Вошь на гребешке (СИ) - Демченко Оксана Б. (электронные книги бесплатно .txt) 📗
Пропитанный кровью снег тяжелел, набухал тьмою. Коростой мертвящего льда он покрывал ноги великана сперва по колено, а затем, по мере развития боя, поднимался все выше, до пояса. Когда поражение делалось неминуемым, туповатый великан последним движением обращал лицо к небу, прощаясь с зенитным светом и веря, что серебряная лань спасена, ведь он отдал жизнь, значит, внес высшую плату...
Стоило отвести взгляд или моргнуть, как картина принималась повторять немудреную историю заново, и Белёк смотрел с восторгом, примечая детали и отмахиваясь от гадких слов приятельницы. Тогда еще - не подруги, нет. С Черной все не просто, надо сперва заслужить право разговаривать с ней, затем удостоиться чести стать тем, кого слушают. Бэл, тогда еще Белёк, знал: иной раз хозяйка замка не добивалась подобного, наказывала ученицу - и наказание проходило впустую, не добавляя внимания. Тогда Тэра тяжело вздыхала, смущенно поджимала губы и приглашала Черну в каминный зал. Двери закрывались, и никому во всем замке не было ведомо, что творилось, когда хозяйка и ученица оставались наедине.
- Он жертвует собой во имя света, - обиженно возразил Белек, не оборачиваясь и не моргая, хотя усталые глаза слезились. Он желал всей душою увидеть еще раз последний удар рудного клинка. - Смотри, как он бестрепетно принимает удел воина.
- Безголовые от рождения и он, и этот... мастер, - зевнула Черна и намеренно громко щелкнула зубами. - Пошли, что за интерес пялиться на гадость.
- Что тебе не по сердцу? - вскинулся Белек, в запале резко отвернулся от картины, нащупывая бесполезную в ссорах с Черной двухзвенную палку.
- Ого, эк рявкнул! Буги в лесу хвосты, небось, поподжимали... Не люблю оружие, - снова скривилась упрямая. Улыбнулась, враз меняя тон и настроение. - Но ты молодец, огрызаешься. А палку брось, рановато тебе хвататься за эту штуку, ушибешься. Сядь там. Хозяйке не убудет чести, если ты разок отдохнешь в её кресле. Я вижу, оно тебе милее мазни малодушного слабака. Живую рамку вынудили виться вокруг гадости. Прям тошно глянуть.
- Почему ты смеешься над великаном? - отдышавшись и немного уняв обиду, уточнил Белек, старясь не думать, как его накажет хозяйка за посягательство на кресло.
- Он не великан, а переросток.
Сидеть на бархатистом плетении наппы было куда приятнее, чем мечталось и представлялось. Травянистые многослойные подушки пружинили, чуть-чуть грелись от соприкосновения с телом. Носу чудился дивных запах утренней свежести, особенное зрение прорицателя обретало полную остроту, позволяло видеть внятно лишь то, что стало объектом внимания. Прочее делалось блеклым, размытым. Непокой в душе стихал, собственный недавний крик казался недостойным ученика славной Тэры Арианы.
Черна с маху шлепнулась на пол, скрестила ноги и подмигнула хитро, весело. Почесала затылок, подгоняя мысли и помогая им выстроиться поровнее.
- Настоящий воин не имеет права помереть, не исполнив дело. Этот придурок махал клинком и думал, как он дивно смотрится со стороны и как о нем сложат песнь или там - картинку намалюют. А должен был двигать дело, доверенное ему. Он ведь по природе - анг, так?
- Так.
- Для анга служение не подвиг, а смысл жизни. Он слабак и желал прославиться, а должен был наплевать на себя. Ну, не знаю... сбежать с поля боя, что бы ни подумали о нем зрители...Со стены замка смотрели, наверное, многие, иначе бы и легенды не сложили, так?
- Может и так.
- Должен был сбежать, даже осмеянный и непонятый. Найти толкового болотника(74), хотя эти лентяи, вроде, зимой спят и от боевых дел век за веком отлынивают. Еще должен был тряхнуть кого поумнее из западных замков: почему из безобидных складок ближних к нам миров вдруг поперли исподники? Кто обязан держать границы? По мозгам надавать изменникам, они ж отродясь о верности знают только одно: цену её. Ну, дальше что... - Черна нахмурилась, широкие брови сошлись у переносицы. - Дальше как получится. Крепко знаю одно: помереть великан имеет право не ранее, чем это сделается неинтересно для легенды. Потому что спасенные не бывают памятливы, они ж вне опасности. Стоил бы он твоего внимания, был бы он настоящим великаном - он бы, пожалуй, подох в болотине или надорвался где в горах, никому не заметный на фоне огней праздника победы.
- Тогда почему Тэра повесила в главном зале картину с этим... слабаком? - спросил запутавшийся Белек, не решаясь снова защищать могучего, плечистого великана. - Она поумнее тебя.
- Поумнее, чего ж спорить, есть такое дело. Не знаю! Чтобы видеть, чем история отличается от настоящей жизни, - пожала плечами Черна. - Чтобы угодить мастеру, вдруг он Тэре приятель? Ну, или еще есть сто причин, откуда бы мне угадать верную, я не вальз ни на ноготь!
Черна вскочила прыжком, притомившись сидеть без движения. Хохотнула, подпрыгнула второй раз, выше. Неразличимым глазу движением отняла у приятеля двухзвенную палку, обиженно звякнувшую разок перед тем, как оказаться заткнутой за пояс. Черна уже подавала Бельку освободившуюся от оружия руку.
- Идем. Дался тебе этот слабак! Он совсем не похож на тебя, разве волосы одного тона. Но ты лучше, ты думаешь о других, а он подыхает раз за разом, никого не спасая и никому не даруя надежду. Это его и убивает, понимаешь? Не число врагов, а собственная пустая душа.
- Значит, по-твоему, он не герой?
- Он? Нет, точно, - серьезно заверила Черна, не глянув на картину. - Герой бы выжил. И пер на себе тяжесть дальше, сколько надо и через "не могу". Тащить непосильное куда труднее, чем красиво сдохнуть, понимаешь?
- Не совсем...
Разговор, эхо которого угасло много лет назад, напрочь стерся из памяти - и вдруг выплыл, проявился. Вернее, пригодился повзрослевшему Бэлу, первому ученику Тэры Арианы, честно умирающему на поле боя. Было так спокойно и просто закрыть глаза и уйти, исполнив должное, разочаровавшись в людях и даже отчаявшись. Сил нет, света нет, понимания происходящего тоже нет... Умереть теперь удобно и даже здорово, так можно переложить дела на чужие плечи и не думать, велика ли тяжесть и дотащат ли её до цели Светл и прочие. Возможно, Тэра - а вдруг да уцелеет - однажды заказала бы знакомому мастеру новую картинку: старший ученик красиво истекает кровью на осенней траве, исполнив малый долг.
Свет души уже совсем непрочно соединен со стынущим телом. Питающие душу корни подсыхают, хрустят и по волоконцу рвутся. Но совсем мелкие, тончайшие, еще держат израненное сознание у края небытия. Смешно и грустно вдруг понять, что оказалось важным в последний миг, что помогает цепляться и не сползать в пропасть смерти.
Он набирал по весне лазоревые цветки, похожие на искру улыбки во взоре молодого неба. Он крался по ночному двору, вздрагивая от всякого шороха, чтобы успеть подсунуть цветы под подушку первой ученицы замка, пока та обходит стены Файена и проверяет, не задремали ли дозорные. Весна коварна, в ней чудится одоление тьмы и самой смерти, однако же, ночи длинны и мрак перед рассветом особенно густ, он хрустит серым ломким инеем, принимая самые разные следы... Корешок воспоминания натянулся, зазвенел и - не лопнул, живой и упругий.
Рядом вцепился в край другой корешок, такой же малый. Близ разлапистого дерева, в глухой чаще, озерко осколком неба лежало в оправе из корней. Маленький Белёк всякий день бегал и крошил хлеб старой рыбине, слепой, вялой, доживающей последний год. Зачем? Кто знает, если ответа не было и тогда... Но лес принимал бесполезное дело с пониманием, никогда не перегораживал тропку злыми корнями, не путал ноги травой, выпускающей режущие кромки. Что пользы миру от старой рыбины, ожидавшей свой хлеб привычно и неблагодарно?
Два ничтожных корня полнились ознобной болью, скрипели и едва держали. Третий не желал крепиться в рыхлом песке умирающей памяти. Приходилось спешить и бросать в почву все, даже самое сокровенное и старательно забытое - почти постыдное.
