некоторое время — щелк! — ключ повернулся.
— Пришлось три дня копаться в грязи, чтобы расчистить ее, — сказал Смутный Генри с нескрываемой гордостью.
— А где вы достали ключ? — спросил Кейл.
Кляйст и Смутный Генри были в восторге от того, что Кейл снизошел до разговора с ними, — словно бы им удалось поднять мертвого из гроба или пройти по воде.
— Расскажу, когда войдем внутрь. Пошли. — Кляйст прижался плечом к двери, остальные сделали то же самое. — Сильно не толкайте, петли могут быть в плохом состоянии. Нам нельзя шуметь. Считаю до трех. — Он сделал паузу. — Готовы? Раз, два, три.
